— Украсившись накладной бородой?
— О, это нет. Это была моя собственная идея. В лицее мы так много говорим о таинственных приключениях, все время читаем детективы и порой вот так преображаемся. Сами выдумываем страшные и запутанные дела. Вот я и решил развлечься и надел накладную бороду. Кроме того, это и пользу принесло. У меня был более взрослый вид, и вы приняли меня за парижского репортера. А я ведь только вчера, после довольно скучной недели пребывания здесь, познакомился с моим руанским коллегой, а сегодня утром, узнав о происшествии в Амбрюмези, он любезно предложил мне сопровождать его в замок, наняв для этой цели автомобиль на двоих.
Изидор Ботреле рассказывал все это с такой очаровательной, немного наивной простотой и искренностью, что даже господин Фийель, все еще немного сердясь, выслушал его с удовольствием.
Уже смягчившись, он поинтересовался:
— Ну и как, довольны вы своей вылазкой?
— Просто восхищен! Никогда еще не приходилось мне присутствовать при расследовании такого рода, да и дело небезынтересное.
— И сложное, и запутанное, как вы любите.
— Ведь это так увлекательно, господин следователь! Нет выше счастья, нежели сознание того, что загадочные события понемногу проясняются, цепляются одно за другое и выстраиваются в ряд в соответствии с истинным положением вещей.
— Истинное положение вещей, это вы уж хватили через край, молодой человек! Можно подумать, ключ к разгадке уже у вас в руках!
— О нет! — рассмеялся Ботреле. — Вот только… мне кажется, что здесь есть некоторые моменты, о которых я бы мог составить свое мнение, и еще кое-какие вещи, настолько явные, что сам собой напрашивается вывод…
— Ах, даже так! Очень и очень любопытно, наконец-то мы хоть что-нибудь узнаем. Потому что, к своему великому стыду, должен признать, что об этом деле мне неизвестно ничего.
— Просто у вас не было времени подумать, господин следователь. Главное — хорошенько поразмышлять. Очень редко случается, что сам факт не несет в себе разгадки. Не правда ли? Во всяком случае, я обнаружил нечто такое, что не вошло в протоколы.
— Чудесно! Остается только спросить у вас, какие именно вещи украли из гостиной?
— Я отвечу, что они мне известны.
— Браво! Этот господин более сведущ, чем сам хозяин дома! Господин де Жевр считает по-своему, а господин Ботреле — иначе. Видимо, отсутствуют книжный шкаф и статуя в человеческий рост, а мы и не заметили! Позвольте уж заодно и узнать имя убийцы!
— Отвечу также, что и оно не составляет для меня тайны.
Все так и подскочили. Заместитель прокурора и журналист подошли поближе. Господин де Жевр и обе девушки приготовились внимательно слушать под впечатлением спокойной уверенности, сквозившей в тоне Ботреле.
— Вы знаете имя убийцы?
— Да.
— А может быть, и место, где тот скрывается?
— Да.
Господин Фийель потирал руки:
— Вот так удача! Арестовав его, я прославлюсь на весь мир! И вы уже сейчас сможете сделать все эти потрясающие разоблачения?
— Да, могу сейчас. А лучше, если вы не имеете ничего против, через час или два, как только вы закончите свое расследование.
— Нет, только сейчас, молодой человек.
В этот момент Раймонда де Сен-Веран, с самого начала их разговора не спускавшая глаз с Изидора Ботреле, шагнула к господину Фийелю.
— Господин следователь…
— Что вам угодно, мадемуазель?
Она помедлила мгновение, не отводя взгляда от лица Ботреле, затем обратилась к господину Фийелю:
— Хотела бы просить вас выяснить у этого господина, что он делал вчера на дороге, ведущей к дверце в стене замка.
Заявление прозвучало как вызов. Изидор Ботреле казался озадаченным.
— Я, мадемуазель? Я? Вы видели меня вчера?
Раймонда, видимо, размышляла, все еще не спуская глаз с Ботреле, будто желая убедиться, что не ошиблась. В конце концов она не спеша проговорила:
— Вчера, в четыре часа пополудни, проходя по лесу, я увидела на нашей дороге молодого человека одного роста с господином Ботреле и с такой же бородой, как у него. Мне показалось, что он прячется от меня.
— Это был я?
— Не могу утверждать абсолютно точно, я не очень хорошо его запомнила. И все же… мне все же кажется… иначе как объяснить странное сходство…
Господин Фийель, похоже, был в растерянности. Один раз его уже обвели сегодня вокруг пальца, так что же, теперь предстоит попасться на удочку мнимого школьника?
— Что вы можете на это ответить, месье?
— Только то, что мадемуазель ошибается, и это мне очень легко доказать. Вчера в этот час я был в Веле.
— Придется доказать, придется. Во всяком случае, дело принимает иной оборот. Капрал, пусть кто-нибудь из ваших людей побудет с этим господином.
На лице Изидора Ботреле отразилась сильная досада.
— Все это займет много времени?
— Нужно собрать необходимую информацию о вас.
— Господин следователь, умоляю это сделать возможно быстрее и без излишней огласки…
— По какой такой причине?
— Мой отец стар. Мы с ним очень любим друг друга, и я не хотел бы причинять ему огорчения.
Слезы в голосе, просительный тон не понравились господину Фийелю. Это уже стало похоже на мелодраму. Тем не менее он пообещал:
— Сегодня же вечером… или, в крайнем случае, завтра я уже буду в курсе всего.
Время шло. Следователь вернулся к развалинам монастыря и, запретив пускать туда любопытных, терпеливо, методически, пядь за пядью, стал обследовать территорию, лично руководя поисками. К концу дня он не продвинулся в этом деле ни на шаг и, давая интервью целой армии репортеров, буквально наводнившей замок, заявил:
— Господа, все говорит за то, что раненый здесь, в пределах нашей досягаемости, однако на деле мы видим обратное. В итоге, по мнению вашего покорного слуги, он, должно быть, все же сбежал, и ловить его надо за стенами замка.
Тем не менее из соображений предосторожности он оставил, при содействии жандармского командира, охрану в парке и, обойдя в последний раз обе гостиные и другие помещения замка, собрав все необходимые документы, отбыл в Дьеп вместе с заместителем прокурора.
Настала ночь. Поскольку будуар должен был быть заперт, тело Жана Даваля перенесли в другую комнату. Возле него бодрствовали две крестьянки, их сменяли Раймонда и Сюзанна.
Внизу, под бдительным оком сельского полицейского, заботам которого его поручили, молодой Изидор Ботреле дремал на скамье в старинной молельне. А снаружи, у развалин и вдоль замковых стен, стояли на часах жандармы, фермер и дюжина крестьян.
Вплоть до одиннадцати часов вечера все оставалось спокойно, но в одиннадцать десять с противоположной стороны здания прозвучал выстрел.
— Тревога! — крикнул капрал. — Двоим оставаться здесь!.. Фосье и Леканю… Остальным бегом туда!
Жандармы гурьбой бросились вдоль замка с левой стороны. В темноте мелькнула чья-то тень. Внезапно раздался второй выстрел, подальше, у самых границ фермы. И как только они подбежали к ограде фруктового сада, справа от домика фермера показался язык пламени. В мгновение ока целый столб огня вырвался вверх, горела рига, доверху наполненная соломой.
— Ах, мерзавцы! — крикнул капрал. — Это они подожгли. Вперед, ребята, они не могли уйти далеко.
Но подул ветерок, языки пламени потянулись к жилому строению, и прежде всего пришлось гасить пожар. За что они и принялись с большим рвением, поскольку сам господин де Жевр, прибежав на место происшествия, пообещал им вознаграждение. Когда наконец опасность окончательно миновала и пожар был потушен, часы показывали около двух ночи. Бесполезно было даже начинать преследование.
— Ладно, займемся этим днем, — решил капрал, — они, без сомнения, оставили следы… Уж как-нибудь найдем их.
— Нелишне было бы заодно узнать причину поджога, — заметил господин де Жевр. — Какой смысл поджигать связки соломы?
— Пойдемте со мной, господин граф… может быть, удастся узнать причину.
Вместе они подошли к развалинам монастыря. Капрал позвал:
— Леканю! Фосье!
Его подчиненные уже отправились на поиски своих товарищей, оставшихся на посту. Наконец их обнаружили у маленькой дверцы. Оба, связанные, с кляпом во рту и с повязкой на глазах, лежали на земле.
— Господин граф, — тихо сказал капрал, пока их развязывали, — нас провели, как малых детей.
— В чем?
— Эти выстрелы… нападение… пожар — все это отвлекающие маневры, чтобы заставить нас всех бежать туда… А тем временем связали двоих наших людей и — дело сделано.
— Какое дело?
— Да освобождение же раненого!
— Черт побери, вы так думаете?
— Думаю ли я? Это истинная правда. Десять минут назад я как раз об этом и подумал. Ах какой же я дурак, что не догадался раньше! Мы бы их всех схватили.
Кевийон в приступе бешенства даже топнул ногой.
— Да как же это, тысяча чертей! Где они прошли? И откуда его забрали? Где он прятался, этот мерзавец? Ведь в конце концов мы весь день топтались здесь, не может же человек запрятаться в кустик, особенно если он ранен. Просто волшебство какое-то!
