Я сделал ударение на последних словах.
– Положим, — возразила она резко. — Но у вашего друга не меньше причин молчать, чем у меня! И я боюсь лишь одного!.. Да-да, я боюсь лишь одного…
– Чего?..
Эдит поднялась, дрожа.
– Я боюсь, что он спас моего дядю от правосудия только для того, чтобы его погубить!..
– С чего это пришло вам в голову? — спросил я неуверенно.
– Я прочла это в глазах у ваших друзей… Если бы я была уверена, что не ошиблась, я предпочла бы все же иметь дело с полицией!..
Затем она немного успокоилась и, по-видимому, отбросила это нелепое предположение.
– В конце концов, — сказала она, — нужно быть готовой ко всему, и я сумею защитить его!
С этими словами Эдит показала мне маленький револьвер, который прятала за корсажем.
– Ах! — вскрикнула она. — Отчего здесь нет князя Галича?
– Опять! — воскликнул я с отчаянием.
– Правда ли, что вы готовы защищать меня? — спросила Эдит, глядя мне прямо в глаза своим волнующим взглядом.
– Готов.
– Ото всех?
Я колебался. Она повторила:
– Ото всех?
– Да.
– И от вашего друга?
– Если потребуется, — ответил я со вздохом, отирая пот со лба.
– Хорошо. Я верю вам. В таком случае я вас оставлю здесь на несколько минут. Вы покараулите эту дверь, ради меня! — И она указала мне на дверь, за которой лежал старый Боб.
Затем она убежала. Куда? Она созналась мне в этом впоследствии: она побежала разыскивать князя Галича! Ах, эти женщины!..
Не успела она скрыться за воротами, как в гостиную вошел Рультабий в сопровождении Дарзака. Они все слышали. Рультабий направился ко мне и не стал скрывать, что ему известно о моей измене.
– Не находите ли вы, Рультабий, — ответил я, — что «измена» — слишком громкое слово. Вы знаете, что я не имею обыкновения изменять кому бы то ни было… Эдит действительно достойна сожаления, а вы ее совсем не жалеете, мой друг…
– А вы чересчур жалеете ее!
Я покраснел до корней волос и готов был ответить ему. Но Рультабий оборвал меня резким движением:
– Я прошу вас только об одном, только об одном! Слышите? Что бы ни случилось… что бы ни случилось, не заговаривайте ни со мной, ни с Дарзаком!..
– Это будет не трудно! — раздраженно ответил я и повернулся к нему спиной.
Мне показалось, что он с трудом сдерживал гнев. Но в эту самую минуту нас позвали, так как следователь вышел из Нового замка. Следствие было окончено. После заявления доктора роковая случайность стала в его глазах несомненной. Таким образом, его присутствие в замке было уже не нужно, и он собрался уйти. Рультабий и Дарзак вышли проводить его. Я остался один и облокотился на подоконник, снедаемый мрачными предчувствиями. Со все возрастающим беспокойством я ждал возвращения Эдит, в то время как в нескольких шагах от меня жена Бернье читала над трупом мужа молитвы, прерывая их рыданиями. Вдруг над моей головой в тихом вечернем воздухе раздался оглушительный звук, сопровождаемый лязгом железа и меди, и я понял, что это Рультабий отдал приказание закрыть входные ворота!
Не прошло и минуты, как я увидел Эдит, бежавшую ко мне в страхе и смятении, как к единственной ее опоре… Затем показался Робер Дарзак. Затем Рультабий под руку с дамой в черном.
Глава XX
Доказательство возможности лишнего трупа
Рультабий с дамой в черном прошли в Квадратную башню. Никогда еще Рультабий не шествовал так торжественно. Походка его могла бы вызвать улыбку, но сейчас, в эти трагические минуты, это нас лишь встревожило. Никогда прокурор или облеченный в мантию судья не входил с более грозным видом в зал, где его ожидал обвиняемый. Но никогда также судья не был так бледен.
Что касается дамы в черном, то она, видимо, делала тщетные усилия побороть чувство ужаса, сквозившее, несмотря ни на что, в ее беспокойном взгляде, и скрыть от нас волнение, заставлявшее ее нервно сжимать руку своего молодого спутника. У Робера Дарзака также был очень сумрачный вид. Но что больше всего нас смутило, это появление во дворе Карла Смелого папаши Жака, Уолтера и Маттони. Они все были вооружены ружьями и молча встали у входа в Квадратную башню, получив из уст Рультабия строгий приказ не выпускать никого из Старого замка. В довершение всего ни Маттони, ни Уолтер, преданные миссис Эдит, не ответили ничего на вопрос своей госпожи, что все это значит и против кого принимаются все эти меры. Тогда она в порыве героизма встала в проеме двери, загородив руками вход в гостиную старого Боба, и прерывающимся голосом спросила:
– Что вы собираетесь делать? Не думаете же вы убивать его?!
– Нет, сударыня, — глухо возразил Рультабий. — Мы собираемся судить его… И, чтобы доказать, что судьи не превратятся в палачей, мы будем судить его над трупом Бернье, сложив все имеющееся у нас оружие.
И Рультабий ввел нас в комнату, где жена Бернье продолжала оплакивать лежавшего на смертном одре мужа, сраженного «самым древним топором человечества». Тут мы все сложили наши револьверы и принесли клятву согласно требованию Рультабия. Одна только Эдит не без колебаний рассталась со своим оружием, существование которого не было тайной для Рультабия.
Затем Рультабий снова предложил руку даме в черном и вышел в коридор. Мы все последовали за ним, но вместо того, чтобы направиться, как мы ожидали, в помещение старого Боба, он свернул к двери, ведущей в комнату, где был обнаружен лишний труп. Вынув специальный ключ, о котором я уже упоминал, он отпер дверь.
Оказавшись в бывшем помещении Дарзаков, мы очень удивились, увидев на письменном столе Дарзака чертежную доску, план, над которым Робер работал в кабинете старого Боба, в башне Карла Смелого, небольшой стаканчик с красной краской и погруженную в него кисточку. Наконец, посреди стола покоился со своей окровавленной челюстью самый древний череп человечества.
Рультабий запер дверь на замок и сказал нам несколько взволнованным голосом, в то время как мы смотрели на него, ничего не понимая:
– Садитесь, господа, прошу вас.
Вокруг стола были расставлены стулья, на которых мы и разместились, снедаемые все возрастающим беспокойством. Тайное предчувствие подсказывало нам, что за всеми этими чертежными принадлежностями скрывались ошеломляющие причины самой ужасной из драм. И череп скалился своей кровавой челюстью, напоминая улыбку старого Боба.
– Вы видите, — продолжал Рультабий, — что возле стола стоит один лишний стул, предназначенный для мистера Артура Ранса, которого мы не можем больше ждать.
– А он в эту минуту, возможно, нашел доказательство невинности старого Боба! — заметила Эдит, на которую все эти приготовления повлияли, по-видимому, сильнее, чем на других. — Я прошу госпожу Дарзак присоединиться к моей просьбе не предпринимать ничего до возвращения моего мужа!..
Не успела дама в черном ответить, как за дверью в коридоре послышался сильный шум. Раздался стук в дверь, и умоляющий голос Артура Ранса попросил немедленно открыть ему. Он кричал:
– Я принес булавку с рубиновой головкой!
Рультабий открыл дверь.
– Мистер Артур Ранс! Наконец-то мы дождались вас!..
Муж Эдит был, по-видимому, в отчаянии.
– В чем дело? Что случилось? Новое несчастье?.. Ах! Я не ошибся, думая, что опоздал, когда увидел запертые ворота и услышал в башне заупокойные молитвы. Да, я подумал, что вы уже казнили старого Боба!
В это время Рультабий запер за Артуром Рансом дверь в коридор.
– Старый Боб жив, умер Бернье. Садитесь же, сударь, — учтиво сказал Рультабий.
Артур Ранс, в свою очередь, с удивлением воззрился на чертежную доску, стаканчик с краской и окровавленный череп.
– Кто его убил? — спросил он.
Тут он заметил наконец присутствие своей жены и пожал ей руку, не спуская, однако, глаз с дамы в черном.
– Перед тем как испустить дух, Бернье назвал имя Фредерика Ларсана, — ответил Дарзак.
– Не хотите ли вы сказать, — перебил его Артур Ранс, — что он обвинил старого Боба? Это невыносимо! Я и сам одно время сомневался в подлинности нашего горячо любимого дядюшки, но повторяю вам, я принес булавку с рубиновой головкой!
О какой булавке он говорил? Тут я вспомнил рассказ Эдит, как старый Боб вырвал булавку у нее из рук, когда она в шутку уколола его в тот вечер драмы с лишним трупом. Но какое отношение могла иметь эта булавка к происшествию со старым Бобом? Артур Ранс не стал ждать наших вопросов и сообщил, что булавка исчезла одновременно со старым Бобом и что он нашел ее в руках у Туллио. Рыбак получил булавку вместе с пачкой банкнот, которыми дядюшка купил его сообщничество и молчание. Туллио отвез его этой ночью в своей лодке к гроту Ромео и Джульетты, откуда отплыл лишь на заре в Сан-Ремо, сильно обеспокоенный продолжительным отсутствием своего пассажира. И Артур Ранс торжествующе подытожил:
