Мы подошли к деревянному сараю в конце переулка. Дверь, чуть пошире обычной двери, была заперта на висячий замок. Мюллер полез в карман.
— А сейчас у вас его уже нет? — спросил он.
— Нет. Продал перед самой войной.
— А, война. Да. — Он печально кивнул. И снова улыбнулся.
— Но я бояться, что после ваш «Циклон» мой машина вам будет неинтересная.
Но Мюллер сам не верил своим словам. Я угадывал это по его голосу и видел по быстрым, уверенным движениям, когда он отпирал замок. Он снял замок с петель, поднял щеколду и распахнул дверь. Шагнул в темноту, протянув руку куда-то вверх.
Внезапно вспыхнула еще одна голая лампа. Прямо под ней на чистом бетонном полу стоял сверкающий черный мотоцикл. Даже застыв в неподвижности, он, казалось, вот-вот рванет с места.
Это был самый странный и, наверное, самый красивый из всех мотоциклов, какие я когда-либо видел: длинный, низкий, обтекаемый. Там, где должен был находиться двигатель, проглядывал только гладкий узкий корпус, который за подножкой под пружинным сиденьем для водителя и сиденьем для пассажира плавно переходил в плоское заднее крыло, скрывавшее все, кроме нижней части колеса.
Двигатель располагался по центру над передним колесом — пять маленьких цилиндров в форме звезды, обрамляющих ступицу. Он очень походил на воздушный винт самолета.
— Какого объема двигатель? — спросил я.
— Шестьсот сорок кубических сантиметров. По сто двадцать восемь на каждый цилиндр. Дает всего восемнадцать лошадиных сил. Не то что ваш «Циклон». Зато машина очень легкий, правда? И этот мотор впереди — очень легко управлять. Даже по песку с ним и ребенок справляться может.
— Просто красавец, — честно сказал я.
— Я сделать кое-какие усовершенствования. Пассажирское сиденье, болты для багажник. Они не стандартные. Но сиденье подходит для девочка, понимайт?
— Для девочка?
— Да. Девочки любят покататься с ветерок.
Я улыбнулся.
— Какую скорость развивает?
— Сто пятнадцать километр в час. Потому что, понимайт, он очень легкий. Конечно, не такой быстрый, как ваш «Циклоп», — сказал он и улыбнулся.
Ему было наплевать, какую скорость развивал мой «Циклон». Он прекрасно знал, что владеет одним из самых прекрасных мотоциклов в мире.
— Да, но он все равно быстрый, — заметил я.
— Да, — радостно согласился он.
Мы еще какое-то время говорили про его мотоцикл, и он с радостью показал мне, как он работает. Затем мы вернулись в квартиру.
Гостиная у Мюллера была маленькая, почти без мебели, однако идеально чистая. Два мягких кресла и мягкий диван. В углу — простенький телефонный столик. Пол деревянный — ни одного коврика. Должно быть, Мюллер тратил все деньги на свой мотоцикл, чтобы он всегда был на ходу. А еще — на девочек, любительниц прокатиться с ветерком.
Мюллер предложил мне «Асбах Уральт», немецкого бренди, и я согласился. Он передал мне напиток в стакане для зубных щеток и уселся с другим стаканом в руке в кресло. Я присел на краешек дивана.
— Сержант Биберкопф, — начал я, — говорил, что вы беседовали с полковником Хаусхолдом.
— Никакой он не полковник. На войне он служить сержант британской армия. Снабженец — так у вас говорить?
— Да, снабженец.
— И заработать на этом много денег. Торговать на черный рынок, понимайт?
— Да.
— Он и сейчас тем же занимайся. Вы знать, что на черный рынок можно получить много деньга.
— Да. Но как ему это удается?
— Он покупать продукты и продавать их, но только за золото и драгоценность. Когда та проститутка его видеть в баре, он быть в Берлин, чтобы купить грузовик с копченая ветчина. И продавать часть в Берлин, часть в Мюнхен.
— И он в этом признался?
Мюллер ухмыльнулся.
— Я ведь очень страшный, да? Когда он говорить, я в своей форме, а он такой маленький человек. Я сказать, мне безразлично, что он делать, я только хотеть знать, был ли он в тот день в Тиргартен. Если он мне помогать, я оставить его в покое. И он помогать.
— А Биберкопф сказал мне, что в тот день его в Берлине не было.
— Нет. У него есть свидетель, квитанции, всякие доказательства.
— Что, спекулянты на черном рынке пользуются квитанциями?
— Часть его торговля легальный. Он быть в Мюнхен восьмого. Тот день он покупать деревянный ящики. Знаете, коробка. Корзинка.
— Если бы он в самом деле хотел убить Гитлера, он бы заранее позаботился об алиби.
— Я говорить с люди, которые продавать ему ящики. Он быть здесь девятого. Вы должны понимайт насчет этот Хаусхолд. Он сам маленький, но большой рот. Он любить привирать.
— Например, про убийство Гитлера.
— Мысль хороший, но сам он никогда бы этого не сделать. Я думать, он не из тех, кто убивать. Ни на войне, ни сейчас.
— Если вы считаете убийство Гитлера хорошей мыслью, зачем тогда вы мне помогаете?
Мюллер глотнул бренди. Опустил стакан, заглянул в него, затем перевел взгляд на меня.
— Мой кузен Франц говорить, вы ему что-то обещать. Он говорить, если вы найти, кто стрелять Гитлера, вы сказать сперва ему, а потом уже нацистам.
— Верно.
— Нацисты, они его убивать, если находить.
— Возможно.
— Не возможно. Наверняка. Они такие и есть.
— Да.
— И я помогать поэтому. Я полицейский. Коппер, так вы говорить?
— Коп.
— Коп. И раз я коп, я не хотеть, чтобы люди решить, что они могут убивать других. Это неправильно, так не положено. Вы понимайт?
— Да.
— Еще я думать, этот человек, который хотеть убивать Гитлер, может, не такой плохой. Может, Гитлер заслужить, чтобы его убивать. Вот я и помогать вам мешать наци убивать этого человека. О'кей?
— О'кей. Спасибо.
Мюллер пожал плечами.
— Не стоит. Я только выполнять свой работа.
Я кивнул.
— Нацисты считают, что покушение на Гитлера организовали коммунисты.
— Нет. Если бы это быть коммунисты, я бы знать.
— Потому что вы коп?
— Потому что я коммунист. — Он усмехнулся. — Теперь вы испугаться?
— Еще как.
Он засмеялся.
— Это были не коммунисты, я вам обещать.
— Вы знаете все, что коммунисты делают в Германии?
— Нет. Но о таком я бы знать.
— Ладно. Тогда, может, вы знаете еще кое-что. Кто-то неотступно преследует меня с моей помощницей. В Берлине, потом в Байрейте.
— Вы считать, это коммунисты?
— Понятия не имею, знаю только, что один из них был русский.
— Откуда вы это знать?
В моем кармане лежало удостоверение моряка, которое Рём извлек из кармана убитого малого на задворках «Микадо» и передал мне. Меня подмывало показать ему удостоверение. Но если в Берлине установили, кто был убитый, мне будет трудно объяснить, откуда у меня это удостоверение.
— Не могу сказать, чтобы не подвергать кое-кого опасности. — Вернее — самого себя.
Мюллер кивнул. Что касается опасности, тут он живо обо всем смекнул. Будучи коммунистом и работая в мюнхенском отделении полиции, он, вероятно, знал об этом лучше любого.
— Не все русские коммунисты, — заметил он.
— Знаю. На этих людях были бушлаты с капюшонами, как у моряков.
Мюллер покачал головой.
— Я о них ничего не знать.
— Из этого вовсе не следует, что они не коммунисты.
— Нет. Но я не верить, что какой-то коммунист пытаться убить Гитлер. Скорее, это кто-то из его собственный люди. Нацисты.
— Если так, я его найду.
Мюллер глотнул еще бренди и наклонился ко мне.
— Слушайте меня. Вам нужно быть очень осторожный с этими нацистами. Они нехорошие люди, и они везде. Не только в мюнхенская полиция. Они и в государственная полиция, и в армия. Они набрать большая сила здесь, в Мюнхен.
— Знаю.
— Если смогу, я буду вам помогать. Но я тоже должен быть очень осторожный.
— Буду очень признателен за помощь.
Мюллер кивнул.
— Я делать что смогу.
Я приложился к бренди.
— Ваш кузен сказал, вам не удалось найти человека из Берлина. Господина Норриса.
— Нет. Гостиницы должен сдавать регистрационные формы на всех постояльцы, но они обычно не торопиться. Если он в гостинице, я его найду. Но если он остановиться у друга… — Мюллер пожал плечами.
— Понятно. Если обнаружите его, я хочу с ним поговорить.
— Конечно.
— Вы можете оставить для меня сообщение в «Хофбройхаусе». В запечатанном конверте. Или по телефону. Скажите, чтобы я позвонил господину Смиту. Я вам позвоню домой при первой возможности. О'кей?
— О'кей.
— И еще, я хотел бы потолковать с Хаусхолдом. У вас есть его адрес?
— Но я же сказать вам…
— Знаю. И я вам верю. Но мое начальство потребует отчет. От меня.
Насчет начальства ему все было понятно.
— Да, конечно. Один момент.
