Как обычно, о делах за столом не говорили. Луэллин нервничал, но про еду не забывал, да и наша новая клиентка, судя по всему, дьявольски проголодалась. Она, вероятно, и позавтракать-то не успела. Однако фрикасе она ела так изящно, что Вульф смотрел на нее с нескрываемым одобрением. Основное бремя застольной беседы он взял на себя и рассказывал о Египте, о керамике, о том, зачем верблюду раздвоенная губа. По ходу разговора выдвинул теорию, что колонизаторский гений Англии объясняется ее отвратительным климатом, который неизменно побуждает любого британца, обладающего хоть толикой здравого смысла и воли, искать счастья в иных землях. Закончили есть в половине третьего и отправились в кабинет, попросив Фрица подать кофе туда.
Елена позвонила матери. Судя по всему, на том конце провода было выражено родительское недовольство, так как сначала Елена пыталась что-то объяснить, потом в ее голосе появилось раздражение, а закончила она совсем резким тоном. В продолжение всего разговора Луэллин сидел с очень неодобрительным видом, но я не мог понять, к кому относилось его неодобрение. Во всяком случае, на нашу клиентку это подействовать не могло, так как она сидела за моим столом и лица его не видела.
Вульф снова принялся расспрашивать Елену о Перрене Джебере, однако первые полчаса или около того дело почти не двигалось – все время мешал телефон. Позвонил Джонни Кимс и сказал, что если нужна его помощь, то он постарается как-нибудь выбраться. Я ответил, что не стоит, справимся. Позвонил Дадли Фрост с намерением задать взбучку сыну, но Луэллин спокойно заявил, что должен быть при двоюродной сестре. Сама сестра сидела при этом с невозмутимым видом, но я с трудом подавил ухмылку. Затем последовал звонок Фреда Даркина, который сообщил, что они добрались до Гленнэнна, в усадьбе никого не обнаружили и приступили к операции. Говорил он из деревни, так как в доме телефон не работал. Позвонил адвокат Макнейра Коллинджер и потребовал Вульфа. Слушая по своему аппарату, я, как обычно, все записывал. Адвокат осведомился, не может ли Вульф приехать сейчас к нему в контору для оформления завещания. Предложение, естественно, испортило Вульфу пищеварительный процесс по меньшей мере минут на десять. Наконец они договорились, что Коллинджер сам прибудет на Тридцать пятую улицу завтра утром. Затем, в самом начале четвертого, тоже по телефону к нам прорвался инспектор Кремер и сообщил, что его армия на всех фронтах одержала крупную победу, а именно – не продвинулась ни на шаг. Ни шкатулки, ни ее следов, ни малейшего указания на мотив преступления. В бумагах Макнейра – тоже ничего, что хоть как-то объясняло бы его гибель. И полнейшая неясность, кто приобрел цианистый калий. Вообще ничего.
В голосе Кремера звучала досада.
– Да, тут еще одно забавное обстоятельство, – говорил он, – мы нигде не можем найти младших Фростов. Вашего клиента, Луэллина, нет ни дома, ни в театре, и Елены тоже нигде нет. Ее мамаша говорит, что она ушла около одиннадцати, но куда, не знает. Я выяснил, что Елена дружила с Макнейром, поэтому в смысле поисков шкатулки она для нас самая большая надежда. Макнейра только что прикончили, а она мотается по городу. Не исключено, что они что-то учуяли и слиняли. Говорят, Лу заходил к Фростам на Шестьдесят пятую улицу и они ушли вместе. Мы пытаемся их выследить.
– Мистер Кремер, ради бога! Я уже второй раз пытаюсь объяснить вам, что мисс Елена Фрост и мистер Луэллин Фрост сидят у меня в кабинете и я беседую с ними. Мы прекрасно пообедали.
– Как? Они у вас?!
– Да, приехали вскоре после вашего ухода.
– Черт побери! – В голосе Кремера проскользнули истеричные нотки. – Вы что, хотите один снять сливки? Мне надо срочно поговорить с ними! Попросите их подъехать сюда. Хотя погодите – позовите ее к телефону.
– Видите ли, мистер Кремер, – Вульф откашлялся, – я не имею обыкновения снимать сливки. Что же касается этих молодых людей, то их визит был для меня полной неожиданностью. Я ничего не имею против вашего разговора с мисс Фрост, но нет никакого смысла…
– Что значит «не имею против»? Шутите, что ли? С какой стати вам быть против?
– Ни с какой. Но я счел уместным отметить это, так как мисс Фрост является моей клиенткой, и следовательно…
– Ваша клиентка? С каких это пор? – Кремер уже кипел. – Что за штучки? Вы мне сами сказали, что вас нанял Лу Фрост!
– Да, действительно. Но тут все переменилось. Фигурально выражаясь, я меняю седоков на переправе. Теперь вот работаю на мисс Фрост. Так я хотел сказать, что нет никакого смысла дублировать наши действия. Она перенесла тяжелый удар и очень нервничает. Конечно, вы имеете право допросить ее, но я уже занялся этим сам и пока еще не закончил. Кроме того, маловероятно, что ее интересы не совпадут с вашими. Она также горит желанием найти убийцу мистера Макнейра, за этим меня и наняла. Говорю совершенно откровенно: ни она, ни ее двоюродный брат не имеют ни малейшего представления о красной шкатулке. Они ни разу не видели ее и даже не слышали о ней.
– Черт. – Трубка на мгновение замолчала. – Тем не менее я хочу поговорить с ней.
Вульф вздохнул:
– В вашей чертовой дыре? Она устала и ничем не сможет помочь вам. У нее два миллиона долларов, а к ближайшим выборам у нее уже будет право голоса. Почему бы вам не заехать вечером к ней домой? Или послать кого-нибудь из ваших помощников?
– Потому что я… Ладно, бог с ней. С вами бесполезно спорить. Значит, она не знает, где шкатулка?
– Она вообще ничего о ней не знает. И ее двоюродный брат тоже. Даю вам слово.
– Хорошо. Я, пожалуй, свяжусь с ней попозже. Если что всплывет, дадите мне знать, ладно?
– Непременно.
Вульф повесил трубку, отодвинул аппарат, снова откинулся в кресле, сцепив пальцы на животе, и проворчал, качая головой:
– Он слишком много говорит. Мисс Фрост, я уверен, вы не расстроились из-за отмены визита в полицейское управление. Должен признаться в своем глубочайшем предубеждении против того, чтобы мои клиенты посещали это заведение. Будем надеяться, что поиски шкатулки немного отвлекут мистера Кремера от вас.
– Похоже, – вставил Луэллин, – нам остается только ждать, пока найдут шкатулку. И вообще, если вы так заботитесь о своих клиентах, лучше бы сами поменьше их беспокоили.
– Напоминаю вам, сэр, что вы находитесь здесь исключительно благодаря моему долготерпению. А у вашей кузины, к счастью, хватает здравого смысла, наняв специалиста, соглашаться с его методами. Так на чем мы остановились, мисс Фрост? Ах да. Вы говорили, что мистер Джебер приехал в Нью-Йорк в тысяча девятьсот тридцать первом году. Вам тогда было шестнадцать лет. Сейчас ему сорок четыре, значит, тогда было тридцать девять, возраст далеко не преклонный. Я полагаю, что на правах старого друга он сразу же стал часто бывать у вас в доме?
Она кивнула:
– Да. Мы уже знали о его приезде – он написал заранее. Конечно, я его совсем не помнила. Ведь в последний раз я его видела, когда мне было всего четыре года.
– А вам никогда не приходило в голову, что он приехал в Нью-Йорк с какими-нибудь политическими целями? Насколько мне известно, он был членом организации «Королевские молодчики».
– Вряд ли. Я даже уверена, что нет, хотя, конечно, я говорю глупости – откуда же мне знать наверняка. Но думаю, что нет.
– Во всяком случае, вы знаете, что он нигде не служит, и это вам не нравится.
– Мне это ни в ком не нравится.
– Интересная мысль для богатой наследницы. И тем не менее, если мистер Джебер женится на вас, это и будет его служба. Но давайте сохраним надежду, что он исправится. Скоро четыре часа, и мне придется покинуть вас. Хочу только спросить вот о чем. Вчера вы сказали, что ваш отец умер, когда вам было несколько месяцев, и поэтому вы не знали его. Потом вы произнесли «то есть» и умолкли. Я просил вас закончить мысль, но вы сказали, что это несущественно. Вполне вероятно, что это действительно так, но мне хотелось бы все же знать, что вы имели в виду. Помните?
Она кивнула:
– Но это и правда несущественно. Даже, пожалуй, глупо.
– И все-таки. Я же говорил, что нам приходится искать иголку в стоге сена.
– Это действительно пустяк. Однажды, когда я была маленькая, мне приснился сон.
– Пожалуйста, расскажите.
– Ну, хорошо. Первый раз он приснился мне лет в шесть, когда мы жили на Бали. Потом я не раз пыталась вспомнить, что было накануне, чтобы понять, почему мне это приснилось, но ничего не вспомнила. Мне снилось, что я маленькая девочка, но уже умею ходить, наверно, мне года два. Рядом со мной на стуле на салфетке лежит очищенный апельсин, разломленный на дольки. Я беру одну дольку – и в рот, а другую даю мужчине на скамейке и говорю: «А это папе». Хорошо помню, что это был мой голос, только совсем детский. Потом съедаю еще дольку, беру новую и опять говорю: «Это папе». И так до конца, пока весь апельсин не кончился. Я проснулась и заплакала. Это было на какой-то террасе. Мама спала на соседней кровати. Она подошла и спросила, в чем дело, а я говорю: «Я плачу, потому что мне очень хорошо». Я матери никогда не рассказывала об этом сне. Потом он часто повторялся. Последний раз – когда мне было уже лет одиннадцать и мы жили в Нью-Йорке. И каждый раз я плакала.
