– А когда вы начали подозревать горничную?
– Не сразу, но один довольно странный момент привлек к ней мое внимание. Горничная заявила, будто портсигар, найденный в вагоне, был подарен миссис Кеттеринг ее мужу. Учитывая отношения между ними, это казалось в высшей степени маловероятным и пробудило у меня сомнение в правдивости показаний Эйды Мейсон. Подозрительным также являлся тот факт, что она прослужила у своей хозяйки всего два месяца. Правда, горничная вроде бы не могла иметь отношения к преступлению, так как она сошла с поезда в Париже, а миссис Кеттеринг видели после этого живой несколько человек, но…
Пуаро склонился вперед и с многозначительным видом поднял указательный палец:
– Но я хороший детектив, поэтому всегда подозреваю всех и все. Я никогда никому не верю на слово. Я задал себе вопрос: откуда нам известно, что Эйда Мейсон действительно сошла с поезда в Париже? Казалось, на этот вопрос имелся вполне удовлетворительный ответ, благодаря свидетельству вашего секретаря, майора Найтона – постороннего человека, чьи показания должны быть полностью беспристрастными, – и словам покойной, сказанным проводнику. Но последние я решил пока не принимать во внимание, так как мне в голову пришла странная и, казалось бы, абсолютно фантастическая идея. Если бы она оказалась правдой, то показания проводника ничего бы не стоили.
Я сосредоточился на главном препятствии моей теории – заявлении майора Найтона, будто он видел Эйду Мейсон в «Рице» после того, как поезд отбыл из Парижа. Оно выглядело достаточно убедительным, но, тщательно изучив факты, я отметил два момента. Первый – что, по странному совпадению, майор Найтон тоже находился у вас на службе всего два месяца. Второй – что начальная буква его фамилии, очевидно, К, хотя она и не произносится[66]. Предположим – только предположим, – что это его портсигар нашли в вагоне. Тогда, если он и Эйда Мейсон были сообщниками и она узнала портсигар, когда мы показали его ей, ее поведение выглядело вполне естественным. Сначала сбитая с толку, она быстро изобретает правдоподобную теорию, указывающую на виновность мистера Кеттеринга. Bien entendu[67], это не было первоначальной идеей. На роль козла отпущения предназначался граф де ля Рош, хотя Эйда Мейсон должна была опознать его без особой уверенности на случай, если у него окажется алиби. Если вы воскресите в памяти этот эпизод, то припомните одну многозначительную деталь. Разговаривая с Мейсон, я предположил, что мужчина, которого она видела, был не граф де ля Рош, а Дерек Кеттеринг. В тот момент она казалась неуверенной, но, когда я вернулся в отель, вы позвонили мне и сообщили, что горничная пришла к вам и сказала, что как следует подумала и теперь убеждена, будто видела мистера Кеттеринга. Я ожидал чего-то в таком роде. Могло существовать лишь одно объяснение внезапной уверенности горничной. Покинув ваш отель, она с кем-то посоветовалась и действовала в соответствии с полученными указаниями. Кто же дал ей эти указания? Майор Найтон. Был еще один маленький пункт, который мог не значить ничего или же, напротив, означать очень многое. Как-то в разговоре Найтон упомянул кражу драгоценностей в йоркширском доме, где он гостил. Возможно, это было всего лишь совпадение, а возможно – еще одно маленькое звено в цепи.
– Но я не могу понять одного, мсье Пуаро. Должно быть, я очень туп, иначе я бы понял это раньше. Кто был тот мужчина, вошедший в вагон в Париже? Дерек Кеттеринг или граф де ля Рош?
– Это проще всего. Не было никакого мужчины. Mille tonnerres[68], неужели вы не понимаете, как ловко это было проделано? Кто говорил, что в купе был мужчина? Только Эйда Мейсон. А мы верили Эйде Мейсон, благодаря утверждению Найтона, что она осталась в Париже.
– Но сама Рут говорила проводнику, что оставила горничную в Париже, – возразил ван Олдин.
– Я как раз к этому подхожу. С одной стороны, слова миссис Кеттеринг это подтверждают, но, с другой стороны, это не так, потому что мертвые не могут говорить. Мы слышали это не от миссис Кеттеринг, а от проводника вагона, что совсем другое дело.
– Значит, вы думаете, что этот человек лгал?
– Вовсе нет. Он говорил то, что считал правдой. Но женщина, сообщившая ему, что оставила свою горничную в Париже, была не миссис Кеттеринг.
Миллионер изумленно уставился на него.
– Мсье ван Олдин, Рут Кеттеринг была мертва, прежде чем поезд прибыл на Лионский вокзал в Париже. Это Эйда Мейсон в весьма приметной одежде ее хозяйки заказала корзину с обедом и сообщила проводнику о якобы оставшейся в Париже горничной.
– Не может быть!
– Очень даже может, мсье. Женщины в наши дни выглядят так похоже друг на друга, что их различают скорее по одежде, чем по лицу. Эйда Мейсон была одного роста с вашей дочерью. Неудивительно, что проводник принял горничную за мисс Кеттеринг, увидев ее в роскошном меховом пальто и надвинутой на глаза красной лакированной шляпке, из-под которой только над ушами выбивались темно-рыжие локоны. Не забывайте, что раньше он не разговаривал с вашей дочерью. Правда, проводник видел горничную, когда она передавала ему билеты, но у него осталось лишь смутное впечатление о худощавой особе в черном. Будь он посообразительнее, то смог бы подметить, что хозяйка и горничная до странности похожи друг на друга, но крайне маловероятно, что такое пришло ему в голову. Помните, что Эйда Мейсон, или Китти Кидд, была актрисой, способной быстро изменять внешность и тембр голоса. Нет-нет, не было никакого риска, что проводник узнает горничную в одежде хозяйки, зато существовала опасность, что, обнаружив труп, он поймет, что это не та женщина, с которой он разговаривал накануне. Теперь становится понятной причина изуродованного лица. Эйда Мейсон больше всего боялась, что Кэтрин Грей зайдет к ней в купе после того, как поезд выедет из Парижа, поэтому она приняла соответствующие меры, заказав корзину с обедом и запершись в купе.
– Но кто убил Рут? И когда?
– Прежде всего, не забывайте, что преступление задумали и осуществили двое сообщников – Найтон и Эйда Мейсон. В тот день Найтон был в Париже по вашим делам. Он сел на поезд где-то на окружной дороге. Наверное, миссис Кеттеринг удивилась при виде его, но, безусловно, ничего не заподозрила. Возможно, Найтон привлек ее внимание к чему-то за окном, а когда она отвернулась, чтобы посмотреть, накинул ей на шею шнур – и все было кончено за несколько секунд. Дверь купе заперта, преступники принялись за работу. Мейсон и Найтон сняли верхнюю одежду с тела, закатали его в плед и положили на сиденье в смежном купе среди чемоданов и сумок. Потом Найтон спрыгнул с поезда, взяв с собой футляр с рубинами. Так как преступление должны были счесть совершенным почти двенадцатью часами позднее, он был в полной безопасности, а его показания и разговор мнимой миссис Кеттеринг с проводником обеспечивали надежное алиби его сообщнице.
На Лионском вокзале Эйда Мейсон получила корзину с обедом и, запершись в туалете, быстро надела одежду хозяйки, добавив накладные темно-рыжие локоны и немного грима, чтобы походить на нее как можно больше. Когда проводник приходил постелить постель, она сообщила ему приготовленную заранее историю об оставшейся в Париже горничной и, покуда он был занят постелью, стояла, глядя в окно, спиной к коридору и проходящим по нему людям. Это была разумная предосторожность, ибо, как нам известно, среди них оказалась мисс Грей, которая, как и остальные, была готова поклясться, что миссис Кеттеринг в это время была еще жива.
– Продолжайте, – сказал ван Олдин.
– Перед прибытием в Лион Эйда Мейсон перенесла тело хозяйки на ее полку, аккуратно сложила на краю полки ее одежду, потом переоделась в мужской костюм и стала готовиться покинуть поезд. Когда Дерек Кеттеринг вошел в купе жены и, как ему показалось, увидел ее спящей на полке, сцена уже была оборудована, а Эйда Мейсон пряталась в смежном купе, ожидая подходящего момента, чтобы незаметно сойти с поезда. Как только проводник спустился на перрон в Лионе, она, уже в мужской одежде, сошла следом за ним, как будто для того, чтобы подышать свежим воздухом. Улучив момент, когда на нее никто не смотрит, Мейсон быстро перешла на другую платформу, вернулась первым же поездом в Париж и отправилась в отель «Риц». Ее имя значилось в регистрационной книге, так как им воспользовалась другая сообщница Найтона, заказав номер накануне. Мейсон оставалось только спокойно дожидаться там вашего прибытия. Драгоценностей у нее нет и не было. Ваш секретарь, находясь вне подозрений, привозит их в Ниццу, нисколько не опасаясь разоблачения. О передаче рубинов мсье Папополусу было условлено заранее, и Мейсон, выждав подходящий момент, вручила их греку. Все было спланировано безупречно, что и следовало ожидать от такого мастера своего дела, как Маркиз.
– Вы в самом деле считаете, что Найтон – знаменитый преступник, которого разыскивают уже несколько лет?
