— Откройте дверь и не вздумайте убрать оттуда леди! И без разговоров, доктор. Откройте — или я прострелю замок.
— Не поднимайте шума, ради бога! Глубокая ночь, Вильямс. Люди могут неправильно истолковать.
За ним шаги. Двое уносили женщину через другую дверь — так я истолковал этот топот.
— Доктор, откройте или отойдите, пуля может проскочить сквозь замок. Вы думаете, я шутил? — Не знаю, что он думал, но явно хотел потянуть время.
— Вильямс, я…
Хватит болтать. Этот краснобай, возможно, наслаждался звуками собственного голоса, но мне на его красные байки плевать. Грохнул выстрел, полетели щепки, я нажал на болтающуюся ручку, врезал в дверь плечом и оказался внутри. Если я открываю дверь, то я открываю дверь. Одного выстрела мне хватает. Сорок четвертый — надежный товарищ, несколько старомодный, но, верьте мне, на него можно положиться.
Пришел черед моей игре. Передо мной глаза доктора Горгона. Индифферентная поза смыта изумлением, глаза выпучены так, будто вот-вот вылезут из орбит. Но в руках его ничего не было, а занавес в дальнем конце библиотеки колыхался, за ним еще не исчезли штанина и башмак солидного размера.
Я направил ствол на обладателя штанины и дал ему шанс выжить:
— Эй, за занавесом! Стой или…
— Стойте! — завопил доктор Горгон. — Это недоразумение! Верните мадам, вернитесь, вернитесь!
И «мадам» вернули. Словарный запас доктора Горгона богаче моего, что и говорить. Иной раз в нем встречаются и полезные слова, осмысленные. Разве ж я спорю…
«Мадам» внесли двое граждан мужского пола. Несли между собою в каком-то подобии сиденья от качелей. Выглядели они довольно глупо, но об огнестрельном оружии, его назначении и последствиях его применения имели какое-то представление, ибо не сводили с меня глаз.
«Мадам» выглядела еще более непрезентабельно, чем когда я увидел ее впервые. Она непрестанно вопила и дергалась:
— Микеле!.. Боже мой!.. Не надо… Ах, в таком виде! Я вся растрепана… А волосы…
Она пыталась поправить прическу и еще больше приводила ее в беспорядок.
Я шагнул к ней — то же самое сделал и доктор Горгон. Он нагнулся над ней, погладил по голове и похлопал по руке.
Я дернул его за плечо.
— Мадам, — обратился я к ней, — вы звали на помощь…
— Она нездорова, — резво встрял Микеле Горгон. Чрезмерно резво. Так мне показалось, хоть я и не понял почему. — Ей показалось, что перед нею некто очень ей близкий, давно исчезнувший. Не следовало бы поддерживать ее в этом заблуждении. Я забочусь, разумеется, о ее здоровье…
— Прикрой пасть, — грубо оборвал я его, не оборачиваясь, сквозь зубы. И гораздо нежнее обратился к женщине: — Что вас беспокоит, леди?
Ее глаза ожили.
— Беспокоит… беспокоит… Приснилось… Не знаю… Микеле, уведи меня. Не хочу, чтобы этот мужчина видел меня такой… Ведь я была красавицей… И молодой мужчина… Уведи меня, Микеле. Но скажи ему. Расскажи ему, какой я была красивой. Расскажи.
В голосе ее появились нотки капризного ребенка, голова кокетливо наклонилась — жест не то отталкивающий, не то притягательный в своем трагизме.
— Да, мистер Вильямс, мадам была поразительно красива. Поразительно красива.
Он слегка нагнулся к ней и посмотрел в глаза. Она тут же вскрикнула. Я стоял рядом и ни один звук, ни одна его гримаса не ускользнули бы от моего внимания.
И он к ней не прикасался.
— Унесите мадам к миссис О'Коннор, — бросил Микеле носильщикам и повернулся ко мне: — С вашего позволения, разумеется. — В голосе его слышалась насмешка.
— Да, пожалуйста, — великодушно разрешил я. Но чувствовал я себя не в своей тарелке. Нет, я не жалел, что прострелил замок. Даже если это и ошибка — в чем я вовсе не был уверен. В конце концов, все мы погрязли в ошибках. И я не лучше других. Я не из тех, кто с пеной у рта отстаивает свою правоту, даже понимая, что дал маху. Да ведь пулю-то не засунешь обратно. Так что ж зря слезы лить…
— Объясните шум, — напутствовал слуг Горгон. — Можете сказать, что мадам что-то уронила.
Он поправил плед на ногах женщины, придержал занавес, за которым исчезли слуги и женщина, вернулся ко мне:
— Вы могли убить меня. Мне показалось, что пуля пролетела вплотную. Не знаю почему. Почувствовал или услышал… Вообразил… Абсурд какой-то. Газеты, по-видимому, не преувеличивают вашу… идиосинкразию. Вильямс, вы злоупотребляете гостеприимством. Я не люблю таких всплесков эмоций в моем доме.
Он долго распространялся. Это помогло ему собраться, прийти в себя. Слушая его, я заметил то, что раньше от меня ускользало. Может быть, заметил вследствие его возбужденного состояния. Прежде чем выплюнуть какое-то «веское» слово, он его нащупывал, ощупывал и взвешивал, примерял и притирал к месту. Он болтал, расхаживая по комнате, затем подошел к стене и нажал на кнопку.
Человек, вошедший в дверь, которую я варварски испортил, оказался согбенным старцем, слугой со стажем и выучкой.
— Шерри номер один, Карлтон. — Он еще раз произнес имя слуги, медленно и раздумчиво: — Карлтон… — Как будто ему нравилось звучание и он приглашал меня оценить. — У мадам случился приступ, Карлтон, нам нужно за ней внимательно следить, чтобы она не причинила себе вреда.
Он кивнул, отпуская Карлтона.
— Хорошо, сэр, шерри номер один.
Карлтон вышел. Микеле Горгон, скажем так, несколько преуменьшил количество слуг в доме в разговоре со мной.
— М-да, Вильямс, вы позаботились об оживлении вечера. Возможно, выстрела все же не услышали. Я на вас не сержусь. Каюсь, вспылил, когда увидел мадам в таком положении. — Он пожал плечами и развел руки. — Это мой крест, моя обуза, иной раз мне бывает тяжко. Надеюсь, вам не нужно долго объяснять. Могу просто сказать, что эта леди — моя жена, что она пострадала от несчастного случая, изуродовавшего ее тело и расстроившего ее разум. С тех пор она ни разу не видела своего лица. Мы следим за этим. Шок мог бы ее убить. Вы заметили, что здесь нет зеркал. Однако отражения в оконных стеклах, в полировке и хромовых покрытиях вызывают у нее подозрения. Без зеркала она, однако, не может получить полное представление… Мне советовали поместить ее в частную клинику. Но она не хочет. — Он как-то сонно наклонил голову назад, уставился в потолок. — Там ей было бы удобнее, конечно, но все мы цепляемся за чувства, за воспоминания… А она действительно была прекрасна, я не льстил. Как… — Он замолчал. Дверь открылась, вошел Карлтон с подносом.
— Как Флэйм, — закончил я за него. Сам не знаю почему.
— Как Флэйм, да, — согласился он. Взял бутылку, налил себе, мне и кивком приказал Карлтону поставить поднос на стол. — Оцените, — предложил мне гостеприимный хозяин. Он поднял бокал, разглядывая его на свет. — Мой друг во Франции опечатывает каждую бутылку перед отправкой. Из погребов Маргери в Париже. По прибытии на бутылку добавляется мое клеймо. Очень…
Микеле Горгон пригнулся к визитке, белевшей на подносе возле бутылки. Адресовав мне едва обозначенный поклон, он поманил пальцем Карлтона. Прочитал, слегка сдвинул брови.
— Я ему говорил, сэр… — начал Карлтон извиняющимся тоном.
— Я вас не виню, Карлтон. Он бы не пришел, если бы… Пригласите его сюда. — И вдогонку выходящему слуге: — Бутылку виски, Карлтон. Долг гостеприимства. — Снова мне: — Брат Джо. Не возражаете, разумеется?
Я бы возразил, разумеется. Мысленно я уже вскочил и повернулся к двери всем корпусом. Но вместо всех этих телодвижений лишь лениво пожал плечами и ничего не сказал. Конечно, общеизвестно, что Джо Горгон вылез на верхушку Эвереста нью-йоркской преступности по причине своей сказочной скорострельности. Однако не думаю, что живет на этом свете парень, — да и на том свете вряд ли такой сыщется, — опередивший в этом ремесле меня.
— Еще раз прошу прощения, Вильямс.
Доктор Горгон подобрал какой-то клочок бумаги, прочитал написанное на нем, бросил обратно к телефону, взглянул на каминные часы.
Два часа восемнадцать минут.
— Как в театре, — усмехнулся он. — Сцена, действия, явления, каждый выход должен интриговать зрителя. Итак, мой братец Джо. Горячий парень, динамичный, порывистый. Мы про шерри забыли, Вильямс.
Он поднес к губам свой бокал, приложился, пробормотав предварительно:
— За преступность! Ваш хлеб. И мой.
И будь я проклят, если это его «мой» не заставило шерри в моем рту на мгновение заледенеть, прежде чем продолжить свой путь к пищеводу. Тоже, артист. Мрачно, мощно, зловеще прозвучало это кратенькое словечко. Бесстрастное, умное лицо. Но тут же мне вспомнился другой Микеле Горгон, которого я видел в момент обнаружения «мадам». Это воспоминание меня существенно успокоило.
В комнату ввалился Джо Горгон. Увидев меня, нахмурился. Конечно, его предупредили, кого он встретит у брата. На Карлтона он внимания не обратил, но бутылку виски заметил сразу. Прямо к ней и направился. Налил себе, опрокинул — все это без слов. Да, этот парень как раз по мне. С такими мне и иметь дело. Первая же фраза его — классическая, в моем понимании классики. Он глянул на брата и ткнул в меня через плечо большим пальцем:
