— Пожалуйста.
— Вы ведете меня к папе? — спросила Кейт, поднимаясь по лестнице.
— Пока нет, — ответил Резник. — Потом, когда он вернется, вы его увидите.
— Он еще не знает?
— Нет. Полагаю, что нет.
— Он убьет меня, не правда ли?
Резник улыбнулся.
— Сомневаюсь.
На лестничной площадке он спросил:
— Не хотите ли чашечку чая или кофе?
Она покачала головой.
— Тогда просто посидите и посмотрите, а я выпью кофе.
Они сели в столовой. Кейт смягчилась и взяла чашку чая.
Она положила так много сахара, что не могла размешать его, не пролив через края, причем капли попали и на ее джемпер. Но она, кажется, этого даже не заметила.
— У вас нет сигареты?
Резник покачал головой. «Одобрял ли отец, что девочка курила», — подумал он, потом сообразил, как глупо было сейчас, после того, что случилось, даже в голову взять такое.
После двадцати или что-то в этом роде минут тяжелого молчания и отрывочного разговора, причем поддерживал его в основном Резник, в дверях показалась Линн, которая помахала ему, дав понять, что вернулся Скелтон.
Резник постучал и вошел, а Линн осталась снаружи вместе с Кейт. Скелтон повесил пиджак на вешалку за дверью и не успел еще дойти до своего стола.
— Чарли, у вас что-нибудь ко мне?
Не последовало никакого ответа. На лице Резника было написано беспокойство. Это уже насторожило Скелтона. Он задвинул обратно стул и остался на ногах.
— Не крутите, Чарли, говорите прямо.
— Это касается вашей дочери, сэр, Кейт. Она…
— С ней все в порядке?
— Она за дверью.
Скелтон двинулся к двери, но остановился около Резника. Они смотрели друг другу в глаза, и Резник первым отвел взгляд в сторону.
— Она попала в беду?
— Да, сэр. Она… детектив Келлог была на дежурстве в торговом центре. Кейт…
— Боже! — вздохнул Скелтон. — Ее поймали? Она воровала вещи в магазине?
— Да.
— Она здесь?
— За дверью.
— Боже, Чарли. — Пальцы Скелтона легли на плечо Резника. Жизнь, казалось, уходила из его глаз. Он повернулся и пошел к столу. От его пружинящей походки не осталось и следа, его плечи, всегда прямые, сгорбились.
— Это все бесспорно?
— Она призналась.
— Понятно.
— Были и другие случаи. Кажется… кажется, это продолжалось уже довольно долго.
Скелтону приходилось иметь дело с подобными происшествиями. Родители обычно не сразу понимали, о чем идет речь. А когда наконец до них доходило, первая реакция бывала очень резкой: «Я убью этого маленького ублюдка! Что теперь его ожидает?» Сначала были воинственность, злоба, затем слезы. «Мой Терри, он в клубе для молодежи, я знаю. Моя Трейси…»
А теперь «моя Кейт».
Скелтон не произнес ни слова. Сидел, стараясь не смотреть на семейные фотографии, стоявшие на столе.
— Вы хотите ее видеть, сэр? До того, как ее допросят?
— Хорошо, Чарли. — Он выглядел, как человек, получивший удар топором по голове. — Только дайте мне пару минут, ладно? Затем пусть детектив Келлог приведет ее.
Резник кивнул и двинулся к двери. Этот путь показался ему очень долгим, и он все время ждал, что суперинтендант окликнет его, попросит вернуться, скажет еще что-либо, хотя он и не знал — что. Но ничего не случилось Резник открыл дверь, вышел и закрыл ее за собой.
— Через пару минут, — сказал он Линн.
— Слушаюсь, сэр.
Когда он посмотрел на Кейт, она отвернулась.
Грэхем Миллингтон был в приподнятом настроении. Его жена согласилась пропустить вечерние классы, одна из соседок обещала присмотреть за детишками, а у них были билеты в «Королевский Центр», третий ряд, середина. Выступала Петула Кларк. Что же касается Миллингтона, можно собрать вместе всех — Элейн Пейджес, Барбару Диксон и даже Шерли Бассейз — и все равно они не могут сравниться с Петулой. Боже! Она выступает так долго, что он не может вспомнить, с какого времени точно, и одно это уже восхищало Грэхема в певице. Ее голос звучал прекрасно. Но не только. Она, конечно, не выглядела как молоденький паж ни сейчас, ни когда-либо раньше, но все, что она имела, было ее собственное. Никаких подтяжек или подрезания кожи, никакой трансплантации гормональных желез. Ей пятьдесят, и как выглядит! Непостижимо!
Миллингтон расхаживал по комнате в радужных мечтах и насвистывал «Даунтаун».
— Что это с вами, Грэхем? — поинтересовался Резник.
— Простите, сэр?
— В прошлом году я делал все возможное, чтобы вы прекратили терзать «Серенаду лунного света» Гленна Миллера.
Миллингтон посмотрел на свои ноги, и на какое-то ужасное мгновение Резник подумал, что сейчас сержант начнет отбивать чечетку.
— Вашу мать не напугали исполнители негритянских народных песен, когда она носила вас в себе?
Однажды Миллингтон был в доме Резника и видел его коллекцию пластинок. Из тех, которые он прослушал, большинство были старыми, еще тридцатых годов, сильно попорченными иголками проигрывателя.
— Я слышал о дочке суперинтенданта, — сменил тему Миллингтон. — Как он воспринял это?
— А как вы думаете? — резко ответил Резник. Миллингтон промолчал.
— Есть что-либо новое? — спросил инспектор. — Фоссей, например?
Сержант вспомнил о другой причине своего хорошего настроения.
— Патель, сэр. Он записал номер машины типа, с которым встречался Грайс, и проверил, ному она принадлежит. Права на машину выданы Эндрю Джону Саважу.
— Приятель Фоссея.
— И помощник. Мелкий страховой агент. Самые низкие квоты, немедленное и персональное обслуживание гарантировано.
— Полагаю, что Фоссей не приходил со своими документами? — Настала очередь улыбнуться Резнику.
Миллингтон покачал головой.
— Может быть, теперь пора запросить ордер?
— Давайте подождем с этим. Если нажать слишком сильно, он может просто сбежать. Они оба могут это сделать. Мы устроим маленькое совещание завтра утром, чтобы быть уверенными в правильности стратегии. Хорошо, Грэхем?
— Да, сэр. — Миллингтон кивнул. Но не ушел и не перестал улыбаться.
— Что-нибудь еще? — спросил Резник.
— Тревор Грайс. Мы еще не проверяли его.
Резник подождал данных о нем.
— Два года за ограбление в семьдесят шестом году.
— С тех пор чистый?
— Согласно компьютеру.
— Только мы знаем лучше, а, Грэхем?
— Да, сэр.
— Похвально. Хорошая работа. Скажите Пателю, если вы этого еще не сделали. И, Грэхем…
Миллингтон смотрел на него с ожиданием.
— Ложитесь спать пораньше. Следующие два дня, я бы сказал, мы будем здорово заняты.
Скелтон и его дочь сидели по разные стороны стола, избегая смотреть друг на друга и храня молчание. В ту минуту, когда Линн Келлог ввела ее в этот кабинет и дверь закрылась за ней, Кейт заплакала. Отец предложил ей носовой платок, но она отвернулась и предпочла горсть салфеток, розовых, порванных и уже мокрых.
— Кейт…
Она заранее знала вопросы, которые он будет задавать и ответы на которые ужаснут его. Некоторое время все было спокойно, почти приятно. Поток звуков из других комнат, шаги, которые вначале приближались, потом прошли мимо и удалились. Их дыхание. Телефонные звонки. С улицы шум машин, переключавших скорость перед светофором, и другие обычные шумы большого города. Она вспомнила мать. Наверное, сейчас она складывает школьную блузку после глажки и пристраивает ее в комод в ее комнате. Затем переходит в кухню, бросает взгляд на часы в плите: надо попробовать запеканку, добавить соли, смолоть черного перца и все перемешать. «Наша девочка, — случайно услышала Кейт в один из вечеров, — ты уступаешь ей слишком легко. Многое проходит для нее безнаказанно. Жаль, что ты не можешь применить дома хотя бы малую частицу твоего умения обращаться с молодежью. Она могла бы не быть такой дикой, как сейчас. Могла бы проявлять больше уважения к нам обоим».
— Кейт…
— Что?
— Ты хочешь…
— Нет.
— Ты хочешь домой?
На правой стороне улицы, по которой шел Резник, была раньше станция железной дороги. Теперь от нее осталась лишь башня с часами, стоявшая перед одним из двух городских торговых центров, в окружении поднимающихся вверх, как бетонные сталагмиты, громад многоэтажных жилых корпусов. Слева был кинотеатр «Мулен Руж». Резнику пришлось в свое время заплатить один фунт и девять шиллингов, чтобы посмотреть в нем свой первый французский фильм с субтитрами и имитацией чувственности. Он смутно помнил мимолетные показы груди Брижжит Бардо.
Хотя, может, это было в кинотеатре «Сен-Тропез». Теперь и его больше нет, как и других, где он смотрел на Джерри Льюиса и Дорис Дей.
Резник открыл дверь в «Партридж». Джефф Харрисон забавлялся шотландским виски у дальнего конца стойки и едва поднял глаза, когда вошел Резник. Большая часть мест была занята, за одним из круглых столов четыре молодых человека в длинных пальто курили самокрутки и играли в домино. Резник протиснулся и сел рядом с Джеффом Харрисоном. Он заказал пива и пакет соленых сухариков.