– Нет, Арчи, – сказал рядом со мной Вульф.
Мы повернулись к нему. Он сидел, зажимая рану носовым платком.
– Разумеется, нет. Ведь не хочешь же ты, чтобы фотография лорда Клайверса снова появилась в «Газетт»? Его нужно спасать. Тем более, что тут речь, безу-словно, о вынужденной самообороне. Так что… как это вы говорите, мистер Кремер?.. отдуваться тебе.
– Пять тысяч фунтов, – сказал Клайверс. – Берите. Вернете, когда… или если… получите свою часть наследства Коулмена. Хорошие деньги. Понимаю, что не слишком большие, но кто, черт возьми, в наши дни может себе позволить быть слишком щедрым?
Вульф покачал головой:
– Вас нужно ловить на слове. Вы мечетесь, как колибри: то две тысячи, то десять, то семь, то пять. Давайте остановимся на десяти, на тех же условиях.
Тут подала голос Клара Фокс:
– Мне ничего не нужно, я уже сказала. Я не возьму денег.
Было уже почти три, и мы сидели в кабинете. К этому времени мы успели поесть. Обедали вшестером, что означает: обедали чем придется. Мьюр, так и не увидевший мисс Фокс, ушел сразу, потому как Вульф придал ему ускорение, обозвав старым ослом. Кремер, Хомберт и Скиннер ушли, когда я согласился взять вину на себя, чтобы спасти их всех от скандала. Потом пришел док Волмер, перевязал рану Вульфу и снова ушел. Потом прибыл Кремер со своими людьми, и они увезли то, что осталось от Резины-Коулмена – Энтони Д. Перри. Наш желтый тканый ковер переехал в подвал ждать отправки в чистку, так как на нем остались два больших красных пятна – там, где сидел Перри и где он лежал, – и пол был непривычно голый. Я снова стал мальчиком при дверях и снова закрыл дверь на цепочку, потому что журналисты к ней так и липли, слетаясь, как мухи на мед.
Вульф сказал:
– Мисс Фокс, вы все еще моя клиентка. Вы не обязаны следовать моим советам, но я, тем не менее, обязан вам их давать. Первое. Не пренебрегайте тем, что вам принадлежит, своим отказом вы не воскресите ни мистера Сковила, ни мистера Уолша, ни даже мистера Перри. Вам почти наверняка причитается часть его имущества, и это крупная сумма. Во-вторых, не забудьте про гонорар, который вы должны мне заплатить. В-третьих, забудьте про карьеру авантюристки, вы слишком добросердечны.
Клара Фокс бросила быстрый взгляд на Хоррокса, который взирал на нее, будто в кино, с таким приторным выражением лица, что смотреть было тошно. Я вздохнул с облегчением, когда он наконец перевел взгляд на Вульфа и мысли его вошли в нормальное русло. Неожиданно для всех он сказал:
– Слушайте, если она не хочет брать деньги этого типа, пусть не берет. Это ее дело, понимаете? Гонорар вам заплатит мой дядя… Какая вам разница?
– Помолчи, Френсис, – перебил Клайверс. – Как это, какая разница, черт возьми? Давайте наконец закончим. Я уже пропустил одну встречу и скоро опоздаю на следующую. Семь тысяч.
Хильда Линдквист сказала:
– Я возьму сколько дадут. Деньги принадлежат не мне, а моему отцу.
Вид у нее при этом был, может, и не счастливый, но уж никак не удрученный.
Мисс Линдквист посмотрела на Клайверса:
– Будь вы хоть немного аккуратней с бумагами, когда отдавали деньги, отец получил бы свою долю двадцать девять лет назад, когда и мама была жива, и брат был жив…
Клайверс и бровью не повел. Он смотрел на Вульфа.
– Ладно. Восемь тысяч.
– Что ж, сэр. – Вульф наставил на него палец. – Переведем в доллары. Пятьдесят тысяч. Курс сейчас в вашу пользу. У вас есть шанс получить их назад, когда решится вопрос с имуществом Перри, а кроме того, я не уверен, что мне должна заплатить только мисс Фокс. Неизвестно, чем бы всё для вас закончилось, если бы не я.
– Чушь! – рявкнул Клайверс. – В конце концов, это я спас вам жизнь. Я его пристрелил.
– Чепуха. Почитайте газеты! Его застрелил мистер Гудвин.
Клайверс взглянул на меня и вдруг хохотнул: га-га-га.
– Так, значит, это вы, да? Молодец, Гудвин. Чертовски был хороший выстрел! – Он повернулся к Вульфу. – Ладно. Составьте бумагу и пришлите мне в гостиницу, получите свой чек.
Он встал, посмотрел на продырявленный карман:
– Мне пора ехать в гостиницу. Испортил хорошую вещь. Придется теперь переодеваться. Жаль, я больше не увижу ваших орхидей. Френсис! Идем.
Хоррокс что-то ворковал Кларе Фокс приторным голосишком, а она слушала и кивала. Наконец он поднялся.
– Идем.
Он подошел и протянул Вульфу руку.
– Знаете, я все хотел вам сказать: вы отлично, черт побери, все придумали. Как вы вчера поливали мисс Фокс. Они ничего не поняли. С каким видом вы их выпроводили, да?
– Да, – сказал Вульф, убирая руку. – Что ж, джентльмены, поскольку в субботу вы отплываете, полагаю, мы больше не увидимся. Bon voyage[19].
– Благодарю, – хмыкнул Клайверс. – Я действительно возвращаюсь домой. Но племянник мой остается здесь. Он потратил на телеграммы уже целое состояние и все же добился перевода в Вашингтон в наше посольство. Будет делать карьеру здесь. Вот и правильно, поскольку, черт меня возьми, я передам ему титул не раньше чем лет через двадцать.
Я бросил взгляд на Клару Фокс и понял, что вовсе она не девушка моей мечты. Терпеть не могу женщин с таким самодовольным лицом…
Без двадцати четыре, когда мы с Вульфом сидели вдвоем в кабинете, дверь открылась и вошел Фриц. Левым локтем он прижимал к боку мишень, а в правой нес коробку с дротиками. Коробку он положил Вульфу на стол, потом отошел к дальней стене, повесил мишень, отступил на шаг, прищурившись, оценил, немного подправил, повернулся к Вульфу, слегка поклонился и вышел.
Вульф допил пиво, поднялся и стал перебирать дротики, откладывая в сторону желтые.
Потом посмотрел на меня.
– Наверное, было бы очень глупо, – пробормотал он, глядя в мою сторону, – играть с простреленной рукой.
– Точно, – согласился я. – Вам нужен постельный режим. Иначе руку могут ампутировать.
– В самом деле. – Нахмурившись, он посмотрел на меня. – Конечно, ты же ничего в этом не понимаешь. Если память мне не изменяет, в тебя еще не стреляли из крупнокалиберного револьвера.
– Бог ты мой! – Я воздел руки к потолку. – Я что, теперь все время буду это слушать? Как вам только не стыдно хвастать мелкой царапиной? Вот если бы Хомберт не толкнул ваше кресло и он попал бы туда, куда метил…
– Не попал же. – Вульф встал к отметке. У нас она была в пятнадцать футах. Оттуда он оглянулся на меня. – Арчи, если хочешь присоединиться…
Я помотал головой:
– Ни за что. Вы начнете стонать, а мне это не по карману…
Он посмотрел на меня свысока:
– По десять центов.
– Нет.
– По центу.
– Не буду даже на спички.
Вульф помолчал, наверное, с минуту, после чего тяжело вздохнул:
– Ладно. Считай, я повысил тебе зарплату на десять долларов в неделю начиная со следующего понедельника.
Я поднял брови:
– На пятнадцать.
– Хватит с тебя десяти.
Я покачал головой:
– На пятнадцать.
Он снова вздохнул:
– Черт с тобой! Ладно. На пятнадцать.
Я встал и пошел к столу собирать красные дротики.
Смесь древесного угля с высушенными и измельченными корневищами и стеблями папоротника – лучший грунт для орхидей.(Здесь и далее примечания переводчика.)
Джозеф Луис Барроу – американский боксер-профессионал, чемпион мира в супертяжелом весе.
«Хайбол» – популярный в Нью-Йорке коктейль: виски с содовой и льдом.
«Радуга» (англ. Rainbow Room) – роскошный ресторан, открывшийся в Нью-Йорке в 1934 году.
Оссиинг – город на северо-востоке США, где находится тюрьма строгого режима Синг-Синг.
Комитеты бдительности – органы самоуправления, создавшееся в середине XIX века в США с целью укрепления законности и порядка.
Чарльз Лоутон (1899–1962) – британский актер и режиссер, с 1933 года начавший сниматься в Голливуде.
Cattleya trianae – колумбийская орхидея (лат.).
Эмили Пост (1872–1960) – популярная американская писательница, известная своими книгами о правилах хорошего тона и этикете.
Манхэттен омывают две реки: Гудзон с западной стороны и Ист-Ривер – с восточной.
Бэттери-парк – самый южный парк Манхэттена.
Парк, расположенный в центре Манхэттена, тянется от Пятьдесят девятой улицы до Сто десятой.
«Шоколад Ричарта» – французский магазин дорогого шоколада, открывшийся в 1927 году; до сих пор считается одним из лучших в Нью-Йорке.
