— Комиссар, скажите откровенно, что вас больше всего поразило?
Это был каверзный вопрос, и Мегрэ, как изредка с ним случалось, почувствовал, что краснеет.
— Тип жертв, — ответил он без колебания. — Вы ведь спрашиваете об основной характеристике, не так ли? Я не говорю вам о других, их слишком много. Когда случается, как в данном случае, серия преступлений — первейшая забота уголовной полиции найти сходные черты.
Тиссо одобрительно кивнул. После ужина его лицо раскраснелось.
— Час, например? — сказал он.
Чувствовалось, что ему хотелось показать свою осведомленность, что он по газетам, отбросив все постороннее, изучил это дело со всех точек зрения, включая точку зрения полицейского.
На этот раз улыбнулся Мегрэ, разговор занимал его.
— Действительно, час… Первое убийство произошло в феврале, около восьми часов вечера. В это время уже темно. Второе — в марте, на полчаса позже, и так далее, и, наконец, июль, без нескольких минут десять. Совершенно очевидно, что убийца ждет темноты.
— Даты?
— Я изучал и так, и этак, раз двадцать, пока они все не перепутались у меня в голове. У меня в кабинете есть календарь, покрытый красными, черными и синими отметками. Как для расшифровки какого-нибудь таинственного языка, я перепробовал все системы, ключи. Сначала поговаривали о полнолунии…
— Люди много сваливают на луну, когда речь идет о фактах, которые они не могут объяснить.
— Вы верите в это?
— Как врач — нет.
— А как человек?
— Как бы то ни было, это объяснение не играет никакой роли, так как только два убийства из пяти были совершены при полной луне. Я искал и другие совпадения. Например, день недели. Есть профессии, при которых выходной день не воскресенье, а в какой-нибудь другой день.
Впечатление было такое, что Тиссо тоже анализировал и взвешивал эти предположения.
— Первая константа, если можно так выразиться, — продолжал он, — на которой следует остановиться: квартал. Ясно, что убийца его знает прекрасно, до мельчайших закоулков. Именно из-за этого знания улиц, освещенных и темных участков, расстояния между двумя определенными точками его не только не поймали, но и ни разу не видели.
— Газеты полны заявлений свидетелей, видевших его. Мы их всех допросили. Например, женщина с улицы Рашель категорически и претенциозно заявила, что он высокий, худой, в желтом плаще и фетровой шляпе, надвинутой на глаза. Но это портрет типичного убийцы, и мы в полиции не очень-то доверяем подобным описаниям. Кроме того, оказалось, что из окна ее квартиры не видно места происшествия. Показания мальчика более серьезны, но уж слишком неопределенны, чтобы их можно было использовать. Речь идет об убийстве на улице Дюрантин. Вы помните? Тиссо утвердительно кивнул.
— Короче говоря, этот человек отлично знает квартал, и поэтому все считают, что он там живет. Это создает там чрезвычайно нервозную обстановку. Мы уже получили сотни писем о совершенно нормальных людях. Мы проверили каждую версию, что он не живет в квартале, а работает.
— Адская работа.
— Это занимает много времени. Я не говорю уже о поисках в наших досье, списках преступников, всех маньяков, которые нам известны на сегодняшний день. В вашу больницу, как и в другие, наверное, уже пришел запрос о всех выписанных за последние годы.
— Мои сотрудники ответили на него.
— Подобные запросы были разосланы по всей стране, за границу, всем лечащим врачам, имевшим частную практику.
— Вы говорили о какой-то второй константе…
— Вы, конечно, видели фотографии жертв в газетах. Все они опубликованы в разные дни. Я не знаю, сравнивали ли вы их?
Тиссо вновь кивнул головой.
— Все женщины — уроженки разных мест. Одна из них родилась в Мюльхаузене, другая — на юге страны, третья — в Бретани, две — в Париже или его пригороде. С точки зрения их профессий, наконец тоже ничего общего: проститутка, акушерка, швея, служащая почты и домохозяйка. Не все они живут в этом квартале. Мы установили, что они незнакомы и наверняка никогда не встречались.
— Я никогда не представлял себе, что все это так сложно.
— Мы пошли дальше. Мы убедились, что они не посещали одну и ту же церковь или магазин, что у них не было одного и того же лечащего врача или дантиста, что они не ходили в один и тот же день в кино или на танцы. Когда я говорил вам о затраченном на это времени…
— Это что-нибудь вам дало?
— Нет. Я и не ждал, что это что-нибудь даст, но я должен был проверить. Мы не имеем права оставлять без внимания хоть малейшую возможность.
— Вы думали об их отпусках?
— Я вас понял. Они могли проводить их в одном месте, в деревне или на море, но это ничего не дало.
— Случайно ли убийца выбрал именно их или нет? Мегрэ был убежден, что профессор Тиссо не верит в это, и вывод его сходен с мнением Мегрэ.
— Нет. Совсем нет. Женщины, как я говорил, при внимательном рассмотрении фотографий, оказывается, имеют кое-что общее. Это их комплекция. Если не будете смотреть на лица, а рассматривать их силуэты, вы заметите, что все они низенькие и пухленькие, почти полные, с сильно развитыми бедрами, даже у Моники Жюто, самой молодой из них.
Пардон и профессор переглянулись, и Пардон сказал:
— Я выиграл: он тоже заметил это!
Тиссо засмеялся.
— Примите мои поздравления, комиссар. Мне нечего добавить.
Поколебавшись, он пояснил:
— Мы с Пардоном говорили об этом: заметит ли полиция эту особенность. Отчасти поэтому, кроме того, я уже давно желал познакомиться с вами, он и пригласил меня на этот вечер.
В течение всего разговора они стояли. Доктор с улицы Пиклюс предложил всем сесть у окна. Дождь все еще шел. Мелкие капли, казалось, покрыли дорогу черным лаком.
На этот раз Мегрэ заговорил первым.
— Знаете, господин профессор, меня больше всего волнует вопрос, решение которого позволило бы мне поймать убийцу.
— Я вас слушаю.
— Этот человек далеко не ребенок. Он уже прожил двадцать, может быть, тридцать лет, не совершая преступления. И вот в течение шести месяцев он пять раз убивает. Я задаюсь вопросом: что же послужило толчком? Почему второго февраля он внезапно из безобидного гражданина превратился в опасного маньяка? Вы, ученый, можете объяснить это?
Тиссо опять усмехнулся и переглянулся со своим коллегой.
— Нас, ученых, наделяют такими познаниями и возможностями, которыми мы, увы, подчас не обладаем. И тем не менее, я постараюсь ответить не только относительно начального толчка, но и всего случая в целом. Я попробую избегать научных и специальных терминов, так как зачастую они служат для прикрытия нашего невежества. Не так ли, Пардон?
Должно быть, он намекнул на одного из своих коллег, которого оба знали.
— После подобной серии преступлений каждый утверждается в мысли, что речь идет о маньяке или идиоте. Грубо говоря, это так. Убить пять женщин таким образом, без всяких видимых причин и к тому же разрезать их одежду — это никак не согласуется с тем понятием нормального человека, как мы его себе представляем. Что касается вопроса, почему и как все это началось, то мы располагаем слишком скудными данными, чтобы на него ответить.
Почти каждую неделю меня вызывают в суд присяжных в качестве эксперта. На протяжении моей карьеры я наблюдал, как понятие ответственности в уголовном праве меняется с такой быстротой, что наши концепции правосудия уже почти поколебались.
Когда-то нас спрашивали:
— Отвечал ли он за свои действия во время совершения преступления?
И слово «ответственность» имело ясное и четкое значение.
Теперь же нас заставляют измерять ответственность человека чуть ли не в идеале, и у меня часто возникает ощущение, что не судья и присяжные выносят приговор, а мы, психиатры.
Между тем в некоторых случаях мы знаем не больше, чем любой профан.
Психиатрия — наука, где определяющую роль играют травматизм, опухоли, ненормальные изменения того или иного органа.
В этих случаях мы можем с уверенностью сказать, здоров человек или болен, несет он ответственность или нет.
Но эти случаи редки, к тому же большая часть таких индивидуумов находится в больницах.
Почему же другие, как, возможно, и тот, о ком мы говорим сейчас, отличаются от себе подобных? Я считаю, комиссар, что вы знаете об этом столько же, если не больше, чем мы.
Мадам Пардон подошла к ним с бутылкой арманьяка:
— Продолжайте беседу, господа. Мы тоже заняты, обмениваемся кулинарными рецептами. Не желаете немного арманьяка, профессор?
— Охотно. Налейте мне половину рюмки.
Они проговорили до часу ночи. Их освещал такой же мягкий, как и непрекращавшийся дождь, свет. Беседа время от времени уходила в сторону, но каждый раз они возвращались к теме, волновавшей всех.
Мегрэ вспомнил, как Тиссо с иронией сводящего счеты человека сказал:
— Если бы я слепо следовал теориям Фрейда, Адлера и других современных психоаналитиков, я, не колеблясь, заявил бы, что наш человек — сексуальный маньяк, хотя в половом отношении он ни одной из жертв и не тронул. Можно говорить и о комплексе неполноценности, сформировавшемся в раннем детстве…
