— Погасите свет, — шепнула Кетрин, — поднимите штору и гляньте, что там снаружи.
— Хорошо.
Щелчок выключателя, по-видимому, успокоил воинственного соседа.
Алан отодвинул чемодан Кетрин и поднял штору.
Поезд мчался сквозь будто вымерший мир, вокруг была тьма, лишь на пурпурном горизонте лучи прожектора, переплетаясь, двигались то вправо, то влево, согласованно, как танцоры. Стук колес заглушал жужжание летавших где-то бомбардировщиков.
— Как вы думаете, они нападут на поезд?
— Не знаю.
Стесняющее и одновременно волнующее чувство интимности овладело Аланом Кемпбеллом. Их головы тесно прижались к окну, две сигареты отразились в стекле красными точечками, дернулись вверх-вниз и снова погасли. Он успел мельком увидеть лицо Кетрин.
Внезапно они заговорили шепотом.
— Герцогиня Кливлендская…
— Лорд Вильям Рассел…
Поезд набирал скорость.
В три часа мягкого, как бархат, теплого дня лучшего в Шотландии времени года Кетрин и Алан Кемпбелл медленно поднимались в гору по единственной улице Дануна.
Поезд, прибывавший по расписанию в Глазго в половине седьмого утра, пришел только около часу дня. К тому времени они уже чувствовали зверский голод, но пообедать им так и не удалось.
Приветливый носильщик, говоривший на жаргоне, который Кемпбеллы понимали с трудом, сообщил им, что поезд на Гурок уходит через пять минут. Они втиснулись в вагон и, голодные, отправились дальше.
Для Алана было немалым потрясением, проснувшись после неудобного сна на вагонном сиденье, увидеть дремлющую на его плече миловидную девушку. Однако, поразмыслив, он решил, что ситуация, скорее, приятная. Приключение неожиданно взволновало его начинающую черстветь душу. Нет лучшего способа прогнать неловкость, чем провести с девушкой ночь под одной крышей. Выглянув в окно, Алан был немного разочарован тем, что пейзаж ничем не отличался от английского: не было ни гранитных утесов, ни тучных нив, а он так искал какого-нибудь предлога, чтобы вспомнить Бернса.
Молодые люди умылись и переоделись, продолжая спорить через дверь, перекрикивая шум текущей воды, о финансовой политике герцога Денби в 1679 году. По дороге в Гурок им еще удавалось скрывать свой голод, но, узнав, что на нижней палубе пароходика с закопченной трубой, переправлявшего их в Данун, можно пообедать, они жадно набросились на шотландский бараний суп и жаркое.
Данун с его белыми, серыми и коричневыми крышами лежал на берегу серо-стального озера, окаймленного лиловым холмом. Он был похож на более удачный вариант одного из тех халтурных пейзажей Шотландии, которые можно увидеть во многих квартирах, разве что там, как правило, изображен еще и олень.
— Теперь я понимаю, откуда берется вся эта мазня, — заметил Алан. — Плохой художник просто не может устоять перед Шотландией. Всего и дела — мазнуть лиловым и желтым, а потом для контраста пририсовать воду.
Кетрин заявила, что он говорит ерунду. Кроме того, когда пароход остановился, стукнувшись бортом о причал, она заметила, что сойдет с ума, если Алан не прекратит немедленно насвистывать «Лох Ломонд».
Они оставили чемоданы на причале и вошли в пустынную контору на другой стороне улицы — узнать, нельзя ли нанять машину до Шайра.
— Шайра? — переспросил клерк с унылым лицом и хорошим английским произношением. — Начинает становиться популярным. — Он бросил на них странный взгляд, но Алан понял это только много позже. — Сегодня туда отправляется еще один клиент. Если не возражаете разделить с ним машину, обойдется дешевле.
— Плевать на расходы! — это были первые слова Алана в Дануне, и упоминания они заслуживают лишь потому, что от их звука чуть не сорвались со стен плакаты. — Не будем, однако, невежами. Он что — тоже Кемпбелл?
— Нет, — ответил клерк, заглянув в блокнот, — его зовут мистер Сван. Чарльз Э. Сван. Он был здесь минут пять назад.
— Никогда о нем не слыхал. — Алан посмотрел на Кетрин. — Это, случайно, не наследник?
— Чушь! — отрезала Кетрин. — Наследник — доктор Колин Кемпбелл, брат Энгуса.
Клерк бросил на них еще более странный взгляд.
— Да. Мы вчера перевозили его — очень решительный джентльмен. Так как, сэр, поедете вместе с мистером Сваном или наймете отдельную машину?
Вмешалась Кетрин:
— Разумеется, мы поедем вместе, если он не будет возражать. Что за разговор! Так сорить деньгами! Когда он едет?
— В половине четвертого. Возвращайтесь сюда через полчаса, он уже будет ждать вас. До свидания, мадам, до свидания, сэр! Благодарю вас.
Они беззаботно прогуливались под мягким солнцем, разглядывая витрины. Магазины торговали в основном сувенирами, и в глазах рябило от национальных костюмов в крупную шотландскую клетку. Были и клетчатые галстуки, клетчатые пледы, переплетенные в клетчатую ткань книги, чайные сервизы в клетку, одетые в клетчатые платья куклы и разрисованные в клетку пепельницы, как правило, в цвета Стюартов — самые яркие.
Аланом овладел азарт покупок, перед которым не устоит ни один путешественник. Кетрин пыталась удерживать его, пока сама не увидела магазинчик, В витрине которого были выставлены щиты с гербами шотландских кланов (Кемпбеллы из Аргайла, Гордоны, Мак-Леоды, Мак-Интоши, Мак-Квины). Щиты, которые можно повесить на стене.
— Чудесно, — не выдержала она. — Давайте зайдем. Колокольчик в дверях звякнул, но его никто не
услышал из-за шума у стойки. За прилавком стояла, сложив крест-накрест руки, невысокая женщина с суровым лицом, а перед ней молодой человек лет тридцати с загорелой дубленой кожей, в сдвинутой на затылок мягкой шляпе. Перед ним кучей лежали клетчатые галстуки всевозможных расцветок.
— Очень красивы, — вежливо говорил он. — Но не то, что мне нужно. Я хочу галстук цветов клана Мак-Пуфферов. Понятно? Мак-Пуффер. М-а-к П-у-ф-ф-е-р. Можете показать мне их цвета?
— Нет Мак-Пуфферов, — отвечала продавщица.
— Послушайте, — Настаивал молодой человек, опираясь локтями о прилавок и размахивая костлявым указательным пальцем перед носом женщины. — Я канадец, но в моих жилах течет шотландская кровь, и я этим горжусь. Когда я был мальчишкой, отец всегда говорил мне: «Чарли, если когда-нибудь попадешь в Шотландию и будешь в Аргайлшире, разыщи клан Мак-Пуфферов. Я много раз слышал от своего дедушки, что мы родом из Мак-Пуфферов».
— Могу только сказать, что клана Мак-Пуфферов не существует.
— Но ведь их так много! — доказывал молодой человек. — Почему не быть и клану Мак-Пуфферов? Столько кланов, почему не может быть и клана Мак-Пуфферов?
— Может-то может, но такого нет.
На лице молодого человека появились такая растерянность и уныние, что продавщица сжалилась.
— Как ваша фамилия?
— Сван. Чарльз Э. Сван.
Женщина подняла глаза к небу и задумалась.
— Сван… Точно, это будет клан Мак-Квинов.
Мистер Сван радостно ухватился за надежду:
— Вы думаете, что я в родстве с Мак-Квинами?
— Это уж я не знаю. Может, да, а может, и нет. Но родичи Сваны у них есть.
— У вас есть цвета Мак-Квинов?
Продавщица вытащила галстук. В его броской расцветке преобладал ярко-алый цвет, и это сразу же вызвало одобрение мистера Свана.
— Вот это да! — воскликнул он восторженно и повернулся к Алану. — Что вы о нем скажете, сэр?
— Чудесно! Только, пожалуй, чуть ярковато для галстука, как вы думаете?
— Да, но мне все-таки очень нравится, — задумчиво сказал мистер Сван, держа галстук в вытянутой руке, словно картину, которую нужно рассматривать в перспективе. — Да, это мне подходит. Попрошу у вас дюжину.
Продавщица уставилась на него.
— Дюжину?
— Ну да. А что?
— Три шиллинга шесть пенсов штука! — предупредила она покупателя.
— Неважно. Заверните — я беру.
Пока продавщица рылась на полках, мистер Сван дружелюбно повернулся к Кетрин и галантно приподнял шляпу, обнажив густую, жесткую рыжую шевелюру.
— Знаете, — сказал он доверительным тоном, — я в своей жизни немало поездил, но в такой занятной стране еще не бывал.
— Да?
— Точно. Все как будто только тем и занимаются, что рассказывают шотландские анекдоты. Я заглянул в бар гостиницы, и там какой-то местный шутник срывал аплодисменты исключительно на шотландских анекдотах. И еще — я здесь всего несколько часов, приехал утром из Лондона, а ко мне уже четыре раза приставали с одной и той же шуткой.
— Нам еще этого не пришлось испытать.
— А мне пришлось. Понимаете, они слышат мой акцент и спрашивают: «Вы американец, да?» Я отвечаю: «Нет, канадец», но это их не смущает, они все равно продолжают: «Вы уже слыхали о моем дядюшке Энгусе Банке, который никогда никому не давал денег?»
Он умолк, ожидая реакции. Лица слушателей оставались непроницаемыми.