Александр Трапезников - Мышеловка

— Спирит, что ли? — спросил я сонно.

— А? Нет, спирт не пьет, трезвенник. Язва у него… А вот что тебе интересно будет — так то, что появляется у нас иногда по ночам девушка красоты неописуемой, и никто не знает, откуда она, да и живая ли вообще. Ее так и прозвали: Девушка-Ночь.

— Что же она вытворяет? — поехидничал я. — Кровь пьет?

— А ты не смейся, не смейся! Не дай Бог, встретишь ее ночью. Она так тебя в себя влюбит, что ни о ком другом думать не будешь… Постой, а ты женат ли?

— Женат, тетушка, женат. И приедет моя вторая половина через неделю. Так что твоей Девушке-Ночь надо поторопиться. А то моя Милена ей бока-то намнет.

— Тьфу на тебя! Не веришь, а я правду говорю. Ведет она своего избранника к Волшебному камню, говорит ему слова, которых он и слышать не слыхивал, и любят они друг друга до исступления…

— И многих она так… защекотала? — хотел я рассмеяться, но почему-то не получилось, словно смех застрял где-то в горле.

— Были, были молодцы, — загадочно ответила тетушка Краб. — Один умом тронулся, другой с водонапорной башни сиганул. А третий и вовсе сгинул. Наверное, в болоте.

— Где же этот Волшебный камень находится?

— У болота и лежит. Неподалеку от дома Арсения. Твоего теперь дома.

— А не сходить ли мне к нему прямо сейчас?

— Толку-то? Она сама тебя должна к нему подвести. Да и не шути ты так на ночь-то глядя.

Тетушка Краб продолжала говорить, а я, думая о Волшебном камне и Девушке-Ночь, медленно погружался в сон. Странные, застывшие картинки, словно кто-то крутил диафильм, вспыхивали в моем отключающемся сознании. Они начали мелькать все быстрее и быстрее, пока не слились в какую-то фантасмагорическую панораму, охватившую разом всю Полынью, где стены и крыши домов стали прозрачными, а я, невидимый, плыл над поселком и видел тайную жизнь всех, кого упомянула тетушка Краб. И жизнь их была подобна смерти… Потом я увидел плывущую рядом со мной Девушку-Ночь, она действительно была прекрасна, и мы покинули эту землю, взмыв вверх, к звездам. Одна-единственная звезда была наша, где мы должны были окончить свой воздушный путь. «Вадим, — говорила мне Девушка-Ночь. — Вадим!»

— Вадим! — повторяла тетушка Краб, тормоша меня за плечо. — Что-то ты совсем скис, дружочек.

— А? Сморило… Больно хороша наливочка-то. Ну так что там дальше было? — Я протер глаза.

— Где? Я тебе про электрика нашего рассказывала.

— Да шут с ним! Я тока боюсь. Меня Девушка-Ночь интересует. Когда она последний раз появлялась?

— Будет тебе о ней думать! Еще накличешь на ночь. Ты, вижу, совсем с ног валишься. Давай-ка я тебе где-нибудь здесь постелю, ты и поспишь до утра. В обжитом-то доме и сон крепче.

— Нет, тетушка. — Я поднялся. — Пойду в свой. — Произнеся это слово, я впервые осознал, что у меня есть наконец-то дом.

— А не забоишься?

— Еще чего! Дураков не трогают.

Уже на пороге, когда тетушка Краб перекрестила меня, я вдруг вспомнил, о чем хотел спросить ее.

— А кто такая Аленушка, девчушка с синими глазами? И с котом Федором.

Тетушка Краб улыбнулась, прямо расцвела от ласки.

— Это дочка нашего батюшки, отца Владимира. Умница. Общая любимица. А ты где это ее встретил?

— Так… — махнул я рукой. — Довелось.

Потом попрощался и пошел к своему дому, который белел в лунном свете метрах в трехстах отсюда. Липы тянулись вслед за мной по обе стороны тропинки, как почетный эскорт. Я слегка покачивался, а один раз чуть не упал, споткнувшись о какую-то вылезшую на моем пути корягу. В голове все еще шумело. Мне вдруг непреодолимо захотелось лечь на землю под каким-нибудь деревом, свернуться калачиком и заснуть. Но это желание неожиданно так же быстро прошло, и я из озорства загорланил на весь поселок дурацкую песню на слова собственного сочинения:

На этом поэтическое вдохновение покинуло меня, и я грустно пошел дальше, огорчаясь, что мне не дано писать так же, как Фет. Что-то белое мелькнуло рядом, между липами. Мелькнуло и спряталось. Я остановился, вглядываясь в деревья.

— Эй! — тихо позвал я и подождал минуты две. Но вокруг стояла тишина. И все же я знал, что кто-то следит за мною. — Ну не хотите — как хотите! — громко произнес я и пошел дальше. Меня не покидало ощущение, что кто-то продолжает двигаться параллельно со мной, прячась за цветущими липами, от запаха которых слегка кружилась голова. И еще я чувствовал, что меня изучают, как некий любопытный экземпляр, словно я — непонятный зверек, к которому и хотят, но не решаются приблизиться. Подойдя к дому, я обернулся и крикнул в лунную пустоту:

— Ладно, будем считать, что знакомство состоялось! — Потом толкнул незапертую дверь (я позабыл это сделать, отправляясь к тетушке Краб), еле добрался до своей комнаты номер пять, пройдя не через зал, что было бы гораздо проще, а блуждая по другим помещениям, совершая, таким образом, обходной маневр, бросился наконец-то на кровать и захрапел.

Спал я, наверное, часа три, а вот что меня разбудило — так это ледяной холод, словно меня засыпали снегом. Я приподнял голову — сквозь открытое окно лился серебристый лунный свет. «Странно, — подумал я. — Я точно помню, что оно было закрыто». Дверь также была распахнута настежь, как бы приглашая в черный провал. Я чиркнул спичкой, но она тотчас же потухла: по комнате гулял сквозняк. И тут я услышал не только скрип половиц, но и явные шаги, которые раздавались где-то поблизости. То ли в коридоре, то ли в зале. Осторожные шаги, словно кто-то подкрадывался (или, наоборот, удалялся?). В этом доме, полном шорохов и скрипов, трудно было сообразить сразу — кто где находится и куда идет. А из-за расположения комнат, когда дважды можно было попасть в дом, подвал и на чердак и шесть раз в зал, не считая того, что все они еще и соединялись друг с другом через коридор, — вообще гоняться за предполагаемым посетителем можно было хоть до утра. «Дедуля соорудил настоящий лабиринт, — с тоской подумал я. — Здесь хорошо в прятки играть». Я больше не слышал шагов, но все же поднялся с кровати, поискал в рюкзаке свой фонарик, вытащил один из мечей и, как Дон Кихот, ринулся на поиски врагов…

Я кружил по всему дому, открывая одну комнату за другой, несколько раз проходя через зал, спускался в подвал по одной лестнице и поднимался по другой, забирался на чердак, но неуловимый противник словно бы насмехался надо мной. Иногда мне слышались его шаги и даже где-то хлопали двери, а порою казалось, что я схожу с ума, поскольку вокруг стояла мертвая тишина, но я чувствовал, что он притаился за моей спиной. Безусловно, если я гонялся не за тенью, а за реальным человеком, — он знал дом лучше меня. Наконец я устал от этих бесполезных поисков, вернулся в свою комнату, крепко затворил обе двери, окно и лег на кровать, положив рядом с собой меч.

Но спать уже не хотелось. Мысли мои крутились вокруг этого проклятого дома. Какого дьявола дед нагородил тут столько шарад? Нормальному человеку спокойно поспать нельзя. Если бы он был жив, он бы ответил на мой вопрос. Надо было приехать к нему, когда он меня звал. И какого хрена он полез в начале апреля в это озеро? Конечно, дед обливался ледяной водой даже в морозы, но… Но! Я чуть не подскочил на кровати. Мое сознание пронзила простая и очевидная мысль: ведь дед не умел плавать! Я вспомнил эпизод из детства, когда мы стояли на берегу Останкинского пруда, кругом плескались ребятишки, а дедуля не позволял мне лезть в воду, потому что… потому что и сам не умел плавать. Вот так дела… Но это означает, что его сбросили в воду… Убили, утопили. Да, несомненно. И сделал это кто-то из жителей поселка. Или несколько человек. Гордый от своей невероятной догадки, я сел на кровати и стал бешено раскуривать папиросу. И никто об этом не знает — только я. И мне надо обязательно выяснить… найти преступника. Так я и сделаю, иначе — грош мне цена. Иначе я недостоин носить звание его внука. Решив с завтрашнего дня начать свои поиски, я вновь откинулся на подушку. Как вести расследование, А еще не знал, но, подумав, что утро вечера мудренее, уснул со спокойной совестью.

А утром, еще раз обойдя весь дом и заглянув в подвал, я вдруг совершенно случайно обнаружил, что коленкоровые тетрадки деда исчезли…

Признаться, эта пропажа меня мало расстроила. Толку от дедовых рецептов все равно не было. Они представляли ценность разве что как память о нем. Но, значит, ночью здесь действительно кто-то был. Об этом говорили и отпечатавшиеся в пыльном подвале следы — тупоносые башмаки размера этак сорок четыре-сорок пять. Собственно говоря, и у меня такой же размер, но ношу я кроссовки. Но в большей степени меня волновало то, как я поведу свое расследование об убийстве деда? Опыта у меня в этой области никакого не было. Можно было бы, конечно, дождаться одного из моих гостей — капитана московской налоговой полиции Маркова, моего старого друга (тот хоть соображает в этих делах побольше моего), но он и остальные приедут лишь через пять дней. А мне не терпелось поскорее заняться поисками преступника (или преступников?), и, кроме того, тешила какая-то дурацкая мысль, что и один в поле воин. А возможно, я просто насмотрелся фильмов про одиноких сыщиков-любителей, всегда побеждающих при любых обстоятельствах и хватающих в финале картины виновного за хвост. Я был уверен, что подобный триумф непременно ждет и меня. Но с чего же начать? Поселок Полынья мне был совершенно незнаком. Я был здесь чужаком, изгоем, и ко мне наверняка все относились с подозрением. Исключая разве что тетушку Краб. И первым делом я отправился прямо к ней.