Человек шаркающей походкой приблизился к Холмсу еще на несколько шагов, с мольбой протягивая вперед руки. От него повеяло смрадом сточной канавы. Холмс изучал пустые глаза, гнилые зубы, сочащиеся болячки, щеки, запавшие от истощения – как-то непохоже на спектакль… Этот несчастный – не мошенник.
В воздухе блеснула серебряная монета.
– Спасибо, папаша.
– Проваливай, – отрывисто проговорил Холмс.
– Да благословит тебя небо, – удаляясь шаркающей походкой, пробормотал незнакомец и снова растворился в темноте.
Выждав несколько мгновений, Холмс пересек улицу и подошел к шести унылым обветшалым домам, носящим гордое имя Лондон Гарденс. Будучи некогда великолепными модными особняками, они давно уже стояли заброшенные, с облупившимися фасадами, запущенными садами и покрывшимися копотью окнами. Все они были темными, за исключением окон дома под номером один, в который сыщика и призвали столь необычным образом. В верхнем этаже за опущенной шторой силуэтом обозначилась человеческая фигура.
– А вот и паук, – пробормотал Холмс, – в центре своей паутины.
Он почти не сомневался относительно личности своего потенциального убийцы, но нити улик и подозрений были слишком тонки, чтобы вслух произнести это имя.
Вынув из складок пальто револьвер, Холмс собрался с духом и пошел по тропинке к передней двери. Заметив в грязи цепочку следов, по их характеру и длине шага он определил, что они принадлежат худощавому человеку ростом приблизительно пять футов восемь дюймов.
Дверь легко отворилась, и Холмс вошел в дом. При тусклом свете уличного фонаря, пробивавшемся сквозь мутные оконные стекла, он увидел, что внутри ообняк выглядит еще хуже, чем снаружи. Не было ни ковров, ни мебели, указывавших на то, что здесь некогда жили люди. Со стен свешивались большие куски оторванных обоев, повсюду виднелись темные пятна плесени.
Было тихо.
Некоторое время Холмс постоял в прихожей, пока глаза не привыкли к тусклому сумраку. Постепенно причудливые отблески от неверного мерцающего света уличного фонаря перестали казаться ему такими уж зловещими. Прежде чем подняться наверх, Холмс начал на цыпочках обследовать нижние комнаты – он почти не сомневался, что его противник один, но в ситуациях такого рода осторожность не бывает излишней.
Зайдя в кухню, он вдруг услышал какой-то шум в кладовке. Сжав револьвер, Холмс медленно приоткрыл дверь и увидел двух огромных крыс, самозабвенно пожирающих нечто вроде останков дохлой кошки. Вторжение незваного гостя не отвлекло грызунов от пира.
В остальных комнатах не нашлось ничего, кроме толстого слоя пыли. Пришло время подниматься наверх. Ступеньку за ступенькой Холмс беззвучно миновал пролет и замер на площадке. Осмотрев небольшой коридор слева от себя, он заметил призрачно мерцающий свет, пробивавшийся из щели под дальней дверью. На миг трепет волнения заставил его замереть на месте. Он осознавал степень опасности, которой подвергал себя, входя в эту комнату, но способность преодолевать страх сыграла в его профессиональной карьере не меньшую роль, чем непревзойденное мастерство сыщика.
Словно предупреждая незримого противника, предательски скрипнули половицы. С минуту Холмс напряженно прислушивался, но дом снова погрузился в звенящую тишину. Осторожно опустившись на одно колено, Холмс приник к замочной скважине. Насколько возможно было видеть, комната была пустой, если не считать стоявшего у окна стола, за которым сидела неподвижная человеческая фигура. Различить черты лица сидящего, освещенного лишь светом небольшой лампы, было невозможно.
«Вот подходящий момент», – подумал Холмс.
Держа пистолет наготове, он ворвался в комнату.
– Добрый вечер, – произнес он, обращаясь к темной фигуре.
И сразу же понял, что совершил ошибку, но, не успев ничего предпринять, почувствовал жгучую боль в затылке. Ослепительную вспышку света черными волнами залила темнота, и Холмс без сознания повалился на пол.
Глава пятая
Предостережение мисс Лидгейт
Глядя, как, откликнувшись на таинственный призыв, мой друг исчезает в ночи, я решил не ложиться спать и дождаться его возвращения. Я прекрасно понимал, что все равно не усну, пока не услышу рассказ о его ночных подвигах. Итак, подбросив угля в догорающий камин, я уселся в кресло со стаканчиком виски и последним номером «Ланцета». Но, несмотря на интересную статью Шарко[5] о применении гипноза в качестве анестезии, я был не в состоянии сосредоточиться на чтении. Глаза мои скользили по строчкам, рассудок же возвращался к драматическим событиям этого дня – попытке убийства и зашифрованной телеграмме. Неужели они действительно были связаны и, если да – то каким образом?
Чем больше я размышлял над этими вещами, тем больше запутывался. В конце концов я достиг состояния, когда ни один из моментов не казался больше ясным. Я вновь принялся сопоставлять имеющиеся в моем распоряжении улики, но размышления мои были прерваны нетерпеливым звоном колокольчика входной двери внизу. Было уже за полночь, сообразив, что миссис Хадсон, должно быть, давно легла спать, я бросился открывать сам. Из распахнутой двери буквально упала в мои объятия молодая женщина.
– Мистер Холмс, – тяжело дыша, выдохнула она. – Мне надо увидеть мистера Холмса.
– Боюсь, сейчас его нет дома, он ушел по делу, – сказал я, поддерживая ее под руку и провожая в переднюю.
– Мне надо его увидеть, – не обращая внимания на мои слова, продолжала она. – Я должна предостеречь его.
– Предостеречь? – переспросил я, невольно сжимая ее руку.
Она смерила меня недоверчивым взглядом.
– Кто вы?
– Я доктор Уотсон, близкий друг Шерлока Холмса.
– Я должна увидеть его, доктор Уотсон. Он в большой опасности.
– Вам лучше подняться наверх, в тепло, и рассказать мне все, что вам известно, – решительно произнес я.
Несколько мгновений спустя молодая женщина уже сидела на краешке кресла перед камином, держа в дрожащих белых руках стаканчик с бренди. Ее тонкое лицо, освещенное пламенем камина, было болезненно бледным, на лбу и щеках проступали следы въевшейся городской копоти. Тем не менее эти печальные приметы не портили ее красоту. Манеры ее отличались прирожденным достоинством, а темные живые глаза излучали возвышенную одухотворенность. Я заметил также, что одежда ее, хотя старая и поношенная, была хорошего качества.
Сделав глоток бренди, гостья поежилась.
– Подвиньтесь ближе к огню, прошу вас, – сказал я.
– Я дрожу не от холода, доктор Уотсон, а от страха.
– Чего же именно вы боитесь?
– Его. Гренфела!
– Гренфела?
– Да, если это его настоящее имя, в чем я сомневаюсь, – с некоторым оживлением произнесла она, и глаза ее засверкали.
– Вы сказали, что пришли предупредить Шерлока Холмса. О Гренфеле?
При упоминании имени Холмса она стала беспокойно озираться по сторонам, словно надеясь увидеть его.
– Шерлок Холмс… да. Где же он?
– Как я уже сказал, его сейчас нет дома.
– Тогда уже слишком поздно.
– Может быть, вам стоит начать с начала? В отгадывании загадок я не столь искушен, как мой друг.
Повернув ко мне бледное лицо с влажными от слез глазами, она кивнула.
– Меня зовут Селия Лидгейт. Мне двадцать пять лет. – Она горько улыбнулась. – Знаю, что выгляжу я гораздо старше, – таковы последствия жизни, которую я вынуждена вести. Я не всегда так выглядела, доктор Уотсон. Когда-то я была очень хорошенькой и носила красивую чистую одежду. – Сделав еще один глоток бренди, она уставилась на огонь. – Когда мой отец был еще жив. Он был художником, его звали Обри Лидгейт.
Она помолчала, ожидая моей реакции на произнесенное имя, но я никогда прежде его не слышал.
– Он не был великим художником, – продолжала она, – но зарабатывал портретами достаточно, чтобы обеспечить комфортную и счастливую жизнь нам обоим.
– А ваша мать?..
– Она умерла родами. Отец заменил мне ее. Он был замечательным человеком, доктор. – Голос ее заметно дрожал, и я видел, что она изо всех сил старается держаться. – Два года назад глубокой ночью наш дом загорелся. У отца была привычка спать в студии на верхнем этаже дома. Там он оказался в огненной ловушке, пожарная команда не смогла спасти его оттуда… Все было в дыму и страшном жару. Я слышала, как он… как он кричал.
Молодая женщина умолкла и, спрятав лицо в ладонях, беззвучно зарыдала. Я наклонился к ней и осторожно прикоснулся к ее плечу.
– Не плачьте, – тихо произнес я, понимая всю беспомощность своих слов.
Казалось, звук моего голоса немного успокоил ее. Подняв голову, Селия утерла слезы рукавом и продолжала рассказывать.
– Пожар лишил меня и отца, и дома. Мне удалось спасти несколько ценных вещей, книг и драгоценностей, но все остальное сгорело в огне – все отцовские картины, всё-всё. И вот я оказалась в мире совершенно одна, без денег, семьи и дома.
