— Сегодня вечером я не уеду, — сказал он. — И если вы нападете на какой-либо след, ради Бога, дайте мне об этом знать. Никаких действий у меня за спиной — с предварительными намеками или без.
— Ладно, — ответил Кемпион. — А вы расскажете мне о своем разговоре с кузеном Джорджем, если вам удастся с ним поговорить.
Оатс нахмурился.
— От этого разговора я многого не жду, — сказал он со вздохом. — Дохлое, совершенно дохлое дело! Мне было это ясно с самого начала, после того, как я заметил это совпадение. Я не суеверный человек, но нельзя не обратить внимание на некоторые странные вещи, повторяющиеся снова и снова. Если мне удастся справиться с этим делом, я напишу на папке с материалами его название, «Божья кара», и запру эту папку в яшик стола. — Он резко умолк, встревоженный выражением, мелькнувшим на лице его друга. — Что случилось? — спросил он.
— Я тоже побаиваюсь некоторых примет, — ответил Кемпион. — Скажите, когда я смогу с вами увидеться? Завтра, надеюсь?
— Я буду здесь, — ответил инспектор. — Мне хотелось бы, чтобы вы рассказали мне о своей необычной гипотезе. Что вас все-таки беспокоит?
Ответ Кемпиона был совершенно неожиданным.
— Послушайте, Станислаус, какое наказание бывает за поджог?
Инспектор не ответил, и Кемпион отвернулся. Он выглядел утомленным и расстроенным. Инспектор взял его за плечи и повернул лицом к себе.
— Что у вас на уме? — снова спросил он.
Кемпион вздохнул.
— Я не знаю, убедительно ли я говорю, — проговорил он, — но мне было бы приятнее везти всех этих людей на машине в Ист-Лейн субботним вечером, чем возвращаться с ними в этот дом. Я жду уже пять дней, но чувствую, что если чему-то суждено произойти, это произойдет сегодня ночью.
— Не понимаю я вас, — довольно сердито сказал инспектор. — Но если вы ждете еще одного подобного нападения, то вы ошибаетесь. Кем бы ни был виновник случившегося, он теперь будет выжидать месяцев шесть или около того, попомните мои слова.
— Нас ждет что-то такое, чего вы и представить себе не можете, — возразил ему Кемпион. — Увидимся завтра. — И он направился к машине, возле которой его нетерпеливо ожидали остальные.
Маркус и дядя Вильям уселись сзади. Они оба устали, оба были встревожены. Джойс, с яркими пятнами румянца на щеках, села впереди, рядом с Кемпионом. Они медленно ехали по городу. За день до того состоялось официальное открытие университета, и город начал оживать. Молодые люди в немыслимых автомобилях заполнили улицы, появилось множество велосипедов, и потрепанные студенческие мантии попадались на глаза повсюду. Когда они свернули на широкую Трампингтон-роуд, Джойс вздохнула с облегчением.
— Как я рада, что все это закончилось, — сказала она. — Вы видели его — я имею в виду кузена Джорджа? Боюсь, что он будет в доме, когда мы туда приедем. На него это очень похоже — именно в такое время попытаться выклянчить денег у тети Каролины. Он должен появиться, как вы думаете?
Взгляд, брошенный на нее Кемпионом, выразил сомнение.
— Бог с ним, кузеном Джорджем. Послушайте, вам не кажется что вы поступаете не совсем мудро, возвращаясь домой так быстро? Почему бы вам не задержаться у Энн еще на денек-другой?
Девушка покачала головой.
— Нет, я теперь чувствую себя гораздо лучше, — сказала она. — И мне больше не хочется обременять Энн. Она и так держалась молодцом, развлекала и терпела меня целую неделю. Кроме того, я уже отправила назад свои вещи. Я останусь сегодня в «Сократес Клоуз».
Она увидела, что он очень расстроен ее ответом, и поспешно начала оправдываться.
— Я отсутствовала пять дней, — сказала она. — Я ведь сразу же уехала, по первому вашему требованию, но ничего не случилось, правда? Кроме того, если кузен Джордж появится в доме, я смогу помочь тете Каролине, а ведь ей, бедняжке, нужна какая-то поддержка.
Кемпион не ответил, и они молча продолжали свой путь до самых ворот «Сократес Клоуз».
Их встретила Элис. Ее красное лицо сияло улыбкой над строгим черным платьем и накрахмаленным белым передником. Было ясно, что известие о вынесенном вердикте, с которым прибыл мистер Фезерстоун-старший, уже распространилась по всему дому.
— Миссис Фарадей в гостиной, — сказала Элис, — с ней мистер Фезерсгаун и миссис Китти. Она просила вас всех зайти.
В большой гостиной, освещенной последними лучами заходящего солнца, было светлее, чем ожидал Кемпион. Старая миссис Фарадей сидела совершенно прямо на своем кресле у камина. Она, как всегда, великолепно выглядела в своих роскошных кружевах, несмотря на свою хрупкость. На ее фоне особенно невзрачной и жалкой казалась фигурка тети Китти, сидевшей рядом. В ней до сих пор чувствовалось напряжение, связанное с участием в дознании в качестве свидетельницы, и ее морщинистые веки нервно вздрагивали.
Фезерстоун-старший, выглядевший дряхлее обеих женщин, и более, чем когда-либо, производивший впечатление монументальной развалины, сидел напротив них на таком расстоянии, с которого они, должно быть, виделись ему в виде расплывчатых силуэтов. Он с трудом поднялся на ноги, когда Джойс вошла в комнату, а следом за нею и все остальные.
Тетя Китти, от которой всегда можно было ожидать какого-нибудь нелепого поступка, от избытка чувств поспешила им навстречу, обхватила руками массивный торс дяди Вильяма и истерически заголосила:
— Милый, милый Вильям! Ты наконец спасен! Спасен!
Дядя Вильям, у которого нервы и так уже были на пределе, отшатнулся от нее.
— Не будь дурой, Китти, — раздраженно бросил он. — Я знаю, что играл роль козла отпущения, но не собираюсь оставаться им до конца моих дней, премного благодарен. — Он гордо прошествовал мимо нее и уселся в кресло.
Тетя Китти, видимо, обиделась и немного испугалась, вдруг оказавшись в одиночестве посреди комнаты. Она стояла, дрожа, пока Джойс не обняла ее за талию и не усадила у камина напротив тети Каролины.
Старый Фезерстоун откашлялся.
— Ну, — начал он своим низким и, может быть, излишне музыкальным голосом, — как я и говорил, миссис Фарадей, мы можем поздравить друг друга. Мы, конечно, должны быть очень признательны миссис Финч и ее работнику. Нам повезло, что мы их нашли, в особенности с учетом того, что вы, мистер Фарадей, нам ничем не помогали.
Дядя Вильям сердито посмотрел на него.
— Я же говорил вам, что был болен, — сказал он. — Похоже, ни до кого здесь это так и не дошло. Я был очень болен. И я все еще очень болен. Это дело чуть не свело меня в могилу. Но никто из вас, видимо, этого не понимает.
— Ну, конечно, Вилли, мы поняли, что ты болен. Как раз это нас и пугало, — проговорила тетя Китти прежде, чем Джойс могла этому помешать и, к сожалению, было совершенно ясно, что она имела в виду.
Дядя Вильям взорвался.
— Мне это нравится! — закричал он. — Двенадцать совершенно незнакомых людей заявили всему свету с полной определенностью, что я невинен, как младенец, а когда я вернулся домой, меня обвинила моя собственная сестра. Никто из присутствующих, кроме Кемпиона, не испытывает ко мне ни малейшего сочувствия. И я не знаю, с чем вы себя поздравляете, Фезерстоун. Это Кемпион отыскал всех ваших свидетелей. Поразительно! Он вычислил, где я был, когда я и сам этого не знал.
— Вильям. — Тетя Каролина, которая во время этой сцены сидела совершенно спокойно, следя черными проницательными глазами за выражениями лиц участников спора, не выдержала. — Вильям, — повторила она, — теперь не время быть неблагодарным. Если вы не чувствуете признательности за свое освобождение, то я чувствую. Подойдите и сядьте рядом со мной, пожалуйста.
Дядя Вильям послушался. Он еще немного поворчал, так что можно было разобрать слова «козел отпущения» и «отвратительный балаган», но в конце концов уселся на место.
Тетя Каролина улыбнулась старому Фезерстоуну.
— Я вам очень благодарна, — сказала она. — Вы вели себя как старый преданный друг. Ну, а теперь я хочу, чтобы вы все сели, потому что я хочу вам кое-что сказать, прежде чем начнется ужин.
