Поставив свою рюмку на стол, Найджел поднялся и прислонился к камину. При свете лицо О'Браена, обрамленное бородкой, напоминало изображение на монете. Найджел неожиданно решил, что перед ним очень ранимый человек, который умеет вести себя спокойно. Так смотрит поэт в лицо смерти, сочинив для себя эпитафию. Казалось, О'Браен уже сделал все необходимые приготовления к смерти и теперь спокойно ждет своего часа.
Отогнав все эти мысли, Найджел снова приступил к делу.
— Вы упомянули моему дядюшке о каких-то подозрениях, которые не захотели изложить в письме…
— Боюсь, не стоило этого писать… — казалось, он взвешивает каждое слово. — Это все равно ничего не меняет. Вы обратили внимание на то, что он намерен совершить убийство только после того, как пройдет Рождество? Но я решил праздновать его в этом доме лишь за неделю до того, как прибыло письмо. Дело в том, что я терпеть не могу пышные праздники. Люблю одиночество. Откуда автор писем мог это знать? Почему он был уверен, что я буду отмечать на этот раз Рождество в кругу друзей? Ответ один: он сам к ним принадлежит.
— Получается, что он один из тех, кого вы пригласили, или кто-то близкий к ним, что дало ему возможность узнать о ваших намерениях.
— Очевидно, это так. Поэтому круг заметно суживается. И все же я не могу поверить в то, что кто-то из гостей… Я пригласил лишь добрых друзей, но теперь не верю даже им. Кому хочется преждевременно умереть?
В его глазах появился какой-то стальной блеск. Он выглядел теперь отважным летчиком, а не запуганным угрозами сельским жителем.
— Почему-то я вспомнил о завещании. Ведь я богат, а те, кто в нем упомянуты, знают об этом. Получив второе письмо, я решил пригласить на Рождество только моих наследников. Я всегда любил встречать опасность лицом к лицу. Что касается завещания, то оно в сейфе.
— Гости, которые завтра приедут, ваши наследники?
— Нет. Только один или двое приглашенных. Не хочу информировать вас заранее о том, кто именно из них… Возможно, они ни в чем не виноваты. Правда, бывает и так, что за пятьдесят тысяч фунтов стерлингов убивают самого лучшего друга.
Информируя обо всем этом, О'Браен вызывающе смотрел на своего гостя.
— Понимаю, что должен держать ухо востро, за всеми следить, — заметил Найджел. — Вам понадобится сторожевой пес в овечьей шкуре. Задача не из легких, когда не знаешь, кому именно отдать предпочтение…
Пораженное шрамом лицо летчика озарила обезоруживающая улыбка.
— Это понятно, но не хотелось бы перечислять моих наследников. Я достаточно о вас наслышан, чтобы понять: вы справитесь с этой задачей. У вас есть ум, знание человеческой психологии, опыт и фантазия.
Найджел не привык к такой откровенной лести, принятой, возможно, у ирландцев. Уставившись в пол, он поспешно сменил тему.
— А нет ли других мотивов?
— Вы думаете об изобретении, над которым я работаю? Речь идет о дизельной машине, не требующей стартовой дорожки. Самолеты будущего не должны зависеть от взлетных полос! Уничтожив ракетный аэродром, вы приводите воздушный флот в бездействие… Необходимо подниматься в воздух вертикально! Да и расход горючего не должен быть большим… Надо всем этим я работаю!
Рассказывая о. проблемах, которые его интересуют, О'Браен оживился, вскочил со своего кресла, принялся жестикулировать. Видно было, что все это составляет главный интерес его жизни.
Упав в кресло, он провел пальцами по своей бородке и сказал:
— Надеюсь, вы понимаете, что все это строжайшая тайна. До меня уже дошли слухи, что одна иностранная держава старается выяснить кое-какие детали по этому поводу. Моими идеями и чертежами они пока не могут воспользоваться. Возможно, они считают, что лучше было бы мне умереть, чтобы не завершить начатую работу?
— Ваши черновики здесь?
— Они находятся в единственном сейфе, который для них недосягаем, — в моей голове. У меня прекрасная память на цифры. Наиболее важные чертежи и расчеты я просто сжег.
В свете лампы лицо О'Браена казалось усталым и измученным.
После долгой паузы Найджел спросил: — Больше нет никаких мотивов?
— Трудно все учесть… Я много путешествовал и наверняка нажил себе врагов. Людям приходится за все рассчитываться. Приходится убивать мужчин и любить женщин, что порой превращает ваших друзей в недругов. Но у меня нет списка моих врагов.
— Из писем следует, что их автор вас ненавидит. Тот, кто покушается на деньги или изобретение, воздерживается от таких писем.
— А может, это только маскировка? Человек скрывает таким образом истинные мотивы.
— Возможно, в этом что-то есть. Расскажите, пожалуйста, о гостях.
— Но воздержусь от деталей. Не хочу, чтобы вы относились к ним предвзято. Во-первых, это Джорджия Кавендиш. Она известный ученый. Я когда-то спас ее, когда она попала в переделку в Африке. С тех пор мы с ней друзья. Это удивительная женщина. Ее брат занимает немалое положение в Сити. Он напоминает церковного настоятеля, но мне кажется, что в юности он был настоящий сорванец. Будет также владелец ресторана Нот-Сломен. Он был важной птицей во время войны. Затем Филипп Старлинг…
— Университетский профессор? — обрадовался Найджел.
— Вы с ним знакомы?
— Он был моим учителем и привил мне любовь к греческому языку. Его я могу сразу же вычеркнуть из списка подозреваемых!
— Боюсь, что это противоречит интересам дела, — возразил с улыбкой О'Браен. — Боже мой! Я забыл Люси Трайл. Опасайтесь ее. Она такая красивая, что сразу же вас околдует.
— Буду всячески ее избегать. А какие меры предосторожности следует нам принять?
— Об этом мы еще поговорим. У меня есть, например, револьвер, которым я могу прекрасно пользоваться. К тому же я ничего не опасаюсь в первый день Рождества. Надеюсь, незнакомец сдержит слово на этот счет!
Уже лежа в кровати, Найджел услышал шаги и звук хлопнувшей двери. Казалось, кто-то вошел в барак. Его смущали противоречия, которые не сталкивались, вплелись в пеструю картину. Ясно одно. О'Браен относится к письмам намного серьезнее, чем заявил о них Джону Стрейнджвейсу. Его объяснения по этому поводу фактически ничего не объяснили, скорее, запутали ситуацию. Странным представился еще выбор гостей. Возможно, Найджел многое понял бы, если бы увидел искаженную улыбку хозяина дома, когда он ложился в кровать, и услышал, как он страстно процитировал отрывок из одной драмы елизаветинской эпохи, обращаясь к далеким звездам.
Стук в дверь пробудил Найджела от крепкого сна.
— Неужели что-то случилось? — подумал он, ощущая себя часовым, который позволил себе забыться во время ответственного дежурства. Облизав пересохшие губы, он крикнул:
— Входите!
В дверях показался Беллани. Его лицо светилось лукавой улыбкой. Все страхи Найджела сразу же исчезли.
— Вам нездоровится? Вы так бледны… Полковник просил предупредить, что завтрак будет в девять. Возможно, вы хотите, чтобы его подали сюда?
— Нет, я здоров. Мне просто снилась какая-то чепуха, — объяснил свое состояние Найджел.
Почесав свой перебитый, как у всех боксеров, нос, Артур назидательно заявил:
— Очевидно, вы много выпили вчера. Коньяк способствует обильному выделению желудочного сока, а он, в свою очередь, вызывает кошмары…
От разговоров о медицине Найджела отвлекло пение, послышавшееся в саду. Приятный баритон звучал буквально под его окном. Когда Артур ушел, Найджел выглянул в окно и увидел О'Браена, кормившего хлебными крошками малиновок и воробьев. Картина была поистине идиллическая, если бы в кармане полковника не угадывался пистолет.
Увидев своего гостя, О'Браен посоветовал ему закрыть окно, чтобы не простудиться. В его голосе звучало искреннее участие.
Найджел почувствовал, что ему все труднее составить впечатление о полковнике. То он выглядел заботливой тетушкой, то храбрым летчиком, то пуританином. Как все это сочетается в одном человеке? И именно этого человека ему нужно охранять!
Пришлось потратить день, чтобы украсить дом к празднику. Найджел помогал О'Браену украшать комнаты омелой, стараясь запомнить их расположение.
Дот был построен в виде буквы «Т». Горизонтальная часть, где находились холл, огромная гостиная, биллиардная, столовая, была предназначена для хозяев, вертикальная — для прислуги.
Наверху имелось семь спален. Их должны были занять справа от комнаты Найджела Джорджия Кавендиш и Люси Трайл, слева — Эдвард Кавендиш, Старлинг и Нот-Сломен.
Найджел заметил, что одна комната будет пустовать.
— Совсем нет, — ответил хозяин. — Там буду спать я. Вернее, делать вид, что сплю, а сам буду спускаться по крыше веранды в сад, к своему домику. Это должно обмануть убийцу, который должен проявить интерес к моей комнате. Пусть делает неудачную попытку! Благодаря этому ходу я не буду подвергаться ночью опасности. А днем я смогу за себя постоять!
