— Я тут думал, — начал Г. М., — с чего лучше начать. И наконец придумал. В ходе следствия мы изрядно порылись в грязном белье. Нас интересовало содержимое коробок, стоившее кое-кому жизни. Но остается одна тайна, которой мы даже не касались, хотя она является краеугольным камнем всего дела. Я имею в виду, друзья мои и недруги, тайну Феликса Хея.
— Тайна не бог весть какая страшная, — продолжал Г. М., скрестив ноги и устроившись поудобнее. — Она касается его характера, а большинство из вас были с ним знакомы. Подумайте о том, какие поступки совершал Хей. Прочтите книги, которые он читал. Задумайтесь над его словами. И вы поймете, что он представлял собой на самом деле.
Шантажистом он не был. И вообще не нарушал закона. Он действовал не из корысти, не из какой-либо выгоды в будущем, не из стремления к справедливости. Маловероятно также, чтобы его поступками двигала злоба. Феликс Хей был именно тем, кем хотел казаться, — довольно успешным дельцом с неразвитым умом. Подтверждением тому его своеобразное чувство юмора и его своеобразное хобби. Я скажу вам, кто он такой. Он — разоблачитель.
Я предпочитаю не спорить с правдолюбами, которые с пеной у рта доказывают, что люди совсем не такие, какими хотят казаться. Конечно, среди них попадается много жулья или откровенных психов. Если такой вот разоблачитель в конечном счете пытается обмишурить честного человека, всучить ему бесполезную дрянь, заманить в какую-нибудь секту или даже расстроить чье-то семейное счастье, мне наплевать.
Если вы занимаетесь разоблачениями, потому что терпеть не можете ханжества и обмана, честь вам и хвала. Небеса вознаградят вас, да и на земле горевать не придется. Но если вы разоблачаете пороки просто так, для развлечения… Кстати, именно поэтому многим не дают покоя давно усопшие люди. Как правило, мертвецы безобидны. Нам не угрожает опасность нападения со стороны Юлия Цезаря. Гладстон больше не выступит в парламенте. Диккенс не напишет нового романа. Все они покоятся с миром — если современные Ювеналы оставляют их в покое. Но есть люди, которые искренне радуются, узнав, что генерал Икс, оказывается, был трусом, а леди Игрек — алкоголичкой. Вот таким был и Феликс Хей.
В чем тут дело? Послушайте меня! Наверняка многие из вас помнят, что в детстве вдруг услышали, как ругается в сердцах мать или старшая сестра. А может, увидели, как ваш величественный двоюродный дедушка украдкой целует горничную за дверью. А может, услышали неприглядную историю о каком-либо родственнике. Готов поспорить: вы были оскорблены в лучших чувствах. Со мной именно так и было — как и почти со всеми. Мы и не подозревали, что наши близкие тоже грешны. Большинство из нас, разумеется, потом перерастают детское изумление. Мы грубеем и понимаем, что обман неотъемлемая часть жизни.
Но Феликс Хей так и не вырос из детских штанишек. Зато стремление узнавать что-то дурное превратилось у него в увлечение, стало источником радости и довольства. Он обожал раскапывать неприглядные факты о своих знакомых. Затем хитро и ненавязчиво намекал, что кое о чем ему известно, — просто ради того, чтобы посмотреть, как они станут себя вести. У него и в мыслях не было, что он причиняет кому-либо вред. Он вовсе не собирался никого разоблачать публично. Просто у него было такое хобби.
Г. М. помолчал.
— Конечно, для удовлетворения его страсти требовались люди знатные или знаменитые. Он на них просто помешался. Но, к сожалению, таких друзей у него не было. Феликс Хей был обыкновенным дельцом средней руки, который не выбился в высшее общество. Так что ему пришлось довольствоваться кругом своих друзей. То есть… — Г. М. обвел пальцем молчаливую группу людей за столом.
— Теперь ясно, — задумчиво произнес Бернард Шуман. — Сам я никак не мог понять… Я чуть с ума не сошел, гадая, зачем ему все это было нужно. Я понятия не имел, чем так привлек его. Он меня почти не знал!
— С Питером Фергюсоном он вообще не был знаком, — возразил Г. М., — только знал, что тот очень опасный малый. Он узнал о Фергюсоне от его жены и сразу почувствовал к нему интерес… — Г. М. резко сменил тему: — То, что я вам сообщу сейчас, не более чем мои домыслы. Как Хей узнал то, что узнал, — тайна, которая умерла вместе с ним и которая не имеет отношения к нашей насущной проблеме. Кое-что он действительно раскопал. А теперь я должен вас успокоить. Все улики, свидетельствующие о ваших грешках, уничтожены. Поэтому не стоит метать в меня молнии из-за того, что здесь присутствует зловещий старший инспектор Мастерс. У него против вас ничего нет. Следовательно…
Сэр Деннис Блайстоун встал со своего места. Сандерс и Марша не сводили с него глаз. Пока Г. М. говорил, сэр Деннис слушал его, положив руку на плечо жены и то и дело рассеянно поглаживая его. Очевидно, жест мужа коробил леди Блайстоун и в то же время доставлял удовольствие. Наконец знаменитый хирург торжественным видом направился прямиком к Мастерсу:
— Старший инспектор…
— Да, сэр?
— Позвольте вернуть вам ваш блокнот. Я вытащил его у вас из кармана, пока раскладывал манто в спальне.
— Деннис! — взвизгнула леди Блайстоун, но тут же опомнилась.
— Должен признаться, сэр, — отчеканил Мастерс, — сейчас не лучшее время для шуток…
— Совершенно верно! — кивнул Блайстоун. Вдруг все увидели, что он широко улыбается. — Я просто выполняю предписания моего друга, Генри Мерривейла. Вы видите перед собой опытного жулика-дилетанта, который отныне не намерен скрывать от друзей свою маленькую слабость… Боже, какое облегчение! — добавил он после паузы. — Оказывается, все так просто! Мне все равно, даже если завтра заметка обо мне появится в «Дейли мейл». Что с тобой, Джуди?
— Деннис, ты дурак! Ты совершенно…
— Заткнитесь! — спокойно осадил супругов Г. М.
Впервые за весь вечер леди Блайстоун удостоила его взглядом.
— Сэр Генри, сегодня вы, кажется, зашли дальше, чем обычно.
— Заткнитесь! — заревел Г. М.
Казалось, старик вот-вот швырнет в нее «Логовом дракона». Сандерс понимал, в чем дело: Г. М. тоже испытывал облегчение. Молодому судмедэксперту уже приходилось наблюдать за поведением Г. М. в суде.
Однако до счастливого финала было далеко. Все сознавали: среди них, в этой самой комнате, находится убийца. Но кто же он?
— Кто-нибудь еще желает сделать признание? — обратился к присутствующим Г. М. — Облегчите душу, вам станет лучше.
Он посмотрел на миссис Синклер. Та ответила ему задумчивым взглядом из-под полуопущенных век. Бонита Синклер никогда еще не выглядела такой рассеянной, такой непорочной и в целом — такой непостижимой. Как будто для того, чтобы позлить леди Блайстоун, она положила ногу на ногу. Невинное выражение ее лица совершенно не подходило к столь развязной позе.
— Только не я, спасибо, — улыбнулась она. — Не сомневаюсь: многие считают, что я гораздо хуже, чем есть на самом деле, — что я убийца, например. Жаль, но мне не в чем признаться. Что я могу сказать? Я зарабатываю на жизнь. Торгую картинами.
Леди Блайстоун смерила ее надменным взглядом.
— Я торгую картинами, — повторила Бонита Синклер. — Если же у меня есть и другая профессия, то должна сказать, что ее освоили многие выдающиеся дамы, а полицейские интересуются ею только тогда, когда они не на службе. Женщина, которая не преуспела в роли жены, заслуживает моего сочувствия. Вот и все. Никакого преступления я не совершала.
— Погодите! — Г. М. резко осадил леди Блайстоун, которая собралась уже вставить свое слово. — Давайте все выясним раз и навсегда. Любые обвинения в адрес этой дамы, сплетни и вообще болтовня обречены на провал. Французская полиция на ее счет не питает никаких подозрений. Итальянец в Монте-Карло, тот самый, о котором ходило столько таинственных слухов, скончался от аппендицита. О том, чтобы обвинить миссис Синклер в убийстве, и речи не шло. Когда умер Фергюсон, она находилась в Скотленд-Ярде…
— Спасибо, сэр Генри, — проговорила Бонита Синклер. — Так вы мне и сказали, когда были днем у меня дома. Зачем снова все повторять?
— Сейчас поймете. Единственное, что имелось против вас у Хея, — это два письма, в которых шла речь о поддельных Рубенсе и Ван Дейке. В них вы гарантировали их подлинность…
— Снова клевета!
— Разумеется, — кротко согласился Г. М. — Но мне необходимо было упомянуть о письмах. — Он повернулся к Шуману. — Вы правы, сынок, мы с вами незнакомы. Но я знаю, кто вы. Не хотите рассказать, какую улику против вас приберег Хей, обвиняя вас в поджоге?
В комнате вдруг стало очень тихо. Мастерс переминался с ноги на ногу, стоя на огнеупорных кирпичах у камина, как будто готовился к забегу. Бернард Шуман вдруг рассердился.
— Будь все проклято! — воскликнул он, сжимая кулаки. — Как мне надоели ваши нелепые угрозы! Днем приходил ко мне старший инспектор и повторил все сплетни, добавив свеженькое: обвинение в убийстве. Предполагается, что я поджег собственный склад и убил мистера Низама Эль-Хакима…
