– Это вы, Сенклер? Что вам угодно, мой друг?..
– Мне угодно знать, — ответил я дрожащим голосом, сжимая в кармане револьвер, — мне угодно знать, что вы здесь делаете в такой поздний час?..
Он спокойно зажег спичку и проговорил:
– Вы видите!.. Я собираюсь лечь спать…
Он зажег свечу, поставленную на стул, так как в этой разоренной комнате не было даже самого простого ночного столика. Железная кровать в углу, принесенная сюда, вероятно, еще днем, составляла все ее убранство.
– Я полагал, что вы должны спать сегодня ночью рядом с комнатой госпожи Дарзак и профессора Станжерсона, на первом этаже Волчицы…
– Помещение оказалось чересчур тесным, я мог бы стеснить госпожу Дарзак, — с горечью в голосе произнес несчастный, — и потому попросил Бернье принести мне кровать сюда… Да и не все ли мне равно, где ложиться, — я не сплю…
Мы помолчали. Я уже стыдился своих предположений. Овладевшее мною раскаяние было так сильно, что я не устоял и откровенно рассказал ему все: и о своих постыдных подозрениях, и о том, как я решил, что имею дело с Ларсаном, увидев его разгуливающим по Новому замку, и как я собрался идти на «открытие Австралии». Я не скрыл от него, что возложил все свои надежды на эту Австралию.
Он выслушал мое признание со скорбным лицом, спокойно засучил рукав и, приблизив обнаженную руку к свече, показал мне родимое пятно, которое должно было меня разубедить. Я не хотел даже смотреть на него, но он заставил меня потрогать его, и я должен был констатировать, что это было самое обычное родимое пятно именно той формы, на которой можно было расположить и Сидней, и Мельбурн, и Аделаиду, а внизу имелось изображение Тасмании.
– Вы можете потереть его, — сказал он спокойно. — Оно не сходит.
Я снова со слезами на глазах стал умолять его простить меня, но он согласился забыть обиду лишь после того, как я потянул его за бороду, которая не осталась у меня в руке. Только тогда он отпустил меня спать, что я и сделал, кляня себя в душе и называя полным идиотом.
Глава XVII
Ужасное приключение старого Боба
Когда я проснулся, первая моя мысль была опять-таки о Ларсане. Действительно, я не знал, что думать, — жив ли он, умер ли? Быть может, рана его была не так серьезна, как мы полагали? Быть может, он остался жив? Мог ли он выбраться из мешка, который Дарзак бросил в Кастильонскую расселину? В конце концов, это Ларсану было вполне по силам, особенно если учитывать тот факт, что Уолтер нашел мешок в трех шагах от ямы, на уступах естественной лестницы, о существовании которой Дарзак, очевидно, не предполагал, бросая в пропасть труп Ларсана…
Вторая моя мысль была о Рультабие. Что он успел сделать за это время? Зачем он уехал? Никогда его присутствие в форте Геркулес не было еще так необходимо! Если он запоздает, этот день не обойдется без какой-нибудь драмы между Рансами и Дарзаками!
Тут в мою дверь постучали — Бернье принес мне короткую записку от моего друга, которую какой-то маленький оборванец из города передал папаше Жаку. Рультабий писал:
«Вернусь сегодня утром. Встаньте поскорее и будьте так любезны набрать для меня на завтрак этих превосходных моллюсков, которыми изобилует вода у мыса Гарибальди. Приветствую и благодарю. Рультабий».
Эта записка заставила меня призадуматься — я по опыту знал, что Рультабий прикидывается заинтересованным пустяками именно тогда, когда в действительности его ум занят самыми серьезными предметами.
Поспешно одевшись, я вооружился старым ножом, который одолжил мне Бернье, и отправился исполнять пожелание своего приятеля. Никого не встретив в этот ранний час — было около семи утра, — я уже выходил через северные ворота, как меня нагнала Эдит, которой я пересказал содержание записки Рультабия. Эдит, расстроенная продолжительным отсутствием старого Боба, сочла записку «странной и не предвещающей ничего хорошего» и последовала за мной собирать моллюсков. По дороге она сообщила мне, что ее дядя не прочь порой отлучиться на несколько деньков, а потому она до сих пор не теряла надежды на его возвращение, но теперь ее снова начинает терзать страшная мысль, что старый Боб стал жертвой мести Дарзака.
Она пробормотала глухую угрозу в адрес дамы в черном, прибавила, что ее терпения хватит ровно до двенадцати часов, и замолчала совсем.
Мы принялись за сбор моллюсков для Рультабия. Миссис Эдит сняла башмаки, и я также. Но нежные перламутровые ножки Эдит заставили меня напрочь забыть о моллюсках, так что бедному Рультабию, наверно, пришлось бы обойтись за завтраком без них, если бы молодая женщина сама не занялась их поиском с бесподобным усердием. Вдруг мы оба выпрямились и насторожились, прислушиваясь. Со стороны гротов послышались крики. На уступе пещеры Ромео и Джульетты мы различили небольшую группу людей, махавших нам шляпами и руками. Движимые одним и тем же предчувствием, мы поспешили к берегу. Вскоре мы узнали, что, привлеченные стонами, два рыбака нашли в расщелине в пещере Ромео и Джульетты какого-то человека, очевидно, свалившегося туда и долгое время пролежавшего там без сознания.
…Мы не ошиблись. В яме действительно оказался старый Боб. Когда его вынесли из пещеры на дневной свет, вид его был достоин сожаления: прекрасный черный сюртук был в грязи и напоминал лохмотья. Эдит не могла удержаться от слез, в особенности когда выяснилось, что старик сломал себе ключицу и вывихнул ногу; он был бледен, как мертвец. К счастью, ничего более серьезного не было обнаружено. Десять минут спустя, согласно выраженному им желанию, Боба уложили в постель в его спальне. Представьте себе: этот старый упрямец отказался раздеться и снять сюртук до прибытия врача! Обеспокоенная Эдит расположилась у его изголовья, но по прибытии докторов старый Боб выгнал племянницу за пределы не только комнаты, но и Квадратной башни и велел запереть двери.
Эта последняя предосторожность очень нас удивила. Все мы — господин и госпожа Дарзак, мистер Ранс и я, а также Бернье, ожидавший от меня каких-либо новостей, — собрались во дворе Карла Смелого. Выйдя из Квадратной башни по прибытии доктора, Эдит поспешила к нам со словами:
– Будем надеяться, что ничего серьезного нет. Старый Боб еще очень крепок. Ну, что я вам говорила! И сейчас повторю: это просто старый шут, он, видите ли, хотел выкрасть череп князя Галича! Зависть ученого! Вот мы посмеемся, когда он поправится!
В эту минуту дверь Квадратной башни отворилась, и на пороге показался бледный, расстроенный Уолтер, верный слуга старого Боба.
– О, миссис! — сказал он. — Господин весь в крови! Он не хотел, чтобы я говорил, но его надо спасать!..
Эдит исчезла в Квадратной башне. Что касается нас, мы не решились последовать за ней. Через несколько минут она показалась снова.
– Боже мой! — простонала она. — Это ужасно! У него разбита вся грудь!
Я поспешил подать ей руку, чтобы поддержать ее, так как, к моему удивлению, мистер Артур Ранс в этот момент отошел от нас и прогуливался по аллее, заложив руки за спину и что-то насвистывая. Я пытался успокоить Эдит и выразил ей свои соболезнования, но ни сам Дарзак, ни его жена не присоединились в этом ко мне.
Рультабий вернулся в замок через час после этого происшествия. Я заметил его с высоты западного вала и поспешил к нему, как только увидел его на берегу. Я потребовал у Рультабия объяснений, но он оборвал меня с первых же слов вопросом, удачной ли была моя ловля, но в его испытующем взгляде я прочел, мне казалось, нечто другое. И в тон ему я ответил:
– О! Очень удачно! Я выловил старого Боба.
Он подскочил. Я пожал плечами, сохраняя уверенность, что он разыгрывает комедию, и сказал:
– Ну да! Вы же прекрасно знали, к чему приведете нас с этим сбором моллюсков!
Рультабий посмотрел на меня изумленно:
– Вы, очевидно, не предполагаете, мой дорогой Сенклер, какое значение могут иметь ваши слова, иначе избавили бы меня от труда протестовать против подобного обвинения!
– Какого обвинения? — воскликнул я.
– Обвинения в том, что я оставил старого Боба в агонии в пещере Ромео и Джульетты.
– Да что вы! Успокойтесь, старый Боб вовсе не в агонии. Он вывихнул ногу и плечо, это вовсе не опасно, и вся эта история проста как божий свет: он хотел выкрасть череп князя Галича!
– Забавная мысль! — ехидно заметил Рультабий.
Он посмотрел мне прямо в глаза и проговорил:
– А вы-то сами верите в эту историю?.. И… это все? Других ран нет?
– Есть, — ответил я. — Рана есть, но доктор счел ее совершенно неопасной. Рана на груди…
– На груди! — вскрикнул Рультабий, нервно сжимая мою руку. — И как она выглядит, эта рана?
– Мы не знаем! Мы не видели! Старый Боб страшно стыдлив. Он не захотел снимать в нашем присутствии сюртук, который так хорошо скрывал эту рану, что мы никогда бы о ней не догадались, если бы нам не сказал Уолтер, напуганный видом крови.
