— А с виду они совершенно нормальные, — сказала Франки, заглянув в самую глубину его прямодушных карих глаз.
— Так что, понимаешь, я вступаю в дело Бэджера, — сказал Бобби.
Франки кивнула. Официант отворил дверь купе и объявил:
— Завтрак, господа.
— Позавтракаем? — спросила Франки. Они пошли в вагон-ресторан.
Потом Бобби ненадолго удалился, ибо вскорости должен был нагрянуть контролер.
— Не стоит слишком полагаться на его совесть, — сказал он.
Тут же Франки не преминула заметить, что контролер вряд ли вообще знаком с таким понятием.
В Сайлхем, где надо было сойти, чтобы попасть в Марчболт, они приехали в самом начале шестого.
— Меня ждет автомобиль, — сказала Франки. — Я тебя подброшу.
— Благодарю. Не надо будет тащить две мили эту… — И он пренебрежительно пнул ногой свой саквояж.
— Не две, а три.
— Если идти тропинкой через дюны, две.
— Той, где…
— Да, где свалился тот бедняга.
— Надеюсь, его не столкнули? — спросила Франки, передавая своей горничной несессер.
— Столкнули? Боже милостивый, да нет. С чего ты взяла?
— Это было бы куда увлекательней, верно? — безо всякого воодушевления сказала Франки.
Дознание по поводу смерти Алекса Притчарда проводилось на следующий день. Доктор Томас давал показания касательно покойного.
— Ведь он был еще жив? — спросил коронер[8].
— Ну да, еще дышал. Однако надежды, что он придет в себя, не было. Положение его туловища…
И доктор принялся излагать сугубо медицинские подробности.
— Проще говоря, у него был сломан позвоночник? — уточнил коронер, пожалев присяжных.
— Да. Если вам угодно выразить это таким образом, — со скорбью в голосе подтвердил доктор Томас и стал рассказывать, как отправился за помощью, оставив умирающего на попечении Бобби.
— Доктор Томас, что, по-вашему, могло послужить причиной несчастья?
— Принимая во внимание, что у нас нет никаких сведений, так сказать, о душевном состоянии покойного, я рискнул предположить, что он случайно сошел с тропы, оступился и упал с утеса. С моря поднимался туман, а в этом месте тропа как раз круто поворачивает от берега. Из-за тумана покойный мог не заметить опасного поворота — тут достаточно и одного неверного шага, чтобы сорваться.
— Вы не заметили каких-нибудь признаков насилия? Таких, которые можно было бы объяснить вмешательством другого лица?
— Могу только сказать, что все имеющиеся повреждения полностью объяснимы тем, что тело ударилось о камни, упав с высоты в пятьдесят — шестьдесят футов.
— Остается еще один вопрос: не самоубийство ли это?
— Это, разумеется, не исключается. Оступился покойный, или сам бросился с утеса — тут я не могу сказать ничего определенного.
Следующим вызвали Роберта Джоунза.
Бобби рассказал, как он с доктором Томасом играл в гольф и как после его, Бобби, неверного удара мяч срезался и отлетел в сторону моря. А с моря в это время поднимался туман, и ничего нельзя было толком разглядеть. Ему показалось, будто кто-то крикнул, и он было испугался, что угодил в кого-то, кто шел в этот момент по тропе. Но потом решил, что так далеко мяч залететь не мог.
— Мяч-то вы нашли?
— Да, ярдах в ста от тропы.
Потом он рассказал, что они повели мячи от следующей метки и что он сам спустился в расселину, так как его мяч опять улетел, теперь уже вниз.
Тут коронер прервал Бобби (так как его показания были бы повторением показаний доктора) и стал подробно расспрашивать его о крике, который ему послышался.
— Это был просто крик.
— Крик о помощи?
— Не сказал бы. Просто возглас. В сущности, я толком не понял, действительно ли я его слышал или мне просто показалось.
— А возглас испуганный?
— Пожалуй да, — с благодарностью подхватил Бобби. — Примерно так человек мог вскрикнуть, если бы в него неожиданно угодил мяч.
— Или если бы шагнул в пустоту, будучи уверенным, что идет по тропе?
— Да.
Потом Бобби рассказал про то, как незнакомец умер, — минут через пять после ухода доктора. На этом мучениям Бобби пришел конец, его отпустили.
А коронеру уже не терпелось покончить с расследованием этого простейшего дела.
Он вызвал миссис Лео Кэймен.
От жгучего разочарования Бобби чуть не задохнулся. Куда подевалось лицо, которое он видел на фотографии, выпавшей из кармана покойного? Да так обманывать умеют только фотографы, с отвращением подумал он. Конечно, фотография была сделана несколько лет назад, но все равно трудно было поверить, что та обаятельная красавица с широко распахнутыми глазами могла превратиться в эту вульгарную на вид женщину с выщипанными бровями и явно крашеными волосами. «Страшная штука время, — вдруг подумал Бобби. — Как будет выглядеть, скажем, Франки лет через двадцать?» Его невольно передернуло.
Тем временем Амелия Кэймен, проживающая в Паддингтоне, Лондон, по улице Сент-Леонард-гарденз, 17, давала показания.
Покойный, Александр Причард, был ее единственным братом. В последний раз она его видела за день до трагедии, и он тогда объявил ей, что намерен поехать в Уэльс и немного там побродить. Брат недавно вернулся с Востока.
— Как по-вашему, он не был в подавленном состоянии?
— Еще чего. Алекс был всегда веселый, сроду не маялся хандрой.
— А не одолевали его какие-нибудь тяжкие мысли?
— Ой нет! Это уж как пить дать. Наоборот, он радовался предстоящей поездке.
— Денежных.., или каких-нибудь иных затруднений у него в последнее время не было?
— Ну, сказать по чести, про такие дела я не больно знаю, — ответила миссис Кэймен. — Понимаете, он ведь только воротился, а до того мы не встречались десять лет, а писать он был небольшой охотник. Но он приглашал меня в театры и на обеды в Лондоне и пару раз делал подарки — видать, деньжата у него водились, и такое настроение у него было хорошее, нет, сдается мне, ничего его не точило.
— Кто был ваш брат по профессии, миссис Кэймен? Казалось, вопрос слегка ее смутил.
— Да я толком и не знаю. Изыскатель.., так он сам это называл. Он в Англии очень редко бывал.
— Вам не известно ничего такого, что могло бы заставить его наложить на себя руки?
— Ой нет, и ни в жисть не поверю, будто он такое над собой сотворил. Это был несчастный случай.
— Как вы объясните, что у вашего брата не было с собой никакого багажа.., рюкзака?
— Не любил он таскать рюкзаки. Он собирался через день отправлять посылки. Накануне отъезда он отправил посылку с ночными принадлежностями и с парой носок, только в адресе вместо Дербишира указал Дербшир, вот посылка и пришла только сегодня.
— А-а! Это объясняет одно несколько странное обстоятельство.
Миссис Кэймен принялась рассказывать, как с ней связались через фотографа, чья фамилия была обозначена на фотографии, которая была у ее брата с собой. Она вместе с мужем приехала в Марчболт и тут же признала, что это тело брата.
При последних словах она громко шмыгнула носом и заплакала.
Коронер произнес несколько утешительных слов и отпустил ее.
Потом обратился к присяжным. Их задача состояла в том, чтобы точно определить причину смерти этого человека. По счастью, на его взгляд дело это чрезвычайно простое. Нет оснований полагать, будто мистер Причард был чем-то обеспокоен, или огорчен, или находился в таком душевном состоянии, что был способен наложить на себя руки. Напротив, он был в добром здравии и в хорошем настроении, предвкушая предстоящий ему отдых. К сожалению, в тот день с моря как раз поднялся туман, и тропа, идущая по краю скалы, стала опасной…
И возможно, присяжные с ним согласятся, давно пора принять какие-то меры, чтобы не подвергать риску жизнь людей.
Вердикт присяжных не заставил себя ждать.
«Мы считаем, что причиной смерти покойного является несчастный случай, и полагаем необходимым обязать муниципальный совет немедленно поставить ограждение или перила со стороны моря, там, где тропа огибает расселину».
Коронер кивком выразил одобрение.
Следствие было окончено.
Глава 5
Мистер и миссис Кэймен
Когда примерно через полчаса Бобби вернулся домой, оказалось, что он все еще вовлечен в перипетии, связанные со смертью Алекса Причарда, — его хотели видеть мистер и миссис Кэймен, которые сейчас находились в кабинете викария. Бобби направился туда и обнаружил, что отец его храбро, хотя явно без особого удовольствия, ведет с гостями светскую беседу.
— А, вот и Бобби! — произнес викарий с некоторым облегчением.
Мистер Кэймен встал и, протянув руку, пошел навстречу молодому человеку. Крупный, лицо в красных прожилках, он держался с напускной сердечностью, которую изобличали его холодные, с хитрецой глаза. Что до миссис Кэймен, то, хотя ей, пожалуй, нельзя было отказать в некой грубой, дерзкой привлекательности, у нее сейчас было весьма мало общего с той ее фотографией, от былого мечтательного выражения не осталось и следа. Бобби подумалось, что, не узнай она сама себя на этой фотографии, вряд ли ее мог бы узнать кто-нибудь другой.
