— Почему нет? Звоните. Оставайся с ним все время, Джофф.
— Хорошо, сэр.
Они ушли. Том шел впереди.
Мы с Пэрли отошли в сторону, потому что к кассе, чтобы расплатиться по счету, приблизился другой клиент. Фиклер сел за кассу и взял у него деньги.
— Мне показалось, — начал я крайне вежливо, — что ты говорил о Карле и Тине… Зачем же тогда давать Тому провожатого на время ленча?
— Мы их еще не взяли.
— Ну, это вопрос времени!.. Я же знаю, как ваши ребята относятся к убийствам полицейских. Для чего терроризировать невинных мастеров? Вдруг один из них разнервничается до того, что полоснет бритвой клиента? Кто будет виноват?
Пэрли только презрительно фыркнул.
Я изобразил на лице тревогу.
— Прошу извинить меня, я тоже не поклонник убийц. Согласись, что мой интерес к данному делу совершенно понятен. К счастью, я грамотный, так что сумею прочитать все подробности в газетах.
— Не строй из себя большего дурака, чем ты есть! — Глаза Пэрли были прикованы к клиенту, который прошел мимо стража у дверей и направился дальше, к лестнице. — Конечно, мы поймаем Карла и Тину. А пока, с твоего разрешения, просто последим за аппетитом этих парней. Ты спрашиваешь, чего ради был здесь Джек Воллен?
— Я спросил, не приходил ли он арестовывать Карла?
— Пожалуй, так оно и было, но я не могу этого доказать. Вчера около полуночи на углу Восемьдесят первой улицы и Бродвея машина сбила двух женщин. Они скончались… Машина скрылась, не останавливаясь. Позднее ее нашли на Бродвее, около Девяносто шестой улицы, у входа в метро. Нам не удалось разыскать никого, кто видел бы водителя: ни на месте наезда, ни там, где машину бросили. Выяснилось, что автомобиль был угнан. Владелец оставил его на Сорок восьмой улице между девятью и десятью вечера. Вернулся за ним в одиннадцать и не обнаружил на месте.
Пэрли замолчал, увиден, что в парикмахерскую входит новый клиент. Тот с помощью Фиклера прорвался мимо охраны, сдал пальто и шляпу в гардероб и сел в кресло Джимми. Пэрли вновь вспомнил обо мне.
— Машину обнаружила патрульная бригада. У нее был помят передок, виднелись следы крови и все такое.
Двенадцатый округ направил туда Джека Воллена. Он ее осматривал первым. Позднее, разумеется, появилась целая толпа, включая работников лаборатории, потом машину убрали. Все решили, что Воллен поехал домой и завалился спать, тем более что было уже восемь утра, когда закончилось его дежурство. Но он этого не сделал. Воллен позвонил жене: напал, мол, на горячий след, который непременно выведет его на виновного в наезде, и он сам все распутает, чтобы добиться повышения по службе. Потом позвонил домой владельцу машины и спросил его, не связан ли он каким-то образом с парикмахерской Голденрода, бывал ли когда-нибудь в ней, знаком ли с кем-нибудь из ее работников. Владелец машины даже не слышал о такой. Конечно, все это мы выяснили уже после, когда в 10.15 нас вызвали сюда, и мы увидели Воллена с ножницами в спине.
Я нахмурился.
— Но что привело его в эту парикмахерскую?
— Мы бы тоже хотели это знать. Очевидно, он обнаружил что-то в машине. Проклятый дурак решил отличиться, держал все в тайне, явился сюда… и его убили.
— Неужели он тут ничего не показывал? Хотя бы упоминал про что-нибудь?
— Вроде нет. Говорят, при нем была одна лишь газета. Она у нас Это сегодняшняя «Ньюс», утренний выпуск, вышла вчера ночью. В ней мы не нашли ничего примечательного. В карманах у Воллена тоже ничего не было… Одним словом — никаких следов.
Я фыркнул.
— И правда, глупец… Даже если бы он выяснил, как все случилось, никакое повышение ему не светило. Скорее всего, его направили бы в транспортную полицию.
— Таких у нас, к сожалению, немало. Переоценивают свои силы и возможности. Я не хочу называть имена, но работники на местах оставляют желать…
Зазвонил телефон. Фиклер, склонившись над кассовой книгой, посмотрел на Пэрли, тот сделал шаг и снял трубку. Поскольку вызывали, видимо, его самого, я отошел в сторону.
Меня окликнули:
— Здравствуйте, мистер Гудвин!
Это был Джимми, мастер Ниро Вулфа. Он колдовал ножницами над ухом своего клиента. Самый молодой из мастеров, самый красивый, с ровно очерченными губами, белозубой улыбкой и веселыми темными глазами. Я всегда удивлялся: почему он не работает у Фраминелли?
— Привет, Джимми!
— Мистер Вулф должен сюда прийти, — требовательно заявил он.
При существующем положении вещей я посчитал это довольно нетактичным и даже намеревался ему об этом сообщить, но тут меня позвал Эд. Оказывается, последний клиент пришел к нему по записи.
— Можете еще подождать, мистер Гудвин? Ну и хорошо!
Я подошел к вешалке, разделся до рубашки и направился к одному из стульев возле перегородки, рядом со столиком с журналами.
Я подумал, что мне следовало бы взять в руки журнал, но я уже читал тот, что лежал наверху, а под ним виднелся «Таймс» двухнедельной давности. Поэтому я откинулся на спинку и медленно повел глазами справа налево и обратно. Хотя я ходил в эту парикмахерскую вот уже шесть лет, я практически не знал этих людей, а ведь мастера стрижки и бритья славятся своей разговорчивостью. Мне было известно, что однажды здесь на Фиклера в буквальном смысле слова напала его бывшая жена, что у Филиппа во второй мировой войне погибло двое сыновей, что Тома один раз уличили в воровстве лосьона и других мелочей, что Эд играет на бегах и вечно сидит в долгах, что и Джимми нужно следить в оба, потому что он таскает из парикмахерской свежие журналы, и что Жанет, работавшая тут всего год, по всей вероятности, имеет побочную статью доходов — приторговывает наркотиками.
Помимо этого я ничего не знал о работавших здесь людях.
Неожиданно передо мной возникла Жанет. Она вышла из-за перегородки, и не одна. Ее сопровождал широкоплечий седой тип с серыми глазами, у которого изо рта торчала незажженная сигара. Он окинул взглядом всю парикмахерскую и, поскольку начал с дальнего конца, то закончил мною. И вытаращил глаза.
— Вы! Каким образом?
Я тоже на секунду удивился, увидев самого инспектора Кремера, главу манхэттенского отдела особо тяжких преступлений, здесь, в парикмахерской. Но даже инспектору нравится, когда о нем хорошо отзываются рядовые работники, а на этот раз дело шло об убийстве не простого гражданина, а одного из сотрудников. Все полицейские силы оценят, если он собственными руками поймает убийцу.
Кроме того, должен признать, Кремер хороший полицейский.
— Жду, когда меня побреют, — ответил я. — Я здесь постоянный клиент. Спросите у Пэрли.
Подошел Пэрли и подтвердил мои слова, но инспектор предпочел лично осведомиться у Эда. Потом он отвел в сторону Пэрли, они о чем-то потолковали, после чего Кремер вызвал Филиппа и повел его за перегородку.
Жанет села рядом со мной. В профиль она выглядела даже лучше с ее милым подбородком, прямым носиком и длинными ресницами. Я чувствовал себя в долгу перед ней за то удовольствие, которое она доставляла мне своим видом. Сидя в кресле у Эда, я частенько любовался, как она склоняется над руками клиентки.
— А я-то думал, куда вы пропали, — заметил я.
Она повернулась ко мне. Морщин у нее еще не было, но и девочкой ее нельзя было назвать. А в этот день особенно. Я подумал, что впервые вижу, как у нее напряжены буквально все мышцы.
— Вы что-то сказали?
— Ничего существенного. Мое имя Гудвин. Арчи Гудвин. Зовите меня просто Арчи.
— Знаю, вы детектив. Скажите, как мне не допустить появления моих фотографий в газетах?
— Никак, если их уже сделали. Вас фотографировали?
— По-моему, да. Господи, лучше бы мне умереть!
— Что вы, как можно?!
Я сказал это негромко, но с чувством.
— А чего радоваться?.. Мне жизнь не мила. Мои родные в Мичигане воображают, что я актриса или манекенщица. Я писала об этом туманно. А тут… О, господи!
Подбородок у нее задрожал, но она сумела взять себя в руки.
— Работа есть работа, — философски заметил я. — Мои родители хотели, чтобы я стал ректором колледжа, я же мечтал стать знаменитым футболистом. Посмотрите на меня!.. Во всяком случае, если вашу фотографию опубликуют и вы будете узнаваемы, никто заранее не скажет, к чему это приведет.
— Мое призвание — театр!
Естественно, упоминание о пристрастии к актерской игре показалось мне подозрительным.
— Не думайте о неприятном, — посоветовал я ей, — переключитесь на что-нибудь другое. Подумайте об убитом. Хотя нет, он не годится… Подумайте о его жене. Что она сейчас переживает? Или же об инспекторе Кремере, о той задаче, которую ему предстоит разрешить. О чем он вас только что спрашивал?
Жанет не слышала меня. Зубы у нее стучали; она едва слышно пробормотала:
— Как бы я хотела иметь побольше мужества!
— Зачем? Что бы вы тогда сделали?
— Я бы рассказала обо всем…
— О чем?
— Да о том, что случилось.
