— Двенадцати! Господи, я должен возвращаться! В час дня новости, и я не могу их пропустить.
Его беспокойство было настолько заразительным, что мои пальцы дрожали, когда я вынимал часы из кармана.
— Но сейчас только пять минут первого! У вас полно времени!
Алек покачал головой.
— Я не могу пропустить новости, — повторил он. — У меня с собой машина — я оставил ее на дороге и пошел прогуляться. Но у меня болят суставы, и мне придется идти к автомобилю черепашьим шагом. Не забудьте насчет вечера, хорошо? — Поднявшись со скамейки, Алек стиснул мою руку и посмотрел на меня некогда острыми серыми глазами. — Боюсь, я не слишком занимательный компаньон, но приложу все усилия. Может быть, поиграем в головоломки — Рита и Барри их обожают. В восемь вечера — не забудьте.
Я попытался задержать его:
— Одну минуту! Рита знает о ваших финансовых неприятностях?
— Нет-нет! — Алек был шокирован. — Я бы не стал беспокоить женщину подобными вещами. Не упоминайте при ней об этом. Я не говорил никому, кроме вас. Фактически, доктор Кроксли, вы мой единственный друг. — И он медленно заковылял прочь.
Я зашагал назад к деревне, физически ощущая на своих плечах бремя тревог. Мне хотелось, чтобы, разрядив атмосферу, наконец пошел дождь. Небо было свинцовым, море — темно-синим, а скалы с зелеными пятнами травы напоминали соединенные вместе куски пластилина.
На Хай-стрит я заметил Молли Грейндж. Алек сказал, что девушка в этот уик-энд не должна вернуться из Барнстейпла — там у нее было машинописное бюро, которым она управляла, — но, вероятно, профессор ошибся. Молли улыбнулась мне, сворачивая в ворота отцовского дома.
День был не из приятных. Том забежал домой выпить чаю в начале седьмого. Он произвел для полиции вскрытие жертвы самоубийства в Линтоне и описывал мне подробности, поглощая хлеб с маслом и вареньем и едва слыша, что я ему говорю. Было уже начало девятого, и небо совсем потемнело, когда я отправился в четырехмильную поездку автомобилем до «Мон Репо».
Затемнение не устраивали до девяти, однако в доме не было света, что само по себе вызывало беспокойство.
Ранее «Мон Репо» был большим красивым бунгало с наклонной черепичной крышей и освинцованными окнами в красных кирпичных стенах. Большинство деревьев плохо росло в морском воздухе, да и трава на лужайках была скудной. Дом от дороги отделяла высокая тисовая ограда. Две песчаные аллеи вели к парадной двери и к гаражу слева. Рядом с гаражом находился теннисный корт. На лужайке справа стояла увитая плющом беседка.
Однако теперь место приходило в упадок. Живая изгородь нуждалась в стрижке. Кто-то оставил под дождем ярко окрашенные пляжные кресла. Один из ставней висел на единственной петле — работник (если он тут имелся) не удосужился починить вторую.
С наступлением темноты изоляция дома ощущалась особенно. Казалось, здесь может произойти все, что угодно, и никто этого не заметит.
Свет совсем померк, и мне пришлось включить фары. Шины захрустели по песку. Нигде не ощущалось никаких признаков жизни. Даже бриз с моря едва проникал сюда. Позади бунгало, за полосой сырой красноватой почвы, можно было разглядеть ряд утесов, круто обрывавшихся к морю.
Фары осветили раскрытые двери гаража впереди. Гараж был двойным — внутри стоял «ягуар» Риты. Когда я замедлил скорость, из-за дома появилась фигура и направилась ко мне.
— Это вы, доктор? — окликнул Алек.
— Да. Я поставлю машину в гараж на случай, если пойдет дождь. Присоединюсь к вам через полминуты.
Но Алек не стал ждать. Он шагнул в лучи фар, и мне пришлось остановиться. Положив руку на дверцу машины, он уставился на аллею:
— Кто-то перерезал телефонные провода!
Мотор автомобиля заглох, и я завел его снова. Алек казался не столько сердитым, сколько озадаченным и встревоженным. Хотя от него пахло виски, он был вполне трезв.
— Перерезал телефонные провода?
— Наверняка чертов Джонсон, — без особой враждебности заявил Алек. — Это наш садовник. Он не выполнял свои обязанности — по крайней мере, так говорила Рита, — поэтому мне пришлось его уволить. Вернее, это сделала Рита — я ненавижу конфликты.
— Но…
— Джонсон сделал это, чтобы досадить мне. Он знает, что я каждый вечер звоню Эндерсону в редакцию «Газетт» узнать, есть ли у них какие-нибудь новости, которые еще не сообщала Би-би-си. Телефон не работал, а когда я приподнял аппарат выше, провода вылетели из коробки. Их перерезали и засунули туда.
Мгновение я думал, что Алек вот-вот заплачет.
— Грязная и чертовски неспортивная выходка, — добавил он. — Почему меня не могут оставить в покое?
— А где Рита и мистер Салливан?
Алек быстро заморгал.
— Понятия не имею. Должно быть, где-то поблизости. — Он вытянул шею и огляделся. — В доме их нет. По крайней мере, так мне кажется.
— Может быть, мне поискать их, если мы собираемся играть в карты?
— Да, пожалуйста. А я приготовлю нам что-нибудь выпить. Но, если не возражаете, мы пока не будем играть в карты. В половине девятого по радио интересная передача.
— Какая?
— Точно не помню. Кажется, «Ромео и Джульетта». Рита очень хочет послушать. Прошу прощения.
Сумерки сгущались на глазах. Алек двинулся по лужайке и тут же обо что-то споткнулся. Очевидно, сразу осознав, что я могу приписать это нетрезвому состоянию, он обернулся, пытаясь выглядеть достойно, и зашагал дальше.
Я отвел машину в гараж. Когда вышел оттуда, ноги будто сами понесли меня вперед. Я хотел не столько отыскать Риту и молодого Салливана, сколько получить шанс подумать.
Сначала я направился к задней стороне дома. Здесь ветер дул сильнее, пригибая пожухлую траву к краю утеса; полоса сырой красной почвы казалась пустынной. Толком ничего не видя, поглощенный мыслями о перерезанных телефонных проводах, я обогнул бунгало и проследовал к беседке.
Должно быть, они услышали меня. Из беседки донесся приглушенный возглас. Я быстро подошел и заглянул внутрь.
Рита Уэйнрайт полусидела-полулежала на циновке, покрывающей грубый деревянный пол. Ее голова была откинута назад, а руки обнимали плечи Салливана, прежде чем он отскочил. Оба повернулись ко мне. Уже отходя, я успел увидеть открытые рты, виноватые взгляды, спазматическую реакцию, вызванную внезапным испугом.
Возможно, вы думаете, что старого дурня вроде меня смутить нельзя. Тем не менее я был смущен, вероятно еще сильнее, чем эти двое. Причем меня смутил не столько сам факт — в конце концов, я видел только то, как целовали хорошенькую женщину, — сколько обстановка: грязный пол беседки, ощущение сил, вышедших из-под контроля.
«Внимание! Опасность!» — твердил мне внутренний голос.
— Доктор Люк! — окликнула меня Рита.
Если бы не это, я бы не остановился, притворившись, что не заметил их. Они могли мне подыграть, но им не позволила совесть.
Я повернулся. У меня кружилась голова, а голос звучал хрипло от потрясения и пережитого гнева.
— Кто-нибудь есть в беседке? — отозвался я с таким лицемерным удивлением, что был готов пнуть себя ногой.
Рита вышла наружу. Теперешний цвет ее смуглой кожи, особенно под глазами, демонстрировал скорость, с которой колотилось ее сердце. Она тяжело дышала, потихоньку отряхивая юбку. Ее светлый твидовый костюм и белая блузка были измяты. Позади в дверном проеме маячил Салливан.
— Мы… мы были в беседке, — сказала Рита.
— Разговаривали, — уточнил ее компаньон.
— Мы уже собирались вернуться…
— Но нам нужно было поговорить. Знаете, как это бывает…
Барри Салливан закашлялся. Сейчас он выглядел неоперившимся юнцом. Конечно, Салливан был красивым парнем, несмотря на безвольный подбородок. Но вся его самоуверенность, которую я видел год назад, испарилась — он был испуган не меньше Риты и готов ко всему.
Ветер шевелил плющ на стенах беседки. Эмоциональная температура между Ритой и Салливаном подскочила до такой степени, что страсть обволакивала их, как туман, от которого они не могли избавиться. С неба упала капля дождя, за ней еще одна.
— Не помню, знакомы ли вы с Барри, — продолжала Рита дрожащим голосом. — Хотя вы, кажется, присутствовали при нашей первой встрече? Барри, это доктор Люк Кроксли.
— Здравствуйте, сэр, — пробормотал Салливан, переминаясь с ноги на ногу.
— Я хорошо помню мистера Салливана. — Мне не удалось удержаться от язвительных ноток. — Кажется, он один из наших самых многообещающих актеров Вест-Энда?[7]
Красивый лоб Салливана наморщился.
— Я? — воскликнул он, хлопнув себя по груди.
— Конечно! — отозвалась Рита. — Или скоро будешь им.
Парень смутился еще сильнее.
— Я не хочу плавать под чужим флагом, сэр, — сказал он.
