вождю, с рвением, соответствующим его повелительным манерам и властному взгляду. Бритое лицо, впалые щеки, выразительные черные глаза, горящие огнем, какая-то суровость и даже аскетичность в манерах и одежде – все наводило на мысль о его церковном сане.
Он попросил присутствующих сесть, принес извинения от имени своего друга графа де Бри, который не смог приехать, и повернулся к спутнику, представив его так:
– Принц Аркольский… вам наверняка известно, что принц Аркольский – один из нас, но по воле случае он отсутствовал на наших собраниях и действовал издалека – впрочем, весьма удачно. Сегодня нам непременно понадобится его свидетельство, потому что принц в тысяча восемьсот семидесятом году дважды столкнулся с дьявольским созданием, столь для нас опасным.
Рауль мгновенно совершил в уме кое-какие подсчеты и испытал некоторое разочарование: «дьявольскому созданию», должно быть, перевалило за пятьдесят, раз его встречи с принцем Аркольским произошли двадцать четыре года назад.
Принц занял свое место среди гостей; Боманьян тем временем отвел Годфруа д’Этига в сторону. Барон передал ему конверт, содержавший, по-видимому, то самое компрометирующее письмо. После этого между ними произошел тихий, но очень пылкий разговор, который Боманьян прервал властным энергичным жестом.
«А этот господин неуступчив, – подумал Рауль. – Вынесение приговора будет чистой формальностью. Мертвый враг не опасен. В скором времени надо ждать… утопленницу, так как, похоже, решение уже принято».
Боманьян прошел в последний ряд, но прежде, чем сесть, объявил:
– Друзья мои, все вы знаете, как важна для нас эта минута. Объединившись, мы пришли к полному согласию относительно той прекрасной цели, которой хотим достичь, и приступили к выполнению важных задач. Мы справедливо считаем, что интересы нашей страны, нашей партии, нашей веры – я не отделяю одно от другого – зависят от успеха наших начинаний. Однако с недавнего времени эти начинания наталкиваются на дерзость и непримиримую враждебность одной женщины, коя, обладая некоторыми сведениями, начала самостоятельные поиски секретного места, к нахождению которого мы с вами близки как никогда. Если она опередит нас, все наши усилия пойдут прахом. Она или мы – выбора нет. Укрепим же себя горячей надеждой, что битва окончится нашей победой.
Боманьян сел и, упершись руками в сиденье, согнулся, став вполовину ниже, словно не хотел, чтобы его видели.
Минуты шли. Мужчины, собравшиеся здесь ради дела, которое и должно было послужить темой для обсуждения, хранили молчание, ибо их внимание привлекли отдаленные звуки, доносившиеся, судя по всему, из деревни. Мысль о захвате в плен некоей женщины полностью завладела их умами. Им не терпелось увидеть свою противницу. Барон д’Этиг предостерегающе поднял палец: все услышали приглушенное цоканье лошадиных копыт.
– Это мой кабриолет, – сказал барон.
Но вез ли он врага?
Барон направился к двери. В саду, как обычно, никого не было, вся прислуга находилась в парадном дворе замка.
Шум приближался. Экипаж съехал с дороги и теперь пересекал поле. Через минуту он вкатил в ворота.
Кучер махнул барону, и тот воскликнул:
– Победа! Она у нас в руках.
Кабриолет остановился. Д’Ормон быстро спрыгнул с козел. Ру д’Эстье, распахнув дверцу, выскочил наружу. С помощью барона они вытащили из экипажа женщину со связанными руками и ногами, голова которой была обмотана газовым шарфом, и перенесли ее на церковную скамью, стоявшую посреди зала.
– Все прошло без сучка без задоринки, – рассказал д’Ормон. – Выйдя из поезда, она сразу села в кабриолет. В Катр-Шеман мы схватили ее так быстро, что она и ахнуть не успела.
– Снимите шарф! – приказал барон. – И предоставим ей свободу движений.
Он самолично освободил от пут ее руки и ноги.
Д’Ормон снял с головы женщины шарф.
Среди присутствующих раздались крики изумления. Рауль, отлично видевший пленницу с высоты своего наблюдательного пункта, был потрясен не меньше других: его взору предстала женщина во всем великолепии молодости и красоты.
Но тут на фоне общего гомона громко прозвучал чей-то возглас. Принц Аркольский с искаженным лицом и широко открытыми глазами шагнул вперед, изумленно бормоча:
– Это она… она… я узнаю ее… Ах! Однако же это чудовищно!
– Что такое? – спросил барон. – Что в этом чудовищного? Объяснитесь!
И принц Аркольский произнес странную фразу:
– Она такая же, как и двадцать четыре года назад!
Женщина сидела прямо, сжав кулаки на коленях. Шляпа, должно быть, упала во время нападения; ее густые растрепавшиеся волосы, скрепленные золотым гребешком, тяжелой массой спускались с затылка, а два бандо рыжеватого цвета, разделенные надо лбом пробором, волнами лежали на висках.
Лицо ее отличалось удивительной красотой благодаря редкой чистоте линий; на нем, несмотря на то что женщине с трудом удавалось прятать страх, блуждала легкая улыбка. Изящный подбородок, чуть выступающие скулы, потупленный взгляд, тяжелые веки – весь ее облик вызывал в памяти «мадонн» Леонардо да Винчи или, скорее, Бернардино Луини. Их красота кроется в улыбке, которую мы не видим, но о которой догадываемся, – она и очаровывает нас, и тревожит. Одета красавица была очень просто: под дорожной накидкой, которую она сбросила, оказалось серое шерстяное платье, подчеркивавшее ее изящные плечи и талию.
«Проклятье! – подумал Рауль, не отрывая от нее взгляда. – Это дьявольское создание выглядит воплощением невинности! И они собрались вдевятером или вдесятером, чтобы ее победить?»
Женщина внимательно наблюдала за теми, кто ее окружал, – за бароном и его друзьями – и пыталась различить остальных, скрывавшихся в полумраке.
Наконец она произнесла:
– Что вы от меня хотите? Я никого из вас не знаю. Почему меня сюда привезли?
– Вы наш враг, – объявил Годфруа д’Этиг.
Она покачала головой:
– Ваш враг? Здесь какая-то путаница. Вы уверены, что не ошиблись? Мое имя – Пеллегрини.
– Вы не мадам Пеллегрини.
– Уверяю вас…
– Нет, – повторил барон, повысив голос.
И добавил фразу, столь же несуразную, что и фраза принца Аркольского:
– Пеллегрини – это одно из имен, под которым скрывался в восемнадцатом веке человек, дочерью которого вы себя называете.
Она молчала, словно бы пытаясь осознать всю абсурдность этого утверждения. Затем спросила:
– Как же, по-вашему, меня зовут?
– Жозефина Бальзамо, графиня Калиостро.
Глава 2
Жозефина Бальзамо, год рождения 1788…
Калиостро! Необыкновенный персонаж, который так сильно интриговал Европу и будоражил французский двор при Людовике XVI! Ожерелье королевы… Кардинал Роган… [5] Мария-Антуанетта… Какие волнующие эпизоды самой загадочной биографии на свете!
Эксцентричный таинственный человек, гений интриги, обладающий даром подчинять себе, личность которого так и осталась неразгаданной.
Самозванец? Кто знает! Имеем ли мы право отрицать, что некоторые люди с более
