Ознакомительная версия.
— Обвиняемый, прошу вас отвечать скромнее… скромность больше пристала человеку, над которым тяготеет столь серьезное обвинение. Ради вашей же пользы вы должны вести себя иначе.
Паласье высоко вскинул голову. Просунув большой палец правой руки между двух пуговиц жилета, он выставил ногу вперед и проговорил:
— Господин следователь очень милостив и позволит мне быть другого мнения о том, как мне нужно держаться.
На лице чиновника выразилась крайняя досада; он процедил сквозь зубы:
— Знаете ли вы, в каком преступлении вас обвиняют?
— Действительно, — ответил Паласье с пренебрежительной улыбкой, — я что-то слышал… о каком-то убийстве, не так ли?
Выведенный из себя следователь принял театральную позу и строго сказал:
— Обвиняемый, вы держите себя непозволительно по отношению к судебной власти. Если вы продолжите в таком же духе, я буду вынужден отложить допрос и отправить вас снова в тюрьму…
Паласье, не меняя тона, прервал следователя:
— Я протестую против того, что веду себя непозволительно по отношению к судебной власти. Что же касается того, чтобы отложить допрос до другого раза, я ничего не имею против.
Это хладнокровие окончательно взбесило следователя, и он решился немедленно приступить к делу.
— Вы, — сказал он, — составили план убийства графини Элен Керу и привели его в действие…
— Я! — вскрикнул Паласье, наклонившись вперед.
— Это еще не все — вам приписывают покушение на жизнь самого графа Керу…
Паласье громко рассмеялся:
— А! Вот это хорошо!.. Великолепно!
— Обвиняемый! Не забывайте, где вы находитесь!
— Я ничего не забываю, милостивый государь… я ничего не забываю… но все это так странно! Я Паласье, Кастор Паласье…
Следователь молчал. Подобное поведение смущало его, однако он решился обратиться к Паласье с новым требованием.
— В последний раз, — сказал он, — прошу вас отвечать мне ясно и без отговорок, в противном случае…
— Что в противном случае? — спросил Паласье запальчиво.
— Одиночное заключение заставит вас смириться, — сказал следователь.
— Мне кажется, господин следователь, что так не говорят между собой порядочные и благовоспитанные люди.
Эти слова заставили следователя окончательно потерять терпение. Он громко позвонил и приказал вошедшим сыщикам:
— Уведите этого человека и заприте в секретной. Никого не впускать к нему!
— Ну, пойдемте, — сказал Паласье один из сыщиков.
«Весьма опасный человек», — подумал следователь.
Паласье встал и, воздев руки к небу, торжественно произнес:
— Когда зажгли костер для Жанны д’Арк, жертва молила Бога простить ее судей.
И, поклонившись следователю, он торжественно вышел в сопровождении обоих сыщиков и начал спускаться по лестнице, о которой мы уже говорили. Вступив на площадку первого этажа, Паласье запустил руку в карман и, вынув из него сложенную бумажку, которая прежде была спрятана между двумя подошвами сапога, аккуратно развернул ее. Затем, быстро повернувшись к провожатому, что шел сзади, кинул ему в глаза щепотку мелко истолченного перца. Сыщик громко вскрикнул, другой, идущий впереди, оглянулся, но Паласье успел уже повернуться и ослепил его тем же способом. Прежде чем несчастные сыщики поняли, в чем дело, он скрылся.
Не прошло и десяти минут после описанной выше сцены, как в кабинет следователя вошли Бонантейль, граф Керу и Сильвен.
— Этот человек, без сомнения, преступник, — сказал следователь, выслушав цель их посещения, — и если еще могло существовать сомнение в его виновности, то его побег служит лучшим доказательством…
Побег! Бонантейль был поражен. Паласье бежал! Таинственное дело снова погружалось в полный мрак, и, может быть, навсегда!
— Нет же! — воскликнул доктор. — Я добьюсь своего! Его задержали на станции северной железной дороги… Следовательно, все заставляет предполагать, что Губерт де Ружетер и прелестная незнакомка направлялись в Англию! Вот где нужно искать!
— Мы готовы! — сказали в один голос граф Керу и Сильвен.
— Рассчитывайте на меня. Только мне необходимо съездить домой, отдать нужные приказания моему помощнику… и тогда в дорогу!
— Но, — спросил граф Керу, — что же вы предполагаете, доктор… и кем может быть та женщина, которую увез мой племянник?
— Не спрашивайте теперь, мы узнаем это позже! До вечера… на почтовом поезде в Дувр!..
Но что стало с Паласье? Куда он скрылся? И можем ли мы еще надеяться встретить его в нашем рассказе?
Любезный читатель, оставим на время всех действующих лиц нашего повествования и за каких-нибудь два часа перенесемся через Ла-Манш. Оказавшись на противоположном берегу, устроимся поудобнее в одном из вагонов и, наконец, прибудем в огромный Лондон. В этом городе кипит жизнь. В нем работают, покупают, продают, бегут, спешат. Кареты несутся, перегоняя друг друга, пешеходы толпятся, направляясь каждый по своему делу, а над ними клубится черный дым, вырывающийся из длинных фабричных труб. Таков Лондон со своими закопченными домами и памятниками, вымазанными салом.
Но картина вдруг оживляется: вы на Пикадилли — фешенебельной улице близ Гайд-парка, на входе в которую стоит знаменитый Веллингтон в костюме Ахиллеса. Или вот Бельгравия — квартал дворцов, в которых важные лорды проводят воскресенье за тем, что поклоняются Бахусу. Направимся теперь в западную часть города, в Сити, к домам миллионеров, Английскому банку, — одним словом, на Ломбард-стрит. Настал вечер, и сквозь густой туман едва пробивался свет газовых рожков. Кареты встречались редко, люди старались идти по освещенным местам, ближе к домам. На башне Вестминстерского аббатства пробило одиннадцать часов.
Из одного дома на улице Флит-стрит вышел какой-то господин. На нем был длинный сюртук ниже колен, широкополая шляпа, надвинутая на глаза. При одном взгляде на него можно было подумать, что он мулат. Неизвестный господин, опираясь на толстую трость с набалдашником из слоновой кости, шел очень быстро. Что ж, пришло время представить его. Это Гарри Бирд, доктор. Он только что вернулся из Индии, и дела его шли пока не лучшим образом. Под лучами знойного южного солнца Гарри Бирд изучал в Бомбее и Калькутте свойства богатой индийской растительности. Он вернулся в надежде применить свои познания на деле, но новичку приходилось трудно.
Начинающий врач сидел в своей убогой комнатке, за которую платил несколько шиллингов в неделю, и ждал, что кто-нибудь обратится к нему за помощью и советом. Но его дверь по-прежнему оставалась закрытой — никто в нее не стучал. Вдруг в один прекрасный день Гарри Бирда осенила блестящая мысль. Взяв лист бумаги и перо, он красивым почерком написал следующее:
Неизлечимы?
Спасение! Выздоровление! Здоровье! Жизнь!
ГАРРИ БИРД
Недавно прибыл из Восточной Индии.
Лондон, Флит-стрит, 27.
Затем, положив в карман последние два золотых, он не раздумывая отправился в редакцию самых крупных газет — «Таймс» и «Дэйли Телеграф». О, реклама! Стоит тебе появиться — и там, где царил мрак, загорается свет! Ты согреваешь, как солнце! Говорил ли так Гарри Бирд? Мы не смеем этого утверждать, потому что он всегда оставался спокоен и флегматичен. Однако, похоже, его мысль была действительно хороша, потому что на следующий же день у него появилась масса клиентов. Во всех больших городах есть тысячи больных, которые испробовали все средства и системы лечения, но в итоге чувствуют себя только хуже. Эти больные гонятся за всем новым, а тут — доктор из Индии! Перед страждущими открываются новые горизонты…
Короче говоря, дела Гарри Бирда пошли в гору, но он мечтал о большем — о курице, несущей золотые яйца. Однажды ему принесли письмо. Какой-то иностранец, подписавшийся Рожером, просил знаменитого врача-ориенталиста тайно посетить один дом в Ислингтоне. Кроме десяти фунтов стерлингов, приложенных к письму, была обещана щедрая награда в случае благоприятного результата.
В тот же вечер доктор Гарри Бирд явился по указанному адресу. Когда он возвращался домой после визита, на его лице читалось торжество. Судьба покровительствовала ему. Болезнь, для лечения которой его пригласили, была ему хорошо известна. Словом, он был уверен в успехе. С тех пор он стал посещать больную ежедневно и все больше убеждался в том, что не ошибся. Вечером того дня, когда мы снова встретили Гарри, он решился произвести последний опыт и потому отправился в Ислингтон в беспокойном состоянии, припоминая все фазы болезни с начала лечения.
Ислингтон — предместье Лондона и скорее напоминает деревню, нежели город. Пробило полночь, когда Гарри оказался на улице Томас-стрит. Тьма стояла кромешная, но не успел доктор пройти и нескольких шагов, как вдали блеснул огонек. «Меня ждут, — подумал он. — Не случилось ли чего?» Быстрым шагом он дошел до нужного дома и только собрался постучать в дверь, как она отворилась, и на пороге показался человек со свечой в руке. Как читатель уже догадался, незнакомец, называвший себя Рожером, был не кто иной, как виконт Губерт де Ружетер.
Ознакомительная версия.
