— Ладно, — вздохнул Хэдли. — Ну?
— Мне нужны машина и водитель, но без всяких признаков полицейского автомобиля. Выделите мне также двух ваших людей для специальной работы. Они не должны быть умными — я даже предпочел бы, чтобы они таковыми не были, — но должны уметь помалкивать. Наконец, вам следует позаботиться, чтобы все обитатели дома Карвера были там к девяти вечера — и вы тоже с двумя вашими людьми…
Хэдли оторвался от защелкивания замка своего портфеля.
— Вооруженными? — спросил он.
— Да. Но они не должны попадаться на глаза и ни при каких обстоятельствах не вынимать оружие без моего приказа. Пускай это будут самые крепкие и смелые парни, какие у вас имеются, полагаю, не избежать потасовки, а может быть, кое-чего похуже. Ну, пошли.
Мелсон, не будучи человеком действия, испытывал неприятное ощущение спазма в животе, следуя за остальными, но не желал в этом признаваться. Ему хотелось взглянуть на убийцу, прежде чем тот бросится бежать — если это произойдет. Кто знает, как он себя поведет в подобных обстоятельствах? В конце концов, это всего лишь мужчина или женщина… И все же Мелсон чувствовал себя беспомощным.
Улица под серыми облаками выглядела нереальной, принимая цвет пороха, тот резкий цвет, в который окрашивается небо над Лондоном перед сумерками или грозой. Деревья на Линкольнс-Инн-Филдс шелестели на сильном ветру. Мерцающие газовые фонари обозначали поворот на Портсмут-стрит. Здесь стояли невысокие кирпичные дома с выпуклыми фасадами и окнами, словно со старой гравюры. Сверившись с записной книжкой, Хэдли повел своих спутников в грязный переулок между кирпичными стенами — одно из неожиданных скоплений домов среди других домов, с покосившимися трубами и увядшей геранью в горшках на подоконниках. Когда он потянул шнур звонка у двери дома номер 21, ему сначала ответило молчание, которое сменилось медленными шагами и звяканьем, как будто из недр здания приближался призрак. Маленькая толстая женщина с лицом, похожим на смазанную жиром сковородку, подняла с глаз чепец, тяжело дыша, и с подозрением уставилась на посетителей. Ее ключи снова звякнули.
— Что вам нужно? Комната? Нет? Кого вы хотеть видеть? Мистер Эймс? Он нет дома, — объявила она и попыталась закрыть дверь.
Хэдли вставил ногу в цель, и тогда начались осложнения. Когда ему наконец удалось объяснить ситуацию, женщина стала утверждать два факта: что она и ее муж честные люди и что они ровным счетом ничего не знают. При этом она отнюдь не выглядела испуганной, но отказывалась сообщать какую-либо информацию.
— Я спрашиваю, бывали ли у него визитеры?
— Может быть. Не знаю. Что есть «визитеры»?
— К нему кто-нибудь приходил?
— Может быть. — Внушительное пожимание плечами. — А может, и нет. Не знаю. Мой Карло хороший человек, мы оба честные — спросить полисмен. Мы ничего не знать.
— Но если кто-то приходил к нему, вы должны были открыть дверь, не так ли?
Это ее не обескуражило.
— Ну и что? Мистер Эймс не… как это… калека — мог открыть сам.
— Вы видели с ним кого-нибудь?
— Нет.
Подобного рода атаки, с вариациями и повторениями, продолжались, пока Хэдли не начал пыхтеть. Доктор Фелл попробовал говорить по-итальянски, но у него был слишком сильный акцент, и это привело лишь к потоку слов ни о чем. Свидетельница, некогда жившая в страхе перед мафией, держала язык за зубами даже в отсутствие мафии — угрозы всего лишь со стороны закона ничего для нее не значили. Наконец, по приказанию Хэдли, женщина поднялась по темной лестнице и открыла дверь.
Хэдли чиркнул спичкой и зажег газовую горелку. Уголком глаза он наблюдал за женщиной, которая спокойно шагнула в комнату, но, казалось, не обращал на нее внимания. Это была маленькая комнатушка с окном, выходящим на нагромождение печных труб. Обстановку составляли железная кровать, туалетный столик с тазом и кувшином, треснувшее зеркало, стол и стул. Помещение было на удивление чистым, но в нем ничего не оказалось, кроме поцарапанного чемодана, одежды в стенном шкафу и пары древних ботинок в углу.
Покуда старший инспектор бродил по лишенному ковра полу, Мелсон, как и Хэдли, наблюдал за бесстрастным ртом женщины. Ее взгляд где-то блуждал… Хэдли осмотрел одежду в шкафу, ничего не обнаружил и перешел к туалетному столику. Рот оставался бесстрастным. Хэдли приподнял и ощупал матрац — бесстрастность дошла до грани презрения. Дуэль продолжалась. Не слышалось ни звука, кроме скрипа половиц и шипения желто-голубого пламени газа. Когда старший инспектор склонился к одному из участков пола, рот слегка шевельнулся, а когда он приблизился к плинтусу стены у окна, изменился еще сильнее…
Внезапно Хэдли нагнулся, притворившись, будто что-то нашел.
— Итак, миссис Караччи. — мрачно произнес он, — вы солгали мне, верно?
— Нет, я ничего не знать.
— Да, вы солгали. У мистера Эймса в комнате была женщина, не так ли? Вы знаете, что это означает. Вы потеряете лицензию на содержание пансиона, и вас депортируют, а может быть, отправят в тюрьму.
— Нет!
— Берегитесь, миссис Караччи. Я собираюсь отдать вас под суд, и судья во всем разберется. Здесь была женщина?
— Нет. Никакая женщина. Мужчина — может быть, но не женщина! — Она колотила себя по груди, тяжело дыша. — Я бедная женщина! Я ничего не знать!..
— Убирайтесь! — Хэдли оборвал поток жалоб, вытолкнув ее за дверь и закрыв дверь на засов. Потом он достал карманный нож и открыл большое лезвие. — Под окном свободно ходит половица, — объяснил он. — Возможно, там что-то спрятано. Но подозреваю, это всего лишь его деньги. Вероятно, хозяйка добралась до них.
Когда Мелсон и доктор склонились над ним, он поднял половицу и вытащил из углубления несколько предметов: бумажник свиной кожи с вытисненными инициалами «Дж. Ф.Э.», но без денег, связку ключей, шелковый табачный кисет, пенковую трубку, пачку дешевых конвертов, блокнот, хорошую авторучку и книгу в бумажной обложке под названием «Искусство изготовления часов».
— Никаких записей, — проворчал Хэдли, поднявшись. — Я этого опасался. — Он перелистал страницы книги. — Учил свою последнюю роль, бедняга, но не справился с ней. Карвер понял… Господи!
Хэдли отскочил назад, когда сложенный лист бумаги выскользнул из книги и упал на пол: письмо, и притом с подписью. Он с трудом подобрал его дрожащими пальцами…
«Дорогой Джордж! — гласило отпечатанное на машинке послание. — Я знаю, ты удивишься, услышав обо мне после стольких лет, и понимаю, что ты считаешь, будто я пытался обставить тебя в деле Хоупа-Хейстингса. Не пытаюсь извиниться, но хочу попробовать вернуться в полицию, хотя бы патрульным. У меня есть след в деле об убийстве в «Гэмбридже», которым ты занимаешься, и этот след ГОРЯЧИЙ. Помалкивай об этом и не пытайся увидеться со мной, пока я не напишу тебе снова. Я свяжусь с тобой. Дело КРУПНОЕ».
На письме была дата: «Хампстед. 29 августа» и подпись: «Питер Э. Стэнли».
Они посмотрели друг на друга. Газ продолжал шипеть.
Глава 21
НЕВОЗМОЖНЫЙ ЛУННЫЙ СВЕТ
В половине девятого вечера, после нескольких героических усилий в Скотленд-Ярде, Хэдли и Мелсон выехали на набережную Виктории в машине старшего инспектора, причем последний был в ярости. Ему пришлось понизить голос, так как заднее сиденье занимали сержант Беттс и констебль в штатском ростом в шесть футов шесть дюймов, отзывающийся на имя Снаркл. Тем не менее он бушевал и его стиль управления автомобилем был соответствующим.
— Мне было нечего сказать заместителю комиссара, — говорил Хэдли, — кроме того, что Фелл готовит какой-то фокус-покус, и я даже не знаю, где он. Стол буквально завален делами — ограбили загородный дом какой-то важной шишки, и мне звонил сам комиссар. Вы должны радоваться, что прохлаждались в отделе находок.
— Как насчет письма Стэнли?
— Фелл забрал его. Он, видите ли, проинструктировал меня ничего об этом не говорить! Собственно, я не возражал. Господи, понимаете ли вы… понимает ли Фелл, что означает, если Стэнли виновен? Один полицейский офицер, пусть даже бывший, обвиняется в убийстве другого! Такой скандал потрясет весь отдел уголовного розыска, а может, даже правительство. В сравнении с этим дело Роджера Кейсмента[58] кажется чепухой! Обратите внимание, что я прикрыл Стэнли от репортеров — в сегодняшних газетах о нем не появилось ни слова. Тем хуже для меня, если он окажется виновным. Мне остается только молиться, чтобы это было не так. Я сообщил обо всем Беллчестеру, заместителю комиссара, и он как с цепи сорвался. Ведь мы выплачиваем Стэнли пенсию. Похоже, этот тип — сумасшедший…
— В каком смысле?
— В самом буквальном — несколько раз его едва не признали таковым официально, что и нужно было сделать! Но его сестра заручилась покровительством кого-то в высших сферах… Подробностей я не знаю. Конечно, если он виновен, его не повесят, а отправят в Бродмур,[59] где ему самое место. Но вы представляете себе передовицу, скажем, в утреннем «Трампетере»? «Предлагаем нашим читателям поразмыслить о странной истории с безумным полицейским, которого несколько лет содержали и лелеяли нынешние власти, вместо того чтобы поместить его туда, где он больше не мог бы причинить вред. Тем более странно, что власти пытались замять дело, когда этот человек обезумел окончательно и убил детектива-инспектора, которому он завидовал, как несколько лет назад убил банкира, вина которого до сих пор не доказана» и так далее? Говорю вам…
