— Неужели? В таком случае смею предположить, что ты здесь одна.
— Совершенно верно. Я. только что приехала.
— Без Мэри-Лу? И без крошки Артура?
— Да.
— Что ж, и то слава Богу, — вздохнула Джульетта облегченно. — Какой отвратительный был поезд, да и вообще вся поездочка— еще та, — пожаловалась она. — Господи, да зачем же хоронить себя в этой глуши на все лето? Почему бы не поехать в Ньюпорт? Не скажу, чтоб я была без ума от Ньюпорта, но, по крайней мере, оттуда в любой момент можно удрать.
— Даже если бы мне нравилось в Ньюпорте, я бы не смогла себе этого позволить, — спокойно заметила я. — Кому-кому, а уж тебе это следовало знать.
Мне показалось, что она украдкой бросила на меня быстрый взгляд. Затем глубоко вздохнула.
— Вот как, значит. В общем-то, я предполагала это.
Всю оставшуюся дорогу до дома она больше не произнесла ни слова— думаю, из-за служанки, сидевшей позади нас. Однако когда мы свернули на подъездную аллею, Джульетта подалась вперед и посмотрела вниз, на пруд.
— Бр-р, — поежилась она. — От этого местечка меня, бывало, бросало в дрожь…
Тут я получила возможность разглядеть ее. Она была старше меня на несколько лет, однако неукоснительно следила за своей внешностью. Словно прочитав мои мысли, Джульетта вдруг повернулась ко мне.
— Не так уж плоха, ты не находишь? И физиономия пока еще не испитая, хотя повидала немало питейных заведений. Итак, вот я и снова в этих милых краях! Ну и ну, кто бы мог подумать!
Я остановила машину у входа, и глаза Уильяма едва не вылезли из орбит, когда он увидел, кого я привезла. Джульетта же была сама любезность.
— Как поживаете, Уильям? — приветствовала его она. — И как же это вам удается ничуть не стареть?
Уильям в ответ густо покраснел (ни для кого не было секретом, что он красил свои волосы— трогательные старания старого слуги скрыть свой возраст). Однако он был слишком хорошо воспитан.
— Время летит, мисс Джульетта, — кивнул он. Она была для него «мисс Джульетта», пока жива была мама, — таковой и осталась. — Ваш багаж можно вытаскивать?
Служанка, фамилия которой, как я выяснила, была Джордан, неуклюже выбралась из машины. В руках она держала футляр для ювелирных изделий своей хозяйки, однако не предпринимала ни малейшей попытки заняться остальным ее багажом; так что я проводила их обеих в дом и поднялась с ними по лестнице.
— Я поселю тебя в твоих прежних апартаментах, — сказала я. — Полагаю, ты захочешь, чтобы твоя служанка разместилась по соседству с тобой. Если тебе нужно что-нибудь погладить, она может воспользоваться прачечной внизу.
Джульетта ответила не сразу. Подойдя к окну, она не отрываясь смотрела на залив. Начался отлив, и чайки шумно копошились внизу, среди камней.
— Проклятые птицы, — наконец вымолвила она. — Раньше они сводили меня с ума.
Тогда-то я впервые посмотрела ей в глаза. Джордан исчезла в соседней комнате, а Уильям таскал наверх чемоданы.
— Послушай, Джульетта, — напрямик спросила я. — Ты ведь недолюбливаешь меня и, я знаю, всегда терпеть не могла Сансет. Зачем ты приехала?
— Потому что мне нужно с тобой поговорить, — ответила она. — Если уж ты так хочешь знать правду, у меня неприятности.
Тут вошел Уильям, и продолжать разговор мы не стали.
Несколько минут я еще постояла в комнате. Джульетта была сумасбродкой, и сумасбродство ее проявлялось во всем, даже в манере путешествовать. Вот и сейчас я узнала ее дорожный чемодан, в котором она возила, куда бы ни направлялась, собственные мягкие одеяла, собственные полотенца и даже парочку подушек. Потом на глаза мне попался ее несессер, битком набитый всевозможными лосьонами, кремами и прочими принадлежностями, с помощью которых она холила и лелеяла свою безукоризненно гладкую кожу. Не без некоторого раздражения я наблюдала, как Джордан—молчаливая, но ловкая и проворная, сдернула с кровати мою лучшую льняную простыню для гостей, а на ее место постелила обожаемые Джульеттой бледно-розовые шелковые простыни с монограммами. А ушла я оттуда, когда Джульетта, со свойственным ей полнейшим пренебрежением обычными правилами приличия, принялась раздеваться, готовясь принять ванную. Вид обнаженного тела меня нимало не трогает, однако в былые времена ее специфическая разновидность эксгибиционизма порядком мне поднадоела.
Прошло некоторое время, прежде чем я отважилась встретиться со слугами. Сначала я отправилась к себе в комнату и, заперев дверь, пережила нечто вроде приступа истерии. Она ведь не просто так приехала— ей что-то нужно! Я чувствовала это. И испытывала страх, смешанный с негодованием. Не только мой покой был нарушен, но и Мэри-Лу придется изменить свои планы.
В конце концов я все-таки спустилась вниз—чтобы отыскать Лиззи; в отсутствие посудомойки она самолично, с сердитым видом чистила картофель. Меня она одарила мрачным взглядом и безо всяких предисловий поинтересовалась:
— И надолго она сюда пожаловала?
— Понятия не имею, Лиззи. Может, и ненадолго, но нам придется обихаживать ее по высшему разряду.
— Уж я ее накормлю! — не унималась Лиззи. — И эту дамочку с кислой физиономией, которую она привезла с собой, — тоже накормлю, если даже придется силой запихивать ей пищу в глотку. Мне только вот что интересно— что ей здесь понадобилось?
У меня никогда не было никаких секретов от Лиззи—как прежде, подозреваю, не было их и у мамы. Я положила руку ей на плечо.
— Не знаю, Лиззи, — чистосердечно призналась я. — Знаю только, что причина у нее имеется и в свое время мы ее узнаем. Возможно, она пробудет здесь всего пару дней. Ее ведь всегда все раздражало в Сансете…
— Да услышит вас Господь, — изрекла Лиззи и вернулась к чистке картофеля.
Тем не менее, и даже несмотря на все последующие события, приезд Джульетты имел и кое-какие забавные результаты. Слуги, все как один, вдруг исполнились решимости не дать ей почувствовать, что в нашем доме хоть что-то изменилось по сравнению с прежними, более благополучными временами. Возможно, вина отчасти лежит на мне— я как-то разболталась, расслабилась. Обычно летом я не особенно много времени провожу дома. Так уж сложилось, что я люблю обедать в клубе, потом играю в бридж и ужинать тоже предпочитаю вне дома—за исключением тех вечеров, когда сама устраиваю небольшой прием.
Теперь же лучшее фамильное серебро было извлечено на свет Божий из сейфа в библиотеке— сейфа, хитроумно закамуфлированного моим дедушкой с помощью стеклянных дверец, на которых нарисованы книги, — впрочем, сей камуфляж не обманул бы и слепого грабителя; вслед за приборами появились также и мамин китайский чай, канделябры и даже серебряные тарелки из сервиза. Буфетная буквально бурлила от активности, а Эллен, выпучив глаза, яростно наводила лоск под неусыпным контролем Уильяма.
Однако мои надежды на то, что визит этот будет кратким, оказались недолговечными. Ближе к вечеру прибыли два огромных сундука и были торжественно доставлены наверх, в комнату Джульетты: я вдруг ощутила, что мне необходимо подышать свежим воздухом, подвигаться. Так что, захватив с собой Чу-Чу моего китайского мопса, я спустилась к пруду, где Чу-Чу ежедневно кокетничала с рыжим бельчонком, причем последний откровенно отказывался признать в ней собаку. По дороге я обернулась и посмотрела на дом. В тот момент я не осознала, что в нашем бывшем изоляторе вдруг дернулась занавеска. Вглядевшись пристальнее, я решила, что это мне просто показалось— никакого движения в окне больше не было. Возле пруда я уселась на скамейку, которая не была видна из дома, и попыталась спокойно обдумать, что же произошло.
Пруд был совершенно спокойным. В его верхней части, куда с холмов стекали воды Каменистого ручья, было мелковато, но возле запруды, где я сидела, темнело глубоководье. Остатки весенних полевых цветов, словно небольшие пестрые островки неправильной формы, окаймляли берега пруда, вода слегка перехлестывала через красную каменную стену, обдавая веселыми брызгами траву. Было довольно-таки прохладно, и я вдруг почувствовала озноб. Окликнув Чу-Чу, которая нашла желудь и теперь изображала из себя белку, я встала и направилась в дом.
Прежде чем переодеться к ужину, я поднялась по лестнице в наш изолятор. Там все было по-прежнему, однако, повинуясь какому-то необъяснимому импульсу, я заперла дверь, ведущую с лестницы в этот отсек, а ключ забрала с собой. Положила его среди носовых платков в верхнем ящике своего комода, и когда пришла Мэгги, чтобы помочь мне переодеться к ужину, я показала ей, где лежит ключ. Она в ответ громко засопела.
— Эта дама страдает от чрезмерного любопытства и вечно сует нос в чужие дела, — заявила она. — Всегда такой была и никогда не изменится. Но что ей понадобилось там, наверху?
— Мэгги, я ведь не уверена, что она действительно побывала в изоляторе.
