– Я не пойду! Господи, как вы терзаете меня! – крикнул Хорн, как-то странно вращая глазами.
Он поднялся вместе со всеми, но не двигался с места.
– Мистер Хорн, – твердо сказал Нэрс, – я офицер полиции, и этот дом – может быть, вам это неизвестно? – оцеплен моими людьми. Я пытался выяснить обстоятельства дела мирным путем, но моя обязанность – довести следствие до конца. Я требую проводить меня на то место, о котором вы только что говорили.
Опять воцарилось молчание. Хорн тяжело дышал, словно охваченный неописуемым ужасом. Внезапно он опять опустился в кресло и сказал окрепшим, решительным голосом:
– Нет, не могу! И я вам скажу почему. Все равно вы рано или поздно узнаете. Это я убил его.
На мгновение воцарилась тишина. Все присутствующие замерли, будто пораженные ударом молнии. Потом в этой чудовищной тишине прозвучал голос патера Брауна – странный и тонкий, как писк мыши.
– Вы убили его сознательно? – спросил он.
– Как ответить на такой вопрос? – Хорн сидел в кресле и нервно грыз ногти. – Я, вероятно, обезумел от ярости. Он вел себя возмутительно! Я забрел в его усадьбу, и он, кажется, оскорбил меня и даже ударил меня первый. Завязалась драка, и я сбросил его со скалы. Когда я пришел в себя, то понял, что, совершив это преступление, я вырыл пропасть между собой и остальным человечеством. Клеймо Каина горело на моем челе. Я впервые понял, что убил человека. И еще я понял, что рано или поздно мне придется сознаться. – Он внезапно выпрямился в кресле. – Но больше я ничего не скажу. Бесполезно спрашивать меня, кто были мои сообщники, существовал ли заговор и прочее. Я ничего не скажу.
– Учитывая, что одновременно были совершены два другие убийства, очень трудно поверить, что ссора между Уайзом и вами началась так неожиданно, – сказал Нэрс. – Вас, вероятно, кто-нибудь послал сюда?
– Я не стану предавать моих товарищей, – гордо сказал Хорн. – Пусть я убийца, но не предатель.
Нэрс подошел к дверям и отдал кому-то приказание.
– Мы пойдем туда, – тихо сказал он секретарю погибшего, – и этот человек пойдет с нами под конвоем.
Все чувствовали, что погоня за привидением на морском берегу – довольно глупое занятие после того, как убийца покаялся. Но Нэрс, несмотря на весь его скептицизм и презрение к подобным вещам, считал своим долгом довести дело до конца и перевернуть каждый прибрежный камень, будь то даже могильный, ведь скала по сути оказалась не чем иным, как надгробным камнем над местом вечного упокоения бедняги Гидеона Уайза.
Нэрс последним вышел из дома, запер дверь и тронулся за остальными на берег. К его удивлению, он встретил на дороге молодого секретаря Поттера, бежавшего ему навстречу; круглое лицо его казалось в лунном свете таким же белым, как луна.
– Ей-богу, сэр (то были его первые слова за весь вечер), там что-то есть… что-то похожее на Уайза…
– Вы сошли с ума! – воскликнул сыщик. – Вы все бредите!
– Неужели вы думаете, что я не узнал бы его? – воскликнул секретарь с какой-то странной дерзостью. – Кому как не мне узнать хозяина!
– А ведь вполне возможно, что у вас есть основания ненавидеть его, как и у Хокета, – резко сказал сыщик.
– Возможно, – ответил секретарь. – Так или иначе, я изучил его хорошо. И я вам говорю, я видел его – он стоял там прямой, неподвижный, залитый зловещим лунным светом.
И он указал в сторону ущелья, где сыщик разглядел нечто такое, что могло быть лунным лучом или полосой пены, но уже при ближайшем рассмотрении принимало более реальные очертания. Они подошли на сотню шагов ближе, а странная фигура не двигалась, все больше походя на серебряную статую.
Нэрс заметно побледнел и остановился, размышляя, как быть. Поттер не пытался скрыть своего ужаса; он был напуган не меньше Хорна. И даже Бирн, видавший виды репортер, никак не решался подойти поближе. В то же время ему показалось странным, что единственным человеком, не проявлявшим признаков страха, был патер Браун, который только что откровенно признался, что его могло бы испугать привидение. Священник спокойно шел вперед своей ковыляющей походкой, словно таинственный предмет был всего лишь доской для объявлений, которые он собирался посмотреть.
– Как видно, вы не особенно взволнованы, – сказал ему Бирн. – А ведь вы, кажется, единственный из нас, кто верит в привидения.
– А вот я думал, что вы в них не верите, – ответил патер Браун. – Но верить в привидения – это одно, а верить в конкретное привидение – другое.
Бирн смущенно отвернулся и поглядел в сторону берега, залитого холодным лунным светом.
– Я не верил до тех пор, пока не увидел собственными глазами, – сказал он.
– А я верил до тех пор, пока не увидел, – задумчиво ответил патер Браун и пошел дальше.
Журналист глядел вслед его удалявшейся неуклюжей фигуре. В бесцветном лунном свете трава походила на длинные седые волосы, зачесанные ветром в одну сторону – туда, где слабо мерцал серо-зеленый прибрежный известняк и маячил бледный силуэт, тайна которого еще не была разгадана. Этот силуэт как бы доминировал над пустынным пейзажем, в котором не было никаких признаков жизни, кроме черной и весьма прозаической фигуры священника, семенящего вперед без страха и смущения. Внезапно Хорн с пронзительным криком вырвался из рук своих стражей, обогнал священника и бросился на колени перед призраком.
– Я ведь во всем сознался! – услышали они его крик. – Зачем вы пришли? Сказать им, что я убил вас?
– Я пришел сказать им, что вы не убили меня, – ответил призрак, простирая к нему руку.
И тогда Хорн снова издал дикий вопль и вскочил на ноги. И все поняли, что прикоснувшаяся к нему рука не была бестелесной.
Положительно, это было чудесное спасение! Ничего подобного не приходилось видеть на своем веку ни многоопытному сыщику, ни бывалому журналисту. А между тем все объяснялось очень просто. От скалы постоянно откалывались более или менее мелкие камешки и падали в расселину, образовав там нечто вроде мягкого настила. Старик (кстати сказать, весьма жилистый и крепкий) упал на этот настил и провел там чрезвычайно неприятных двадцать четыре часа, пытаясь вскарабкаться обратно. Уступы скалы все время крошились и обламывались под его ногами, но в конце концов эти самые обломки образовали нечто вроде лестницы, благодаря которой он выбрался из расселины. Этим и объяснялся зрительный обман Хорна, который принял старика за волну, трижды поднимавшуюся, спадавшую и, наконец, застывшую. Так или иначе, перед нашими приятелями стоял Гидеон Уайз, здравый и невредимый, в белом пыльном костюме, со своими белыми волосами и грубым лицом. Впрочем, лицо его было в данный момент гораздо менее жестким, чем обыкновенно. Быть может, миллионерам полезно изредка проводить сутки на скалистом обрыве, на расстоянии вытянутой руки от вечности.
Уайз не только отказался обвинять преступника, но и дал полный отчет об их стычке – отчет, который значительно смягчил вину Хорна. Он заявил, что Хорн вовсе не сбрасывал его со скалы, что край уступа обвалился под его ногами, причем Хорн даже бросился вперед, чтобы удержать его, когда он падал.
– Там, на дне этой пропасти, – заявил Уайз торжественно, – я пообещал Господу всегда прощать моих врагов. И Господь, пожалуй, сочтет меня подлецом, если я не прощу моему ближнему столь малую вину.
Хорна увели под конвоем, но сыщик был уверен, что преступнику недолго придется сидеть в предварительном заключении и что приговор, который ему вынесет суд, будет пустяковым. Не часто убийце удается привести в качестве свидетеля своей невинности убитого им человека!
– Странная история, – произнес Бирн, когда сыщик и прочие исчезли на тропинке, ведущей в город.
– Да, – сказал патер Браун. – Все это не наше дело, но я хотел бы обсудить с вами кое-что. Давайте постоим здесь немного.
Бирн согласился. Наступило молчание, потом репортер внезапно сказал:
– Думаю, вы имели в виду Хорна, когда сказали, что кое-кто говорит не все, что ему известно.
– Нет, – ответил священник, – я имел в виду молчаливого мистера Поттера, секретаря преждевременно оплаканного мистера Гидеона Уайза.
– Знаете, когда Поттер в первый раз заговорил со мной, я решил, что он сумасшедший, – сказал Бирн, – но я никогда не мог вообразить, что он преступник. Он болтал что-то о холодильнике…
– Да, я предполагал, что он кое-что знает, – задумчиво промолвил патер Браун. – Но я никогда не утверждал, что он причастен к этому делу… Меня волнует, насколько силен старик Уайз, чтобы без посторонней помощи выбраться из пропасти.
– Что вы хотите этим сказать? – спросил удивленный репортер. – Разумеется, он выбрался из пропасти, ведь мы видели его.
Священник не ответил на вопрос и внезапно спросил:
– Что вы думаете о Хорне?
– Как вам сказать… Его, в сущности, нельзя назвать преступником, – ответил Бирн. – Он не похож ни на одного преступника, с которым мне приходилось встречаться. Я имею некоторый опыт в этой области.
