Ознакомительная версия.
– О, это было бы замечательно! Спокойной ночи, дорогая. Вы уверены, что вам больше ничего не нужно? Разумеется, вы устали! Здесь столько народу! Нужно сказать Элен, чтобы она завтра как следует проветрила гостиную и вытряхнула занавеси. Эти сигареты оставляют после себя такой запах! Должна заметить, что вы слишком их балуете – позволяете им курить в гостиной.
– Приходится уступать современным нравам, – сказала Эмили Аранделл. – Спокойной ночи, Минни.
Когда мисс Лоусон ушла, Эмили Аранделл подумала о том, что эти спиритические сеансы не так уж безвредны для Минни. Глаза у нее прямо лезли на лоб от возбуждения. Она была явно не в себе.
А вот насчет комода и впрямь странно, подумала Эмили Аранделл, ложась в постель. Она грустно улыбнулась, вспомнив сцену, разыгравшуюся давным-давно. После смерти папы нашли ключ, и, когда открыли комод, оттуда посыпалась груда пустых бутылок из-под виски. Это был один из тех маленьких секретов, которые, разумеется, держались в тайне от Минни, и уж тем более от Изабел и Джулии Трипп, поэтому поневоле задумаешься, нет ли в самом деле чего-то в этих спиритических сеансах…
Ей не спалось в большой кровати под пологом. Последнее время она почему-то вообще с трудом засыпала. Но решительно не хотела пользоваться снотворным, предписанным ей доктором Грейнджером. Эти снадобья, по ее мнению, предназначались для людей слабых, для тех неженок, которым не под силу терпеть боль нарывающего пальца или нытье зуба либо одолеть скуку бессонной ночи.
Порой она вставала и бесшумно обходила дом. Водворяла на место книжку, трогала какую-нибудь безделушку, переставляла вазу с цветами, а иногда садилась написать письмо, а то и два. В такие ночные часы она бодрствовала вместе со своим домом. Ее не раздражали эти ночные бдения. Даже напротив. Ей казалось, будто рядом с ней ее сестры Арабелла, Матильда и Агнес, ее брат Томас, славный малый, каким он был, пока та женщина не окрутила его! И сам генерал Чарлз Лейвертон Аранделл – домашний тиран с очаровательными манерами, который покрикивал на своих дочерей и грубо с ними обращался, но которым тем не менее они гордились, поскольку он участвовал в подавлении Индийского мятежа[5] и вообще объездил множество стран. Ну что тут поделаешь, если иногда он был «не совсем в себе», как выражались его дочери?
Мысли ее снова вернулись к жениху племянницы, и мисс Аранделл подумала: «Наверное, вообще не пьет. Тоже мне мужчина: весь вечер за ужином потягивал ячменный отвар! Ячменный отвар! А я открыла сохранившийся, еще папин, портвейн».
Зато Чарлз отдал портвейну должное. О, если бы Чарлзу можно было доверять. Если бы только не знать, что с ним…
Она сбилась с мысли… И стала перебирать события минувших выходных.
Все почему-то казалось зловещим и будило дурные предчувствия…
Она попыталась отогнать беспокойные мысли. Но тщетно.
Мисс Аранделл приподнялась на локте и при свете ночника, который всегда горел в блюдечке на ночном столике, посмотрела, сколько сейчас времени.
Час ночи, а ей совершенно не хотелось спать.
Она встала, надела домашние туфли и теплый халат и решила спуститься вниз и проверить книги расходов, чтобы наутро расплатиться по всем задолженностям.
Легкой тенью она выскользнула из спальни и двинулась вперед по коридору, освещенному маленькой электрической лампочкой, которой дозволялось гореть всю ночь.
Дойдя до площадки, она протянула руку, чтобы взяться за перила, и вдруг неожиданно споткнулась. Она попыталась удержаться на ногах, но не сумела и кубарем покатилась вниз по лестнице.
Шум падения, крик, вырвавшийся из ее груди, нарушили сонную тишину. Дом проснулся. Захлопали двери, зажглись огни.
Из своей комнаты, выходившей на площадку, выбежала мисс Лоусон.
Всхлипывая от отчаяния, она быстро засеменила вниз. Появился зевающий Чарлз, в роскошном, ярком халате. За ним – Тереза, закутанная в темный шелк. И Белла в светло-синем кимоно и с гребенками в волосах, чтобы сделать их «волнистыми».
Не в состоянии что-либо понять, почти теряя сознание, Эмили Аранделл лежала, свернувшись клубочком. Плечо и лодыжка ныли, все тело сводило судорогой от боли. Она увидела собравшихся вокруг нее людей: глупышка Минни почему-то плакала и неизвестно зачем махала руками, Тереза смотрела на нее испуганно, Белла застыла в ожидании, приоткрыв рот. Откуда-то издалека – так ей показалось – донесся голос Чарлза:
– Это мячик проклятого пса! Должно быть, он оставил его на площадке, а она поскользнулась. Видите? Вот он!
Потом она почувствовала, как кто-то взял инициативу в свои руки и, отстранив других, встал около нее на колени и начал со знанием дела ощупывать ее пальцами.
Ей сразу стало легче. Теперь все будет в порядке.
Доктор Таниос говорил уверенно и ободряюще:
– Ничего, все обойдется. Переломов нет… Просто она очень испугалась, ударилась и находится в шоке. Хорошо еще, что так легко отделалась. Могло быть гораздо хуже.
Затем, отодвинув остальных, он легко поднял ее на руки и отнес на постель. В спальне, минуту подержав ее за запястье, он посчитал пульс, кивнул и послал Минни, которая все еще плакала и бестолково суетилась, за коньяком и горячей водой для грелки.
Совсем растерявшаяся, потрясенная, истерзанная болью, мисс Аранделл в эту минуту испытывала огромную благодарность Якобу Таниосу за то чувство облегчения, которое принесли ей прикосновения его умелых рук. Он, как и положено врачу, вселял в нее уверенность и бодрость.
Какое-то смутное беспокойство не покидало ее, но она не могла собраться с мыслями и понять, что же именно ее тревожит, – ладно, об этом она подумает потом. А сейчас она выпьет то, что ей протягивают, и уснет, как было обещано.
Но чего-то или кого-то ей не хватало.
«О нет, сейчас лучше не думать… Так болит плечо». Она выпила то, что ей дали.
А затем услышала, как доктор Таниос очень приятным, уверенным голосом сказал:
– Теперь все будет в полном порядке.
Она закрыла глаза.
А проснулась от хорошо знакомых звуков – тихого, приглушенного лая.
И через минуту окончательно пришла в себя. Боб, непослушный Боб! Он лаял за парадной дверью как-то особенно виновато: «Всю ночь прогулял, и теперь мне очень стыдно». Лаял приглушенно, но тем не менее настойчиво.
Мисс Аранделл прислушалась. Да, все правильно. Она услышала, как Минни пошла вниз по лестнице, чтобы впустить его, как скрипнула парадная дверь, услышала тихое бормотанье Минни, тщетно пытавшейся устыдить его: «Ах ты, шалун, наш маленький Боб…» Услышала, как открылась дверь в буфетную. Постель Боба находилась под столом, где мыли посуду.
И Эмили ясно осознала, чего именно ей не хватало в ту минуту, когда она упала. Где был Боб? Весь этот шум – ее падение, крики сбежавшихся со всех сторон людей и отсутствие Боба, который обычно разражался громким лаем из буфетной.
Так вот что подсознательно тревожило ее. Теперь это вполне объяснимо. Боб, когда его выпустили вчера вечером погулять, ничтоже сумняшеся решил доставить себе удовольствие и не вернулся домой. Время от времени его добродетель не выдерживала испытания, хотя потом он чувствовал себя виноватым и старался замолить грехи.
Значит, все в порядке. Но так ли это? Нет, что-то еще мучило ее, не давая покоя. Что-то связанное с ее падением.
Ах да, кажется, Чарлз сказал, что она споткнулась о мячик Боба, который тот оставил на площадке лестницы…
Чарлз действительно держал его в руке…
У Эмили Аранделл болела голова. Дергало плечо. Ломило все тело. Но несмотря на физические страдания, мысль ее работала четко. Сознание прояснилось. Она вспомнила все.
Вспомнила все события, начиная с шести часов вечера… Повторила каждый свой шаг, вплоть до той минуты, когда, очутившись на площадке лестницы, хотела спуститься по ступенькам.
И вдруг содрогнулась от ужаса…
Нет, не может быть! Она, наверное, ошибается… Мало ли что человек может вообразить после такого происшествия.
Она попыталась, стараясь изо всех сил, представить у себя под ногой скользкий мячик Боба…
И не смогла.
Вместо этого…
«Это все нервы, – сказала себе Эмили, – нелепые фантазии».
Но ее здравый, проницательный викторианский ум говорил, что это совсем не так. Викторианцы отнюдь не были наивными оптимистами. Они умели с достаточной легкостью поверить и в худшее.
Эмили Аранделл поверила в худшее.
Глава 4
Мисс Аранделл пишет письмо
Настала пятница.
Родственники уехали.
Они отбыли в среду, как и собирались. Один за другим они изъявляли готовность остаться. Но все получили твердый отказ. Мисс Аранделл сказала, что хочет побыть одна. В течение двух дней после их отъезда Эмили Аранделл находилась в какой-то прострации. Порой она даже не слышала, о чем говорит ей Минни Лоусон. И, глядя на нее, просила повторить.
– Это она после шока, бедняжка, – говорила мисс Лоусон.
Ознакомительная версия.
