— Чем дальше в лес... — пробурчал Глюк. — Ну-ка, повтори еще раз.
— К этому мы вернемся чуть позже, — улыбнулся Эллери. — Дай мне закончить про Баскома. Я был удовлетворен, поняв, что пилот не причастен к убийству. То есть яд в напитки подсыпал не он. Если не он, то кто? Кто имел возможность? С коктейлями все было в порядке, когда их пили перед отлетом. Пили многие, но ни с кем ничего не случилось. Это значит, что морфин и аллюрат натрия подсыпали после того, как их разливали в последний раз. Когда точно? Не в самолете, поскольку Джона, Блит и угонщика мы исключаем как убийц, а только они трое и поднимались в самолет между последним бокалом и отлетом. Значит, напитки были отравлены после того, как их в последний раз разлили по стаканам, но до того, как корзину с бутылками унесли в самолет. Но с того момента, как бутыли убрали в корзину, и до того, как ее унесли, я сам сидел на ней и поднимался только для того, чтобы передать ее пилоту для погрузки.
Как вы видите, — журчал Эллери, — методом чистого исключения я подошел к единственно возможному моменту, когда в напитки был подмешан яд, и к единственной личности. Кто предложил выпить на дорожку? Лью Баском. Кто разливал выпивку? Лью Баском. Кто немедленно после этого поставил бутылки в корзину? Лью Баском. Следовательно, и яд положить мог только он, Лью Баском. Скорее всего, когда завинчивал пробки.
Инспектор Глюк крякнул и скривил физиономию.
— Итак, оба элемента — мотив и возможность — указывают на Лью, как на единственного из вероятных преступников, но какие доказательства я мог бы представить в суде? Абсолютно никаких. Я установил убийцу только логическим путем, без единого твердого свидетельства. Поэтому Лью необходимо было поймать с поличным, заставить его выдать себя. Что и было сделано сегодня.
— Черт возьми, кто же тогда похититель? — спросил Жак Батчер.
— Я же сказал, если помнишь, что на самом деле он даже и похитителем-то не был, — ответил Эллери. — Да если б он всерьез замыслил умыкнуть силой Джека и Блит, где-то их держать ради выкупа или как-то еще, стал бы он заранее оповещать прессу? Естественно, нет. Мне представляется, что никакого похищения не планировалось вовсе. А этот призрак бестелесный, за которым мы потом избегались, устроил просто инсценировку.
— Инсценировку?! — заорал Глюк. — Ты это теперь творишь, да? После того, как мы сбились с ног, разыскивая его?
— Ну да. Кто же будет устраивать похищение и анонсировать его звонком знаменитому обозревателю? Только тот, кому нужна сенсация, реклама. А кто был заинтересован в сенсационных новостях о Джоне и Блит? — Эллери усмехнулся. — Ну, Сэм, вперед! Говори, ты попался.
Сэм Викс побелел и судорожно сглотнул, а единственный глаз одичало вращался, ища путь к побегу.
— Так это ты?! — гаркнул Глюк. — Да я тебя, гориллу одноглазую...
— Спокойно, инспектор, — вздохнул Эллери. — Настоящий рекламщик нутром чует жажду публики. А такой случай вообще бывает раз в жизни, да и то не у каждого. Правда, Сэм?
— Угу, — выдавил Викс.
— Свадьба двух мировых знаменитостей, полный аэродром народу, и тут на тебе! Их похищают! Вот это была бы реклама фильму Батчера! На миллион долларов!
— На миллион долларов мне бедствий, как все обернулось-то, — проскрипел Викс. — Я хотел, чтобы была полная неожиданность. Даже Батчу ничего не сказал. Думал, как взлетим, сразу откроюсь Джеку и Блит, мы бы спрятались где-нибудь и переждали там пару дней. Они же так и так хотели уединиться. О, черт! Когда я обернулся и увидел, что они оба мертвые, меня наизнанку вывернуло. Я понял, во что влип. Если я приду в полицию и все расскажу, мне никто не поверит. Особенно такой упертый полицейский, как Глюк. Я уже прямо видел, как меня обвиняют в двойном убийстве и отправляют болтаться на виселицу. И что мне оставалось делать? Я посадил самолет на первой пригодной площадке и ушел.
— Ну, ничего, я тобой займусь, — ядовито пообещал Глюк. — Я тебе покажу рекламу!
— Полегче, инспектор, — заворчал Батчер. — За что страдать киностудии? Да, это была дурацкая затея, но он же никаким боком не причастен к тому, что случилось. Если б не убийство, то от его шуточки никакого вреда бы не было. Показания свои он напишет, и вы нашли, кого искали.
— Глюк, если ты не очень торопишься, то я мог бы еще кое-что подкинуть, — любезно предложил Эллери.
— Как, это еще не все? — Инспектор поднял руки. — Неужто этот кошмар никогда не закончится?
— Ну так вот, — продолжил Квин. — Что же заставило Лью изменить свой план? Что заставило его убить не только Блит, но и Джона Ройла? Что произошло между получением Блит первого конверта с картами и днем ее убийства? А произошло только одно важное событие. Она прекратила многолетнюю вражду с Джоном, объявила, что выходит за него замуж, и вышла. Но почему замужество Блит повлекло за собой убийство ее супруга? Вспомним, что лежит в основе всего дела. Лью хочет получить все состояние Толланда Стюарта. Кто стоит у него на пути? Блит и Бонни. А когда Блит вышла замуж, то и Джон стал ему помехой! Согласно завещанию Толланда Стюарта, половина его состояния переходит к Блит, а если она умрет раньше отца, то к ее наследникам. Наследниками ее были бы дочь Бонни и муж Джон Ройл. И только если Джон умрет раньше, чем наступит время передачи наследства, он перестает считаться наследником. Поэтому Лью решил убрать и Джона.
После чего он должен был убить Бонни — единственную наследницу материнской половины и, конечно, другой половины дедова состояния. Что произошло прежде, чем ему подвернулся случай? История повторяется: теперь Бонни объявляет о своем намерении выйти замуж за Тая. Теперь Баскому мешает не только Бонни, но и Тай, поскольку по тому же завещанию, в случае смерти внучки мистера Стюарта, ее доля переходит к ее наследникам. То есть Тай получит все. И Лью старается предотвратить их брак: совершить одно убийство все же предпочтительней по вполне очевидным причинам.
— Все это интересно, — заметил Глюк. — Но вот чего я никак не пойму, так это уверенности Баскома, что после гибели дочери и внучки Толланд Стюарт завещания не изменит. Откуда он знал, что не будет нового завещания, по которому он и цента не получил бы?
— Отличный вопрос, Глюк. Для ответа я вынужден вновь сослаться на своего бесценного друга Паулу Перис. Бриллиант, а не женщина! При нашей первой встрече она описала мне мистера Стюарта, упомянула его ипохондрию, статьи о вреде стимуляторов, даже таких, как чай и кофе. Что холодную воду он пьет только из ложечки, поскольку боится застудить горло — это я так предположил, — и что белого хлеба не ест совсем.
— Ну и что такого? — Глюк повел могучим плечом.
— Все совершенно верно, — неожиданно вмешался доктор Джуниус. — Но я также не усматриваю здесь связи с вопросом...
— Я уверен, доктор, что вы сейчас испытаете шок и ваша вера в человечество будет подорвана. Вы можете себе вообразить, чтобы мистер Стюарт был непостоянен в подобных материях?
Он что-то замямлил невнятное.
— Вы будете поражены, узнав, насколько он изменился. Он, кажется, вообще отказался от своей ипохондрии.
— Нет, ну перемены, конечно, иногда случаются. Я-то хотел сказать, что не понимаю, к чему вы клоните.
— Тогда, доктор, позвольте мне вас немного просветить. В прошлую пятницу, как вы помните, мы с мисс Стюарт навещали ее деда. Вас не было — летали за покупками, да? И очень плохо. Нельзя оставлять его одного. Когда мы пришли, мистер Толланд Стюарт был в этой же комнате, лежал вот на этой самой кровати — все так, но что он делал? Он ел бутерброд с холодным мясом. У него в руке был белый хлеб! Мало того, он запивал его чаем со льдом. И это человек, который пил холодную воду из чайной ложечки, боясь застудиться, и избегал стимуляторов как чумы.
Старик захныкал в постели, а доктор Джуниус поник, как сорняк после прополки. Остальные непонимающе таращились то на мистера Стюарта, то на Эллери. Только инспектор Глюк не выглядел удивленным. Он кивнул своему детективу, тот подошел к кровати и отодвинул Бонни подальше от старика. Тут же подскочил Тай, схватил ее за руку и оттащил от кровати.
А человек в постели с быстротой отчаяния сбросил с себя одеяло и потянулся к дробовику. Но Эллери был быстрее.
— Нет, сэр, — твердо сказал он, передавая дробовик Глюку.
— Я запуталась! — крикнула Бонни. — Вы так говорите, как будто этот человек... как будто он мне не дед.
— И никогда им не был, — ответил Эллери. — У меня есть все основания считать, что это наш предполагаемый самоубийца — старый, отчаявшийся, умирающий человек, известный в Голливуде как артист Артур Уильям Парк.
Старик закрыл лицо морщинистыми руками и сжался в комок. Инспектор Глюк крякнул: если он и предвидел новое откровение, то во всяком случае не в полном объеме.
