Ознакомительная версия.
Раз или два я видел коммунистических боссов воочию, а на их фотографии в прессе насмотрелся вдоволь, поэтому не думал, что наши визитеры будут эдакими упырями с бородавками и вурдалаками с тремя подбородками, — но их внешность все равно меня удивила, особенно Стивенса. Это был худосочный и бледнолицый мужчина средних лет с редкими, зализанными волосами бурого цвета, которые не мешало бы подстричь еще неделю назад, на глазах — очки без оправы. Будь у меня дочь-старшеклассница, и окажись она вечером в незнакомом квартале, я бы хотел, чтобы дорогу она спросила именно у такого типа, как Стивенс. Харви я бы так доверять не стал, он был и помоложе, и сбит покрепче, во взгляде зеленовато-карих глаз чувствовался острый ум, да и черты лица были правильными, но на «Самого опасного человека месяца» он никак не тянул.
Они отказались от коктейлей и других напитков, не стали удобно располагаться в креслах. Своим глуховатым, но опять-таки не грубым басом Харви объявил, что без четверти семь у них другая встреча.
— Постараюсь как можно короче, — заверил их Вулф. Из ящика он достал фотографию и протянул им: — Взгляните, будьте так любезны.
Они поднялись, Харви взял фотографию, и они посмотрели на нее. Нет, Вулф явно надо мной издевался. Что я ему, мелкая тварь, слизняк? И когда Харви бросил фотографию на стол, я подошел и взглянул-таки на нее, а уж потом передал Вулфу. Когда-нибудь он у меня дорезвится. Но сбить меня с толку ему все-таки удалось. Харви и Стивенс снова сели, даже не переглянулись. Это меня поразило — надо же, как осторожничают! Впрочем, возможно, коммунисты, особенно из высших эшелонов, эту привычку приобретают рано, и она становится автоматической.
— Интересное лицо, правда? — любезным тоном спросил Вулф.
Стивенс не ответил, продолжая сидеть истуканом.
— Кому такой тип правится, — уклонился Харви. — Кто это?
— Так мы будем только тянуть время, — любезные нотки в голосе Вулфа слегка зафальшивили. — Если я и сомневался, что вы его знаете, эти сомнения начисто испарились: стоило мне назвать его имя, вы тотчас приехали. Ведь вы здесь не потому, что хотите посочувствовать моему трудному положению. Если вы отрицаете, что этот человек известен вам как Уильям Рейнолдс, значит, вы приехали сюда напрасно, и нам нет смысла продолжать.
— Давайте сделаем теоретическое допущение, — мягко предложил Стивенс. — Допустим, мы знаем этого человека как Рейнолдса Уильямса, что дальше?
Вулф одобрительно кивнул:
— Это другое дело. Тогда я вам все расскажу. Когда я недавно познакомился с этим человеком, звали его не Рейнолдс. Видимо, его другое имя вы тоже знаете, но для удобства будем называть его Рейнолдсом, раз в вашей среде он известен именно так. Я познакомился с ним примерно неделю назад и тогда не знал, что он коммунист; мне это стало известно только вчера.
— Каким образом? — резко бросил Харви.
Вулф покачал головой:
— Боюсь, этот вопрос останется без ответа. За долгие годы работы частным детективом у меня накопились обширные связи — в полиции, в прессе, да везде. Я скажу вам вот что: видимо, Рейнолдс совершил ошибку. Это лишь догадка, но, полагаю, верная: он испугался. Он решил, что ему угрожает смертельная опасность, — тут руку приложил я — и он совершил одну глупость. Он боялся, что его могут обвинить в убийстве, — но лишь если докажут, что он коммунист. И я, по его мнению, это знал. Дабы себя защитить, он придумал вот что: сделать вид, что, будучи коммунистом, он в действительности враг коммунизма и способствует его уничтожению. Повторяю, это только догадка. Но…
— Минутку, — видимо, Стивенс никогда не повышал голоса, даже если кого-то перебивал, — кажется, мы еще не дожили до такой поры, когда обвинить человека в убийстве можно лишь на том основании, что он — коммунист? — Стивенс улыбнулся… хороша улыбочка… нет, пусть моя дочь спросит дорогу у кого-нибудь другого. — Или уже дожили?
— Не дожили. Скорее, все обстоит наоборот. Коммунисты не одобряют частные убийства по частным мотивам. Но наш случай — исключение. Наш разговор умозрительный, и давайте предположим, что вы слышали о смерти некого Луиса Рони, сбитого насмерть машиной в поместье Джеймса Сперлинга, а также знаете, что там присутствовал Уильям Рейнолдс. Не возражаете?
— Продолжайте, — буркнул Харви.
— Не будем тратить время на факты, опубликованные в газетах. Положение таково: мне доподлинно известно, что мистера Рони убил мистер Рейнолдс. Я хочу арестовать его и предъявить обвинение в убийстве. Но, чтобы изобличить его, важно доказать, что он коммунист, ибо только в этом случае появляется четкий мотив. Вам придется поверить мне на слово; я не могу раскрывать все карты, ибо тогда вы предпочтете помочь мистеру Рейнолдсу, а мое положение еще более усложнится.
— Мы не помогаем убийцам, — благонравно провозгласил Харви.
Вулф кивнул:
— Я так и думал. Помогать убийцам негоже в принципе, но в данном конкретном случае это ничего бы не дало. Поймите: я должен доказать не то, что Уильям Рейнолдс является членом компартии, — это можно сделать без особых хлопот; доказать надо другое: человек, бывший на месте убийства мистера Рони, и есть Уильям Рейнолдс. Доказать это можно двумя путями. Первый: арестовать мистера Рейнолдса по обвинению в убийстве, собрать материалы, подтверждающие, что его вина проистекает из его членства в компартии, вызвать в суд вас и ваших коллег — человек пятьдесят, сто — как свидетелей суда штата и задать один вопрос: «Является или являлся ответчик членом коммунистической партии?». Те из вас, кто знают его и ответят «нет», совершат клятвопреступление. Пойдут ли все ваши на такой риск — не большинство, а именно все? Будет ли оправдан такой риск, когда речь идет о защите человека, совершившего убийство в своих личных целях? Сомневаюсь. И даже если вы на этот риск пойдете, думаю, вас поймают на лжи. Я, по крайней мере, приложу для этого все силы.
— Нас не так легко запугать, — сообщил Харви.
— Каков второй путь? — спросил Стивенс.
— Он гораздо проще для всех, — Вулф взял фотографию. — Вы пишете на ней свои фамилии. Фотографию я наклеиваю на лист бумаги. Под ней вы пишете: «Человек на фотографии, где мы расписались, — Уильям Рейнолдс, которого мы знаем как члена Коммунистической партии США». Ставите свои подписи. И все.
Впервые они переглянулись.
— Мы пока рассуждаем умозрительно, — напомнил Стивенс. — И хотели бы немного подумать.
— Сколько вам нужно времени?
— Не знаю. До завтра или до послезавтра.
— Это меня не устраивает.
— Еще бы оно вас устраивало, — наконец-то из-под маски стал проглядывать истинный Харви. — С какой стати все должно быть по-вашему?
— Не должно, — Вулф заговорил с сожалением. — Но мне не хочется, чтобы убийца ходил на свободе. Если мы пойдем простым путем и все сделаем сейчас, к ночи он будет за решеткой. А если отложим… — Вулф пожал плечами. — Не знаю, как он себя поведет… может и затаится…
На моих губах едва не появилась усмешка, но я сдержался. Он мог с тем же успехом спросить у них напрямую — неужели они хотят дать Рейнолдсу еще день или два, чтобы он написал еще несколько статей для «Газетт»? Да, Вулф вел их именно к этому. Зная, о чем они думают, я пытался прочитать на их лицах хоть что-нибудь, но это были тертые калачи. Так, обсуждают какую-то умозрительную проблему, и она не очень им нравится. Стивенс заговорил, тем же вкрадчивым голосом:
— Что ж, арестуйте его. Если простым путем не получается, придется нам прибегнуть к более сложному.
— Нет, сэр, — с жаром возразил Вулф. — Без вашего заявления обвинить его будет не просто. Это возможно, но раз-два, и дело в шляпе — так не получится.
— Вы сказали, — вступил Харви, — что, если мы подпишем эту бумагу, на том все и кончится, но это не так. Нам придется давать показания в суде.
— Возможно, — согласился Вулф. — Но только вам двоим как друзьям и свидетелям обвинения, помогающим изобличить убийцу. В другом варианте помимо вас двоих в суд вызовут еще многих, и, в случае вашего отрицательного ответа, получится, что вы прикрываете убийцу только потому, что он — товарищ по партии, и в глазах общественности от этого отнюдь не вырастете… к тому же вас могут обвинить в клятвопреступлении. — Стивенс поднялся:
— Через полчаса, может быть, даже раньше, мы сообщим вам о нашем решении.
— Прекрасно. Наша гостиная звуконепроницаема, если хотите, можете подняться наверх.
— Лучше мы подышим свежим воздухом. Идем, Джерри.
Стивенс направился к выходу. Я прошел вперед, чтобы выпустить их, затем вернулся в кабинет. Задавленная и незаслуженно загнанная в угол ухмылка тут же вырвалась наружу. Пока я ходил, Вулф достал из ящика лист бумаги и тюбик с клеем.
— По-моему, считать цыплят рановато, — заметил я.
Ознакомительная версия.
