— Это хорошо. Марта, что хоть кто-то может помянуть ее добрым словом.
У старой служанки перехватило дыхание.
— Вы имеете в виду… Ох, сэр, да они все ее любили, правда, в душе-то любили. Ссорились, конечно, иногда, но это же так, не от сердца.
Сэр Эдвард настороженно поднял голову: сверху донесся скрип.
— Мисс Магдален спускается, — заметила Марта.
— Откуда вы знаете? — туг же спросил он.
Служанка покраснела.
— Я знаю ее походку, — пробормотала она.
Сэр Эдвард поспешно вышел из кухни. Марта оказалась права. Магдален Воэн как раз достигла нижней ступени. Она с надеждой посмотрела на сэра Эдварда.
— Пока ничего определенного, — ответил тот на ее взгляд и поинтересовался:
— Вы случайно не знаете, какие письма получила ваша тетя в день смерти?
— Они все на месте. Полиция, разумеется, их уже просмотрела.
Они прошли в сдвоенную гостиную. Магдален, выдвинув нижний ящик комода, достала большую сумку из черного бархата со старомодной серебряной застежкой.
— Это тетина, — пояснила она. — Оттуда никто ничего не вынимал. Я проследила.
Поблагодарив ее, сэр Эдвард принялся выкладывать на стол содержимое сумочки. Оно было по-своему примечательным и вполне типичным для пожилой эксцентричной леди.
Там было немного серебряной мелочи, два засохших печенья, три газетные вырезки, касающиеся Джоан Сауткотт,[4] перепечатанный откуда-то бездарный стишок о безработных, выпуск «Альманаха старого Мура»,[5] большой кусок камфары, очки и три письма. Одно — практически неразборчивое — от какой-то «кузины Люси», во втором конверте — счет за починку часов, в третьем — воззвание очередного благотворительного общества.
Сэр Эдвард очень внимательно прочел их, сложил все обратно в сумочку и со вздохом протянул ее Магдален.
— Благодарю вас, мисс Магдален, но боюсь, это ничего не дает.
Он поднялся, отметив про себя, что из окна прекрасно видны ступени парадного, и взял руку Магдален в свои.
— Вы уже уходите?
— Да.
— Но… все будет хорошо, ведь правда?
— Ни один представитель закона, — торжественно произнес сэр Эдвард, никогда не позволит себе столь поспешных выводов.
После чего откланялся. Выйдя из дома, он в сильной задумчивости двинулся по улице. Разгадка была где-то рядом и, однако, все время ускользала от него. Чего-то не хватало — какой-то крошечной детали, которая подсказала бы нужное направление.
На его плечо опустилась чья-то рука, и сэр Эдвард вздрогнул. Это оказался Мэтью Воэн, запыхавшийся от быстрой ходьбы.
— Сэр Эдвард, — отрывисто произнес он, — я хочу извиниться. За мое отвратительное поведение. Боюсь, характер у меня не из лучших. Ужасно благородно с вашей стороны заняться всем этим. Ради Бога, спрашивайте что хотите. Если я могу чем-то помочь…
Однако сэр Эдвард словно оглох, и взгляд его странно замер — правда, не на Мэтью, а на чем-то за его спиной.
— Э… так если я могу чем-то помочь, — повторил изрядно удивленный Мэтью.
— Вы уже помогли, мой друг, — заявил сэр Эдвард, — остановив меня на этом самом месте. Благодаря вам я обратил внимание на то, чего в противном случае попросту бы не заметил.
Он показал на маленький ресторанчик на противоположной стороне улицы.
— «Двадцать четыре дрозда»? — озадаченно переспросил Мэтью.
— Именно.
— Название, конечно, странное, но кухня вполне приличная, как мне кажется.
— Проверять не рискну, — отозвался сэр Эдвард. — Однако, мой юный друг, при том, что мое детство кончилось даже раньше, чем началось ваше, стихи из него я помню лучше прочих. Если не ошибаюсь, в оригинале это звучит так: «Да здравствуют шесть пенсов, рожь, льнущая к ноге, и двадцать четыре дрозда в пироге…» — и так далее. Впрочем, остальное нам уже не важно.
Он резко развернулся.
— Куда вы? — робко спросил Мэтью Воэн.
— Снова к вам в гости, друг мой.
И он зашагал вспять, не обращая внимания на озадаченные взгляды своего спутника. Войдя в дом, сэр Эдвард направился к комоду, вынул оттуда бархатную сумочку и многозначительно посмотрел на молодого человека.
Тот нехотя вышел из комнаты.
Сэр Эдвард высыпал из сумочки на стол серебряную мелочь и одобрительно кивнул. Да, память его не подвела.
Оставив мелочь на столе, он что-то вынул из сумочки, и, спрятав в зажатой ладони, позвонил в колокольчик.
На звонок явилась Марта.
— Если я не ошибаюсь, вы говорили, что немного повздорили с хозяйкой из-за какого-то нового шестипепсовика.
— Да, сэр.
— Ага. Но странная вещь. Марта: среди мелочи нет нового шестипенсовика. Я нашел два, но оба они старые.
Марта ошеломленно смотрела на него.
— Вы понимаете, что это значит? Кто-то приходил в дом тем вечером кто-то, кому ваша хозяйка отдала этот шестипенсовик… Думаю, взамен она получила вот это…
Он стремительно вытянул руки и разжал пальцы, на ладони его лежал листок со стишками про безработицу.
По лицу старой служанки он сразу все понял.
— Все кончено. Марта. Сами видите — главное мне известно. Теперь вы спокойно можете рассказать все остальное.
Она тяжело опустилась на стул. По ее лицу побежали слезы.
— Я правда не услыхала сразу… звонок почти и не звонил. Но я все-таки решила сходить посмотреть на всякий случай. Я подошла к двери гостиной в тот самый момент, когда он ее ударил. Перед ней на столе лежали свернутые в трубочку пятифунтовые банкноты — из-за них-то он это и сделал, не побоялся — подумал, будто она одна в доме, раз сама открыла дверь. Я даже кричать не могла от ужаса.
Меня будто паралич разбил… а потом он обернулся. Мой мальчик.
Он всегда был трудным ребенком. Я отдавала ему все деньги, какие только могла. Он уже дважды был в тюрьме. Он, наверное, пришел ко мне, а хозяйка, видя, что я не иду, открыла сама, и он, верно, от смущения показал ей эту брошюрку, какую дают безработным. У хозяйки… у нее всегда было доброе сердце — она, наверное, велела ему войти и дала тот самый шестипенсовик. И все время на столе лежали деньги. Они были там, еще когда я приносила ей сдачу. И тут бес попутал моего Бена. И он… он убил ее.
— А потом? — спросил сэр Эдвард.
— Ох, сэр, но что же я могла сделать? Ведь он мне родной сын. Его отец был никудышным человеком, Бен пошел его дорожкой, но он же моя плоть и кровь. Я вытолкала его наружу, а сама вернулась на кухню, а потом в обычное время подала ужин. Вы думаете, я очень плохо поступила, сэр? Я ведь старалась не лгать вам, когда вы меня расспрашивали.
Сэр Эдвард поднялся.
— Бедняжка, — тепло сказал он, — мне очень жаль вас.
Но закон есть закон, вы понимаете.
— Он бежал из страны, сэр. Я и не знаю, где он теперь.
— Что ж, тогда, возможно, он избежит виселицы.
Но на это надежда очень маленькая, Марта. Пришлите мне мисс Магдален, хорошо?
* * *
— О, сэр Эдвард! Как это замечательно — какой вы замечательный! воскликнула Магдален Воэн, когда тот закончил свой рассказ. — Вы спасли нас! Как мне отблагодарить вас за это?
Сэр Эдвард отечески улыбнулся и легонько похлопал ее по руке. Он и впрямь был великим человеком. А малютка Магдален… Что ж, она была просто очаровательна тогда на «Силурике». Это очарование юности — настоящее чудо!
Но где оно теперь? Разумеется, ничего не осталось.
— В следующий раз, когда вам потребуется друг… — начал он.
— Я приду прямо к вам.
— Нет-нет! — в испуге вскричал сэр Эдвард. — Этого вам как раз не следует делать. Обращайтесь к кому-нибудь помоложе.
И, ловко высвободившись из объятий признательного семейства, он вышел на улицу, остановил такси и, облегченно вздохнув, забрался внутрь.
Очарование юности, свойственное семнадцатилетним, очень ненадежная штука. Не идет ни в какое сравнение с прекрасно подобранной библиотекой по криминалистике.
Так-то…
Такси свернуло на улицу Королевы Анны. На самом деле это, конечно, тупик. Его тихий уютный тупичок.
Королевский адвокат — высшее адвокатское звание, присваиваемое королевской грамотой по рекомендации высшего судебного должностного лица Великобритании лорда-канцлера и дающее право выступать на процессе раньше других адвокатов.
Ламброзо Чезаре — итальянский судебный психиатр и криминалист, родоначальник так называемой «антропологической» теории в криминалистике и уголовном праве о биологической предрасположенности некоторых личностей к совершению преступлений.
Имеется в виду примерно 113 г; фунт — мера веса, равная 453,59 г.
Сауткотт Джоан (1750 — 1814) английская религиозная фанатичка и пророчица.
