Стив освобождался ровно в пять. Сразу мчался к метро на Лексингтон-авеню, кое-как протискивался через толпу, сходил в Бруклине и бежал на остановку, чтобы не пропустить автобус, который останавливается возле их дома.
Отнимало это минут сорок пять, не больше, но Аиду, негритянку, присматривавшую за детьми после школы, он заставал уже в шляпе. Она дорожила временем. Им все дорожат. Только его время ничего не стоит.
«Алло! Это ты? Я задерживаюсь. Буду не раньше семи — половины восьмого. Покорми, пожалуйста, детей и уложи спать».
Стив был сейчас на дороге № 6, милях в десяти от Провиденса, вряд ли больше, но ему пришлось сбавить скорость: он попал в поток машин. О чем думали за рулем мужчины, которых он видел? В большинстве случаев рядом сидели жены. Кое у кого на заднем сиденье спали дети. Ему казалось, что он всюду ощущает томительную скуку, свойственную залам ожидания; порой до него доносились обрывки музыки или нарочито внушительный голос диктора.
Ему хотелось выпить кружку холодного пива, но теперь, когда его ничто не удерживало, он не спешил с выбором. Последний бар оставил у Стива нечто вроде ностальгии; он решил найти такой же другой и проезжал не останавливаясь мимо слишком современных зданий с чересчур броскими вывесками.
Его обогнал полицейский джип с включенной сиреной, потом «скорая помощь», следом за ней вторая, а еще чуть дальше он, как и вся вереница машин, перешел на малую скорость, огибая два автомобиля, буквально взгромоздившихся друг на друга.
Он успел заметить мужчину в такой же белой, как у него или незнакомца из бара, рубашке, с растрепанной шевелюрой и кровоподтеками на лице. Мужчина объяснялся с полицейским, указывая рукой куда-то в пространство.
Сколько смертельных исходов предсказывали эксперты на этот уик-энд? Стив только помнит: 435. Значит, он не пьян. Недаром же он давал семьдесят миль в час — и ни малейшей поломки.
В душной полутьме автобуса, среди забывшихся тяжелым сном пассажиров, Ненси наверняка пожалеет о своем решении. Соприкасаясь с толпой, она всегда испытывает нечто вроде брезгливости. Сейчас ее безусловно подташнивает от запаха пота и фамильярности попутчиков. Зайди жена за ним в бар, ей там тоже было бы не по себе. Она, видимо, не чужда снобизма.
Стив отъехал на милю-другую от места аварии, из-за которой создалась пробка, и лишь тогда затормозил у края дороги, где почти бок о бок стояли два здания: крикливо размалеванная гостиница с фиолетовой неоновой вывеской и одноэтажный деревянный дом, подделка под старинную бревенчатую хижину с незастроенным участком для стоянки машин перед входом.
Дом он и выбрал. А вот еще одно доказательство того, что он не пьян: он не забыл вытащить ключ зажигания и выключить фары.
На первый взгляд бар не казался таким невзрачным, как предыдущий. Изнутри он тоже был стилизован под бревенчатую хижину: деревянные, закопченные годами стены, толстые потолочины, полки с оловянными и фаянсовыми кувшинами, небольшая коллекция ружей времен Революции.
Хозяин, шарообразный человечек с лысым черепом и в белом фартуке, сохранил легкий немецкий акцент. За стойкой высилась бочка с насосом, пиво разливали в огромные кружки.
Стив помедлил, нашел себе место у стойки и молча указал хозяину на насос. Потом обвел глазами зал, словно кого-то ища.
Может быть, сам того не сознавая, он и впрямь кого-то ищет. Вместо телевизора здесь ярко-желтая с красным радиола, блестящие рычаги которой меняют пластинки с завораживающей медлительностью. Одновременно с радиолой за стойкой работает портативный коричневый приемничек — очевидно, для развлечения хозяина: как только выдается свободная минута, тот наклоняется к нему и слушает.
Стив большими глотками, как человек, истомленный жаждой, выпил пиво, утер рот рукой и сразу, не колеблясь, бросил:
— Ржаного.
Он сел боком на табурет и уперся локтями в стойку, точь-в-точь как незнакомец из того бара.
У Стива такие же голубые глаза, только чуть темнее, такие же широкие плечи, такие же вздувающие рукава бицепсы.
Теперь он пил не торопясь, прислушиваясь к разговору двух мужчин справа. Они были пьяны. Здесь все были более или менее пьяны, и по временам откуда-то доносился взрыв смеха или звон разбитого об пол стакана. Он жадно ловил обрывки передаваемых по радио сообщений. Снова последние известия. Диктор перечислял несчастные случаи. В одном была виновата молния — ударила в дерево, и оно рухнуло на проходящую машину.
Потом пошла политика, но Стив не услышал: ему вдруг захотелось дотронуться до плеча соседа слева и по возможности тем же голосом, с тем же непроницаемым лицом, что его недавний собутыльник, бросить: «Еще один за мой счет, дружище».
Оно и понятно: его сосед тоже, видимо, одинок. Только в отличие от предыдущего этот не выглядит пьяным и кружка пива перед ним на три четверти полна.
Да и физически он другого типа. Брюнет, удлиненное лицо, бледная матовая кожа, черные глаза; пальцы, которыми он время от времени вынимает сигарету изо рта, на редкость худые и гибкие.
Когда Стив вошел, он посмотрел на него и сразу же отвел глаза. Потом полез за очередной сигаретой, обнаружил, что пачка пуста, слез с табурета и сходил к автомату за новой.
Тогда-то Стив и заметил, что на соседе очень большие грубые фермерские башмаки, заляпанные грязью и дисгармонирующие с его обликом. Он был без пиджака и галстука, в одной хлопчатобумажной рубашке и темных брюках на широком ремне.
Несмотря на тяжелую обувь, походка у него была по-кошачьи мягкая. По дороге к автомату и обратно он никого не задел, потом с сигаретой в зубах вновь забрался на табурет и метнул быстрый взгляд на Стива, уже раскрывшего рот, чтобы заговорить.
Стиву было просто необходимо с кем-нибудь перемолвиться. Раз уж Пеней так себя повела, эта ночь принадлежит ему. Благоприятный случай, который, может быть, никогда не повторится! Кстати о Ненси: только бы не забыть, пока голова еще ясная, позвонить Кинам часов в пять-шесть утра. К этому времени жена уже приедет в лагерь. Как и в прошлые два раза, Кины забронировали для них комнату или, на худой конец, койку в одном из бунгало: в уик-энд перед Днем труда бессмысленно искать ночлег в окрестностях. И в окрестностях, и в других местах. На всей территории Штатов везде одно и то же.
— Сорок пять миллионов за рулем! — негромко усмехнулся он. Нарочно, чтобы привлечь внимание соседа. — Сорок пять миллионов как с цепи сорвавшихся мужчин и женщин на дорогах!
Собственные слова неожиданно ошеломили его, и он призадумался, не переставая поглядывать на черноволосого парня слева.
— Такого ни в одной другой стране не увидишь!
Четыреста тридцать пять покойников в понедельник вечером!
Наконец он отважился на жест, «который ему так хотелось сделать, и осторожно коснулся плеча мужчины.
— По стаканчику со мной, а?
Тот обернулся, не удостоив его ответом, но Стива уже понесло: он подозвал хозяина, прильнувшего к приемничку, и поднял два пальца.
— Два.
— Чего два?
— Спросите, что он выпьет?
Молодой человек отрицательно покачал головой.
— Два ржаного, — упорствовал Стив.
Он не обиделся: недавно он тоже не ответил на любезное предложение незнакомца.
— Женат?
Обручального кольца на пальце соседа не было, но это еще ни о чем не говорило.
— А у меня жена и двое детей. Девочке десять, парнишке восемь. Оба в лагере.
Сосед слишком молод, чтобы иметь детей такого возраста: ему года двадцать три — двадцать четыре, не больше. Наверно, даже не женат.
— Из Нью-Йорка?
Он добился-таки своего: тот мотнул головой.
— Здешний? Из Провиденса? Или Бостона?
Опять неопределенный, но вряд ли утвердительный кивок.
— Чудно, конечно, только я тоже не люблю ржаного.
А ты? Сомневаюсь, есть ли такие, что вправду его любят. — Стив осушил стакан и указал на нетронутый стакан соседа. — Не хочешь? Ну, тебе видней. Мы живем в свободной стране. Я не обижусь: бывают дни, когда я и сам капли в рот не возьму, хоть озолоти меня. Это уж так случилось, что нынче вечером я дую ржаное. Случилось, и все тут. По правде говоря, во всем жена виновата.
В другое время Стив сам, разумеется, держался бы подальше от человека, который вот так разоткровенничался. Время от времени он отдавал себе в этом отчет, и ему становилось стыдно. Но он тут же опять убеждал себя, что эта ночь — единственная в его жизни и это непременно нужно растолковать соседу с осунувшимся лицом.
А может, тот в самом деле не пьет, потому что болен?
Цвет лица у него землистый, нижняя губа судорожно подергивается, от чего зажатая в зубах сигарета то и дело вздрагивает. Стив подумал даже: а вдруг незнакомец — наркоман? Это огорчило его. Наркотики, будь то марихуана или героин, внушали ему ужас.
— Если ты холост, то, может, никогда и не задавал себе одного вопроса. А это самый важный вопрос. Люди болтают о разных высоких материях, а вот о нем заговорить не смеют. Возьмем, к примеру, мою жену. Прав я или виноват?..