Что же он делает? На следующий день почему-то даже не высовывает носа на улицу. Однако общался с Дервентом. Любопытная вещь, мои мальчики, когда Дервент навестил Китинга, на его голове лежало мокрое полотенце. Потом Китинг вдруг решает не ходить на вечер убийств, к которому готовился с таким нетерпением. А когда на следующий день, в конце концов, вышел из дома, чтобы попасть на собрание Десяти чайных чашек, на голове у него была странная шляпа, которая была так ему велика, что сползала на уши и прикрывала весь затылок.
Г. М. помолчал, поглядывая на окружающих с тем же самым злорадным весельем.
– Вы хотите сказать… – начал было Мастерс.
– Шляпа, сынок, – провозгласил Г. М., яростно кивая. – Шляпа – начальный и конечный пункт этого дела. Она должна была дать мне первый след. Это должен был быть тот обычный бытовой повод, который подхлестнул бы наш разум: почему Вэнс Китинг, утонченный парень, весьма тщеславный и заносчивый, вдруг решил выйти на улицу в шляпе, которая до смешного ему велика? На первый взгляд в этом ничего особенного. Известно, что у него была привычка прихватывать чужие вещи. Но несомненно, Китинг не взял бы единственную вещь в мире, да и никто иной не стал бы ее заимствовать – это шляпа, которая ему не шла. Теперь предположим, что два молодых парня вместе снимают квартиру, берут друг у друга вещи. Если они друзья, то используют бритвы друг друга, зубную пасту, рубашки и галстуки. Но вы можете себе представить, чтобы кто-нибудь из них взял чужую шляпу, которая наезжает ему на уши?
И это даже не была шляпа Филиппа, это была ничья шляпа, которую где-то раздобыли специально, а внутри написали имя Филиппа, чтобы объяснить неподходящий размер, если кто-нибудь спросит об этом у Вэнса. Для чего ему понадобилась эта шляпа? Чтобы скрыть затылок. Но почему бы не взять шляпу Филиппа? Потому что Филипп носит только котелки, а это должна быть мягкая шляпа…
Итак, джентльмены, за всей этой грудой улик я увидел перед собой видение рождественского вечера у меня в доме, когда спина девушки была ужасно порезана и обожжена холостым зарядом. Я также увидел, что могло произойти в квартире Вэнса Китинга в понедельник вечером. Просто предположим (пока у нас нет других свидетельств), предположим, что Гарднер выстрелил холостым, а потом и Гарднер и Бартлетт об этом солгали. Они оба держали пушку. Гарднер поднял револьвер со взведенным курком… может быть, случайно, или в шутку, или с нехорошим намерением – Китинг этого не понял… и пожалуйста. И Китинг отступил, просто отступил, учтите это. Мы слышали, что он втайне боялся фейерверков, хотя и был сумасбродным искателем приключений и скорее бы умер, чем признался бы в этом. Но он отступил. Словно школьница, на глазах своего друга и своего лакея. Он повернулся с чем-то вроде крика, и палец Гарднера случайно или намеренно спустил курок. Лакей закричал: «Вон отсюда!», что слышали все. Затем: «Ради бога, сэр, обернитесь!» – и лакей уронил поднос со стаканами, когда револьвер выстрелил… не в десяти, или семи, или шести футах от Китинга, а с более короткой дистанции – прямо ему в затылок. Пороховые ожоги? Да, выстрел должен был обжечь его, словно адское пламя.
Вы знаете, Гарднер предстал перед нами как веселый, умный человек, наделенный воображением. Да. Но хотел бы я знать, каким было его лицо, когда он спускал курок.
Что же произошло потом? Итак, я сидел, думал и говорил себе: вот! Была одна идея, которая опалила разум Китинга, как порох опалил его затылок: тот факт, что он отступил при виде оружия, поднесенного к его голове, и все это видели. Так что когда Гарднер торопливо произнес – помните, он сказал что-то так тихо, что Филипп в холле не смог расслышать: «Господи боже, прости меня, это случайность. Вот, возьми эту пушку, иначе мне не избежать неприятностей». И тогда Вэнс взял пушку.
Именно это и увидел Филипп, когда на секунду заглянул в дверь. Это было все, что он видел; потому что, как он сказал, Вэнс стоял к нему лицом, и комната была очень тускло освещена. Но заметьте, Вэнс выглядел напуганным. Это все, что видел официант, потому что его тут же прогнали.
Так что теперь Вэнс Китинг, когда он это обдумал, был в таком положении, которое приводило его в дикую ярость: комическое положение, нелепое положение, такое положение, которое он ненавидел. На следующий вечер был назначен вечер убийств, на котором он собирался играть роль детектива. Вэнс просто должен был предстать перед ними с опаленными порохом волосами, со смешной шишкой, набитой пыжом. Но показаться в таком виде перед своей невестой и своей потенциальной любовницей – это было невозможно для парня с его тщеславием. А если бы он явился на вечер убийств и рассказал историю, как был ранен холостым патроном, то оказался бы вдвойне дураком.
Он надеялся, что, может быть, сумеет как-то скрыть ожоги, чтобы все-таки появиться на приеме во вторник вечером. Когда Вэнс увиделся во вторник с Дервентом с мокрым полотенцем вокруг головы, он все еще на это надеялся. Но ожоги оказались серьезнее, чем он думал. Вэнс был в ярости, но поделать ничего не мог. И это, джентльмены, и была та причина, по которой Вэнс Китинг не присутствовал на вечере убийств во вторник вечером.
Была только одна вещь, которая вытащила бы его из этого, один призыв, которому он мог бы повиноваться: призыв от Десяти чайных чашек. Он мог бы отправиться туда, отомстить миссис Дервент, если он найдет там опору. А убийца тем временем был готов собрать общество «Десять чайных чашек»… потому что теперь у него был Вэнс с черными ожогами на затылке. И в мансардной комнате противоположного дома стоял убийца с пушкой Тома Шэннона и вставлял в пушку пули с мягкими кончиками, которые точно разнесут Вэнсу череп на куски. Нужно только, чтобы Вэнс стоял спиной к окну в половине шестого. Дайте убийце возможность прострелить ему затылок одной из этих разрывных пуль. И никакой доктор потом не будет иметь причин заподозрить что-либо, потому что и ожоги и пуля принадлежат одному оружию, единственное, что ожоги появились не одновременно с тем, как пуля вошла Вэнсу в голову.
Г. М. сделал паузу, с кислой иронией осматривая группу. Мастерс мягко выругался и двинулся к окну.
– Вот почему, сэр, – предположил Поллард, – я слышал за дверью… слышал, что первый выстрел был приглушенным и отдаленным, а второй раздался прямо за дверью?
– Подожди минутку, – настойчиво попросил Мастерс. – Если это правда, как насчет второго выстрела, того, который пробил ему спину? Совершенно точно, что второй выстрел был сделан здесь, спинка пальто все еще дымилась, когда Боб вошел. И пистолет был найден здесь!
Г. М. кивнул:
– Точно. Но разве ты еще не понял, сынок? Да, первый выстрел был сделан через улицу: самое веселое заключается в том, что он был сделан из мансарды дома, где Холлис и ты, Мастерс, стояли и следили за этим самым окном. Конечно, для вас он прозвучал негромко, потому что тут такие толстые полы, и между вами было несколько этажей, и пуля была выпущена на открытом воздухе. Вы следили за окном этой комнаты. Ваши сердца, глаза, души и уши были сконцентрированы и прикованы к этому окну. Если что-либо должно было случиться, вы ожидали, что это случится здесь. Когда вы услышали выстрел в этом направлении, вы все, натурально, предположили, что он раздался отсюда. Потом наступило короткое затишье, а потом раздался второй выстрел, который в действительности и без всяких сомнений был сделан отсюда…[4]
Я довольно ясно представляю себе первый выстрел, сынок. Почти вижу, как Китинг стоит спиной к окну. Вижу, как убийца поднимает пистолет. И потом – что? Вспомни, что Китинг закричал за долю секунды до второго выстрела. Как он мог увидеть, что с ним произойдет? Ну хорошо, ты можешь вспомнить, что он вертел в руках портсигар, гадая, может ли он позволить себе закурить во время собрания Чайных чашек. Ты можешь также припомнить, что полированная серебряная поверхность портсигара была такой же гладкой, как зеркало. Один раз, сам знаешь, Китинг дал его Франсис Гейл вместо зеркала. Так вот, он поднял портсигар и увидел на его поверхности то, что происходило у него за спиной, – окно через улицу. Он увидел пушку убийцы – последнее, что увидел в своей жизни. Китинг упал на стол, разбил две чашки, потянул на себя немного скатерть…
Тут-то и произошел второй взрыв. Заметь, Мастерс, я не сказал «выстрел»: я говорю – взрыв. Я сказал так, чтобы привлечь твое внимание к четырем весьма очевидным фактам.
1. Когда Боб Поллард ворвался в комнату, он обнаружил, что Китинг лежит во весь рост на левом боку, спиной к окну.
2. Револьвер 45-го калибра валялся на полу рядом с Китингом с левой стороны.
3. Рана в спину, согласно медицинскому свидетельству, была немного странной. Вместо того чтобы войти прямо, пуля прошла между третьим и четвертым поясничными позвонками, ушла вниз и прошла через тело по наклонной.
