Когда я спустился к ужину, мистер Инглторп сидел в гостиной. Лицо Альфреда, как и всегда, было совершенно непроницаемым, и меня вновь поразил его странный отсутствующий вид. Миссис Инглторп вошла последней. Она была по-прежнему чем-то взволнована. Весь ужин за столом царила тишина. Обычно мистер Инглторп постоянно суетился вокруг своей жены, поправлял подушечку и вообще изображал из себя чрезвычайно заботливого мужа. На этот раз он сидел совершенно отрешенный. Сразу после ужина миссис Инглторп снова пошла к себе.
— Мэри, пришли мой кофе сюда. Через пять минут придет почтальон, а я еще не закончила письма, — крикнула она из своей комнаты.
Мы с Цинцией пересели поближе к окну. Мэри подала нам кофе. Она явно нервничала.
— Ну, что, молодежь, включить вам свет, или вы предпочитаете полумрак? — спросила Мэри. — Цинция, я налью кофе для миссис Инглторп, а ты отнеси его, пожалуйста, сама.
— Не беспокойтесь, Мэри, я все сделаю, — послышался голос Альфреда.
Он налил кофе и, осторожно держа чашечку, вышел из комнаты. За ним последовал Лоуренс, а Мэри присела рядом с нами.
Некоторое время мы сидели молча. Обмахиваясь пальмовым листом, миссис Кавендиш словно вслушивалась в этот теплый безмятежный вечер.
— Слишком душно. Наверное, будет гроза, — сказала она. Увы, эти райские мгновения длились недолго — из холла неожиданно послышался знакомый и ненавистный мне голос.
— Доктор Бауэрстайн! — воскликнула Цинция. — Что за странное время для визитов?
Я ревниво взглянул на Мэри, она казалась совершенно безучастной.
Через несколько секунд Альфред Инглторп привел доктора в гостиную, хотя тот шутливо отбивался, говоря, что его внешний вид не подходит для визитов. И в самом деле, он был весь вымазан грязью и представлял собой довольно жалкое зрелище.
— Что случилось, доктор? — воскликнула миссис Кавендиш.
— Приношу тысячу извинений за свой наряд, но я не собирался к вам заходить, — ответил тот. — Мистер Инглторп буквально затащил меня в дом.
— Да, доктор, видок у вас замечательный, — произнес Джон, заходя в гостиную. — Выпейте кофе и поведайте нам, что же произошло.
— Благодарю вас.
И доктор принялся весело рассказывать, как он обнаружил редкий вид папоротника, росшего в каком-то труднодоступном месте, и как, пытаясь сорвать его, поскользнулся и свалился в грязную лужу.
— Грязь вскоре высохла на солнце, — добавил он, — однако вид мой по-прежнему ужасен.
В этот момент миссис Инглторп позвала Цинцию в холл.
— Милая, отнеси мою розовую папку в спальню. Я уже собираюсь ложиться.
Дверь в прихожую была широко распахнута, к тому же я встал вместе с Цинцией. Джон тоже стоял рядом со мной. Таким образом, как минимум мы трое были свидетелями того, что миссис Инглторп сама несла свою чашку с кофе, не сделав к тому моменту еще ни одного глотка.
Присутствие доктора Бауэрстайна полностью испортило мне весь вечер. Казалось, что этот человек никогда не уйдет. Наконец он встал.
— Я пойду с вами вместе в деревню, — сказал мистер Инглторп. — Мне надо уладить кое-какие хозяйственные вопросы с нашим посредником.
Повернувшись к Джону, он добавил: «Дожидаться меня не надо: я возьму ключи с собой».
Чтобы сделать дальнейшее изложение более понятным, я прилагаю план первого этажа поместья Стайлз.
Дверь Т ведет в комнаты прислуги. Они не соединены с правым крылом, где расположены комнаты Инглторпов.
Около полуночи меня разбудил Лоуренс Кавендиш. Он держал в руке свечу, и по его лицу было сразу видно, что произошло нечто страшное.
— Что случилось? — спросил я, приподнимаясь и пробуя сосредоточиться.
— Маме очень плохо. У нее, похоже, какой-то припадок. И, как назло, она заперлась изнутри.
Спрыгнув с кровати и натянув халат, я прошел вслед за Лоуренсом через коридор в правое крыло дома. К нам подошли Джон и несколько до смерти перепуганных служанок. Лоуренс посмотрел на брата.
— Что будем делать?
Никогда еще его нерешительность не проявлялась столь явно, подумал я. Джон несколько раз сильно дернул дверную ручку. Все было напрасно: дверь заперли изнутри. К этому моменту все обитатели дома были уже на ногах. Из комнаты доносились ужасные звуки. Надо было срочно что-то предпринять.
— Сэр, попытайтесь пройти через комнату мистера Инглторпа, — предложила Доркас. — Боже мой, как она мучается, бедняжка!
Похоже, что среди всех обитателей дома, столпившихся в коридоре, не было видно только Альфреда Инглторпа.
Джон вошел в его комнату. Сначала в темноте ничего нельзя было разобрать, затем на пороге появился Лоуренс, и в тусклом свете свечи нашему взору предстала пустая комната и кровать, в которой явно не спали в ту ночь. Бросившись к двери в комнату миссис Инглторп, мы увидели, что она тоже заперта или закрыта на засов. Положение было отчаянное.
— Господи, что же нам делать, сэр? — воскликнула Доркас.
— Надо взламывать дверь. И вот что — пусть кто-нибудь спустится и разбудит Бэйли, чтобы он срочно бежал за доктором Уилкинсом. Давайте ломать дверь. Нет, постойте. Есть же еще дверь из комнаты Цинции.
— Да, сэр, но она заперта на засов. Ее никогда не открывают.
— Надо все-таки проверить.
Пробежав по коридору, Джон влетел в комнату Цинции, где увидел Мэри Кавендиш. Она пыталась растолкать девушку, но та, однако, спала чрезвычайно крепко. Через несколько секунд он пробежал обратно в комнату Инглторпа.
— Бесполезно, она тоже заперта на засов. Будем ломать эту дверь, она, кажется, потоньше, чем дверь в коридоре.
Все навалились на эту проклятую дверь. Наконец она поддалась, и мы с оглушительным грохотом влетели в комнату. При свете свечи, которая по-прежнему была в руках у Лоуренса, мы увидели на кровати бьющуюся в конвульсиях миссис Инглторп. Рядом валялся маленький столик, который она, видимо, перевернула во время приступа. С нашим появлением ей стало немного легче, и несчастная опустилась на подушки.
Джон зажег газовую лампу и приказал горничной Анни принести из столовой брэнди. Я открыл засов на двери, ведущей в коридор, а он тем временем побежал к матери. Понимая, что моя помощь больше не понадобится, я повернулся к Лоуренсу и хотел было предложить оставить их. Но слова замерли у меня на устах. Никогда в жизни я не видел более страшного человеческого лица. Свеча дрожала в его трясущейся руке, и воск капал прямо на ковер. Лоуренс был белый как мел, его неподвижный, полный смертельного ужаса взгляд был устремлен куда-то мимо меня на противоположную стену. Он словно оцепенел. Я тоже посмотрел туда, но ничего не заметил.
Миссис Инглторп стало, видимо, немного лучше, превозмогая удушье, она прошептала: «Теперь лучше… совершенно внезапно… как глупо… закрывать комнату…»
На кровать упала тень. Я поднял глаза и увидел в дверях Мэри Кавендиш, которая одной рукой поддерживала Цинцию. Лицо девушки было очень красным, она все время зевала и вообще выглядела довольно странно.
— Бедняжка Цинция, она так испугалась, — сказала Мэри тихо.
На миссис Кавендиш был белый халат, в котором она работала на ферме. Это означало, что приближался рассвет. И действительно, тусклый утренний свет уже слегка пробивался сквозь шторы. Часы на камине показывали около пяти.
Удушливый хрип заставил меня вздрогнуть. Было невыносимо видеть, как бедная миссис Инглторп опять начала биться в страшных конвульсиях. Мы стояли возле кровати несчастной не в силах ничем помочь. Тщетно Мэри и Джон пытались влить в нее немного брэнди. В этот момент в комнату уверенной походкой вошел доктор Бауэрстайн. На какое-то мгновение он застыл, пораженный кошмарным зрелищем, а миссис Инглторп, глядя прямо на него прохрипела: «Альфред! Альфред» — и, упав на подушки, затихла.
Доктор подбежал к кровати, схватил руки умирающей и начал делать искусственное дыхание. Дав несколько приказаний прислуге, он властным жестом попросил всех отойти. Затаив дыхание, мы ловили каждое его движение, хотя в глубине души каждый из нас догадывался, что состояние миссис Инглторп безнадежно. По лицу доктора я понял — спасти умирающую он не в силах.
Наконец он выпрямился и тяжело вздохнул. В это время в коридоре раздались шаги, и в комнату суетливо вбежал небольшого роста толстенький человечек, которого я сразу узнал. Это был доктор Уилкинс, лечащий врач миссис Инглторп.
В нескольких скупых фразах доктор Бауэрстайн рассказал, как он случайно проходил мимо садовых ворот в тот момент, когда оттуда выезжала машина, посланная за доктором, и как, узнав о случившемся, со всех ног бросился в дом. Он грустно взглянул на усопшую.
— Да, печально, весьма печально, — пробормотал доктор Уилкинс, — она всегда так перенапрягалась… несмотря на мои предупреждения, так перенапрягалась… Говорил же я ей: «У вас миссис Инглторп, сердечко пошаливает, поберегите вы себя…» Да, именно так ей и говорил: «Поберегите вы себя», — но нет, ее желание сделать добро было слишком велико, да, слишком велико. Вот организм и не выдержал… просто не выдержал…
