Если случится что-нибудь интересное, я припишу. Я рада, что вырвалась в эту поездку. Спасибо за замечательные письма. Очень рада, что работа тебе удаётся. С нетерпением жду, когда увижу воочию. Подумай насчёт обнажённой натуры для групповой выставки. Мне бы не хотелось, чтобы тебя прозвали Королевой водопроводчиков.
Дописываю. Завтра прибываем в Ванкувер. После Гонолулу, где высадилась наша секс-бомба, плавание было тихим и мирным. До этого же здесь творилось такое, что всем чертям тошно стало. К сожалению, кто-то раздобыл выпуск «Палитры» с приложением, целиком посвящённым моей персональной выставке. Красотка его зацапала и решила, что, должно быть, я и впрямь стоящая художница, а не маляр. Едва разглядев, как следует, репродукцию моего портрета королевской четы, она мгновенно сделала стойку и принялась охотиться за мной по всему кораблю. Вот, мол, было бы здорово, если бы я написала её портрет, прежде чем мы доберёмся до Гонолулу — и все такое прочее. Её папочка будет счастлив до безумия. По десять раз в день она меняла наряды, а, завидев меня, тут же принимала картинные позы. Пришлось взять грех на душу и соврать, что у меня развился неврит правой руки — чертыхалась я из-за этого на чём свет стоит, ведь мне до смерти не терпелось написать портрет другого пассажира. Весьма презентабельная личность, скажу тебе — есть, над чем потрудиться. Словом, пришлось мне промучиться до самого Гонолулу. Да, пассажир этот, между прочим — детектив! Но выглядит, как испанский гранд. Да и манеры схожи — учтив, обходителен, как будто из прошлого века выпрыгнул. Настоящий викторианский лорд! Черт — вышло, как будто я над ним смеюсь, а это вовсе не так. Очень славный сыщик — при первой встрече я держалась с ним, как базарная торговка, а он все проглотил, выставив меня полной идиоткой. Я страшно переживала. Но портрет его, кажется, мне удался.
Что ж, Кэтти, третьего числа мы с тобой увидимся, старушка. Я сразу прикачу в Татлерз-энд. До скорого.
Всегда твоя
Трой
Р.S. Пусть всё-таки Гарсия устроится в студии и сидит там безвылазно. Будем надеяться, что к 20-му он съедет.
* * *
От Кэтти Босток — к Агате Трой.
Татлерз-энд, Боссикот, Бакс[2].
14 августа
Милая Трой!
И угораздило же тебя понабрать таких пиявок! Да, я знаю, что Гарсия — скульптор от Бога, но он ведёт себя, как последняя свинья. Почему-то вбил себе в голову, что все вокруг должны с ним нянчиться. Мне даже страшно подумать, сколько он уже, должно быть, из тебя вытянул. Так и быть, я запру его в студии, но если ему вздумается волочиться за Соней или ещё за кем-то, то пусть выбирается через вентиляционные ходы. Или — через канализацию. Ты — последняя простофиля, если в самом деле надеешься избавиться от него до 20-го. И откуда, спаси меня Вакх, ты откопала этого недоношенного аборигена? Из канавы с утконосами, что ли? Или из сумки пьяной кенгурихи? Держу пари, что ты ещё и оплатила ему проезд в Англию из своего кармана. Возможно, я не имею права так высказываться, ведь ты столь любезно отдала в моё распоряжение свой дом на целых двенадцать месяцев. Для меня это — подарок судьбы, ведь здесь я создала все свои лучшие работы. Кстати, на своей последней картине я изобразила двух негритянских саксофонистов — вид снизу, так сказать, на цилиндрическом фоне. По-моему, вышло недурно. Я уже её закончила. Теперь задумала крупное полотно, для которого мне позирует Соня Глюк. Поза стоячая, поэтому капризничает она даже больше обычного — чтоб ей корчиться в геенне огненной! Однако, едва прослышав про Гарсию и Пилгрима, она тут же согласилась прийти к нам на весь семестр — как всегда, за совершенно сумасшедшую плату. Сегодня приехал Малмсли. С бородой, точь-в-точь, как ты описала — мне она напомнила козлиную зад… Словом, ты сама поняла. Он с головой погружён в свои книжные иллюстрации. Показывал рисунки — весьма прилично. С Пилгримом я уже прежде несколько раз общалась — и сам он, да и его работы мне по душе. А вот сам — олух. Говорят, что его до неприличия часто встречают в обществе этой бессовестной вреднюки Сиклифф — за его титулом, должно быть, увязалась, прохвостка. Самовлюблённая нимфоманка, но успех имеет. Забавная штука — секс. Я даже в мыслях не допускаю ничего дурного, но с мужчинами тем не менее лажу. Ты — другое дело. Стоило бы тебе хоть пальчиком поманить, и мужики укладывались бы к твоим ногам штабелями. Но ты держишься так неприступно, что они даже не представляют, смеют ли хоть на что-то надеяться. Сиклифф с Пилгримом приезжают завтра. Виделась с твоей Филлидой Ли. Этой особе палец в рот не клади. Носит наряды ручной выделки, держится чопорно, как гусыня, проглотившая кочергу. Приезжает 9-го. Как, кстати, и Ормерин, который шлёт из Парижа столь унылые письма, что от них сводит скулы. Милый юноша. Только уж чересчур подавленный. Не знаю, думала ли ты сама над тем, какой коктейль собираешься смешать в этом семестре? Своенравную Соню обуздать невозможно. Гарсия либо начнёт немедленно за ней ухлёстывать, что будет довольно неприятно, либо, что ещё хуже — даст ей от ворот поворот. Вальма Сиклифф постарается вскружить голову всем парням. Если она в этом преуспеет, то Соня захандрит. Возможно, в предвкушении пилгримского титула Вальма и будет менее всеядна, но я в этом сильно сомневаюсь. Впрочем, тебе виднее — ты, должно быть, сумеешь по старинке сунуть голову в песок и закрыть глаза на происходящее. Ты ведь у нас аристократка. Ха! Правда, плебейкам вроде меня порой трудно спокойно воспринимать то царственное хладнокровие, с которым ты взираешь на всякие безобразия.
С прислугой все в порядке. Здесь и чета Хипкинов и Сейди Уэлш из деревушки. Меня они кое-как терпят и считают дни до твоего приезда. Как, впрочем, и я сама. Я хочу посоветоваться с тобой, как быть с Соней, и мне не терпится взглянуть на твои новые работы. Вняв твоим словам, писем больше писать не буду. Твои намёки по поводу сыщика мне не слишком понятны, но, коль скоро он помешал твоей работе, ты имела полное право оторвать ему башку и сгрызть с солью. Ишь — указчик выискался. И вообще — к чему ты клонишь? Ладно — 3-го все расскажешь.
Твоя Кэтти
P.S. От Гарсии уже прислали ящик глины и инструменты, так что, похоже, скоро его милость окажет мне великую честь лицезреть его воочию. Думаю, что счёт за глину тоже пришлют нам.
Р.Р.S. От Королевы водопроводчиков слышу.
Р.Р.Р.S. Пришёл счёт за глину.
* * *
От старшего инспектора Родерика Аллейна — к мистеру Найджелу Батгейту, журналисту.
Борт парохода «Ниагара» (открытое море)
6 августа
Дорогой мой Батгейт!
Как там поживает Бенедикт, наш женатый мужчина? Я был страшно огорчён, что не сумел побывать на свадьбе, но, находясь в Новой Зеландии, думал о вас обоих в своей горной цитадели. Вот бы где ему провести медовый месяц! Уютный деревенский паб, прелестное озеро, высоченные горы и больше, на пятьдесят миль вокруг — ничего. Впрочем, вы с Анджелой, должно быть, весь отпуск нежились на Ривьере? Ну и молодцы. Я вас очень люблю и желаю счастья.
Мы уже вот-вот прибываем в Ванкувер. Здесь я решил прервать путешествие, чтобы повидать Квебек, в котором я всегда мечтал побывать. По возвращении в Англию у меня ещё останется пятнадцать дней до того, как снова нацепить боевой меч и вскочить в седло. Моя мамочка рассчитывает, что пару недель я проведу вместе с ней, поэтому, если не возражаешь, я заскочу к вам числа двадцать первого.
Пассажиры на моем судне ничем не отличаются от любых других пассажиров. Морское путешествие порой оказывается лакмусовой бумажкой, разоблачающей даже самые тщательно скрываемые черты характера и выводящей их обладателей на чистую воду. Как и водится, есть у нас своя писаная красотка — совершенно сногсшибательная американская киноактриса, от которой меня бросает то в жар, то в холод. Как всегда, хватает у нас и истых путешественников, и пройдох, и алчных женщин. Самая интересная личность — мисс Агата Трой, художница. Помнишь её персональную выставку? Она совершенно изумительно изобразила пристань в Суве. Меня так и подмывает спросить о цене этюда, но все никак не решаюсь — к великому сожалению, случилось так, что мисс Трой невзлюбила меня с первого взгляда. При всяком моем приближении она тут же ощетинивается, как дикобраз (а уж они — мастера выпускать иголки, можешь мне поверить), словно видит гремучую змею или какую-либо иную тварь. Почему — ума не приложу. Должно быть, какое-то естественное предубеждение. Лично я его совершенно не разделяю. Странное дело — однажды вдруг, ни с того ни с сего, она меня спрашивает ворчливым и полностью безразличным голосом, нельзя ли ей написать мой портрет. Мне ещё никогда не доводилось позировать — странное, скажу я тебе, ощущение, когда художник добирается до глаз. Смотрит в них, а тебе кажется, будто заглядывает в самую душу. Однажды она даже приблизилась ко мне вплотную, чтобы получше разглядеть зрачки. Что-то в этом есть унизительное. Я пытался ответить таким же пытливым взглядом, но потерпел фиаско. Сам портрет получился блестящий, хотя и какой-то тревожный.
