– Да, пожалуйста. Это довольно интересно!
– Ты просто прервешь меня, если я ошибусь, вот и все.
– Но... – Она сдалась и сидела, тихо качая головой.
– Я предполагаю, – продолжал Морс, – что Ивонна помогла тебе устроиться на работу – скажем, на работу в магазине в Вест-Энде. Выпускники школ еще не заполнили рынок труда, и это было довольно легко сделать. Я знаю, что нужна была справка или свидетельство. Но ты позвонила Филлипсону, назвала ему должность, и он позаботился об этом. Это была твоя первая работа. Не надо беспокоиться. Не нужна карточка занятости, или талоны, или что-то еще. Вот так это было.
Морс повернулся и снова посмотрел на шикарное, элегантное существо, сидевшее рядом с ним. Сейчас никто бы не узнал ее в Кидлингтоне, и как их не понять? Они помнят молодую школьницу в красных гольфах и белой блузке. Они всегда будут привлекать мужчин, эти двое – мать и дочь. Каким-то образом обе обладают одинаковой нематериальной всеобъемлющей чувственностью, и Господь создал их такими очень справедливо.
– Вы закончили? – тихо спросила она.
Ответ Морса был резок.
– Нет, еще не закончил. Где ты была в прошлый понедельник ночью?
– В прошлый понедельник ночью? Зачем вам это знать?
– На каком поезде ты приехала ночью, когда был убит Бэйнс?
Теперь она смотрела на него в полном изумлении.
– На каком поезде, говорите? Я не приезжала...
– Разве не ты приходила к нему в ту ночь?
– Приходила к нему, – куда?
– Ты знаешь куда. Ты, наверное, села на поезд в 8.15 от Паддингтона и приехала в Оксфорд около 9.30.
– Вы, должно быть, сошли с ума! Я была в «Хаммерсмите» в прошлый понедельник ночью.
– Ты там была?
– Да, была. Я всегда хожу в «Хаммерсмит» по вечерам в понедельник.
– Продолжай.
– Вы действительно хотите знать? – Ее глаза снова смотрели мягко, и она печально покачала головой. – Вы же знаете, что есть своего рода... своего рода вечеринки, у нас их проводят каждый понедельник.
– Сколько времени?
– Начинается около девяти.
– И ты была там в прошлый понедельник?
Она кивнула, почти яростно.
– Ты ходишь туда каждый понедельник, верно?
– Да.
– Почему сегодня вечером ты не пошла?
– Я... ну, я просто подумала... когда вы позвонили... – Она смотрела на него печальными глазами. – Я не думала, что наша встреча будет походить на это.
– В какое время эти вечеринки заканчиваются?
– Они не заканчиваются.
– Ты проводишь там всю ночь, ты это имеешь в виду?
Она кивнула.
– Секс-вечеринки?
– В некотором смысле.
– Что это должно означать, черт возьми?
– Вы же знаете. Обычного типа вещи: фильмы, чтобы завестись...
– Порнофильмы.
Она снова кивнула.
– А потом?
– О Боже! Бросьте. Вам нравиться мучить себя, или как?
Она была слишком близка к истине, и Морс почувствовал смущение. Он поднялся на ноги и оглянулся бездумно на свое пальто.
– Ты должна дать мне адрес, ты же понимаешь.
– Но я не могу. Я бы...
– Не волнуйся, – устало сказал Морс. – Я не буду подглядывать больше, чем нужно.
Он еще раз оглядел дорогую квартиру. Она должна была каким-то образом заработать много денег; и он подумал, было ли все это достаточной компенсацией за страдания и зависть, среди которых она жила. Или, возможно, мы все были разными. Вероятно, для большинства было невозможно жить так, как она, и сохранять утонченное, мягкое сострадание.
Он смотрел на нее, пока она сидела за маленьким бюро, и записывала что-то: без сомнения, адрес борделя в «Хаммерсмите». Он его получит в любом случае. Но зависит ли от этого что-то? Он инстинктивно знал, что она была там в ту ночь, среди богатых, развратных стариков, жадно пожиравших глазами порнофильмы, и лапавших, и ласкавших тела элитных проституток, которые сидели у них на коленях, расстегивая им ширинки. И что? Он тоже был развратным стариком, разве нет? Почти такой же, во всяком случае. Просто сгусток чувствительности, тем не менее. Просто чуть меньше. Просто чуть меньше.
Она подошла к нему, и на мгновение, снова показалась ему очень красивой.
– Я была очень терпеливой с вами, инспектор, вы не находите?
– Я полагаю, что да. Терпеливой, и, можно сказать, готовой к сотрудничеству.
– Могу я задать вам один вопрос?
– Конечно.
– Вы хотите сейчас переспать со мной?
Горло Морса внезапно пересохло.
– Нет.
– Вы на самом деле так думаете?
– Да.
– Отлично. – Ее голос теперь был впечатляюще спокойным. – Позвольте мне быть «готовой к сотрудничеству» и дальше, как вы это называете.
Она протянула ему листок из блокнота, на котором написала два телефонных номера.
– Первый из них – моего отца. Вы можете вытащить его из постели, но он почти наверняка сейчас дома. Другой – Уилсонов, это внизу. Как я уже говорила, я училась в школе с Джойс. Я хотела бы, чтобы вы позвонили им обоим, пожалуйста.
Морс взял записку и ничего не сказал.
– И есть еще это, – она вручила ему паспорт. – Я знаю, что фото старое, но я была за границей только один раз. В Швейцарии, три года назад в июне...
С недоумением нахмурясь, Морс открыл паспорт, и безошибочное лицо мисс Бейкер Ивонн улыбнулось ему с нежной насмешкой с цветного снимка. Три года назад в июне... в то время, когда Вэлери Тэйлор еще училась в школе в Кидлингтоне. Ну, прежде чем она... до...
Морс снял пиджак и сел опять на диван.
– Ты не могла бы позвонить своим друзьям снизу, Ивонн? И если ты будешь так добра, я хочу попросить тебя, пожалуйста, налить мне еще виски. Крепкого, один бокал.
На Паддингтоне он был проинформирован о том, что последний поезд до Оксфорда ушел полчаса назад. Он уныло вошел в зал ожидания, положил ноги на скамейку, и вскоре крепко заснул.
В 3.30 утра твердая рука потрясла его за плечо, и он увидел лицо бородатого констебля.
– Вы не можете спать здесь, сэр. Я должен попросить вас покинуть зал.
– Неужели вы завидуете человеку, вынужденному устроиться здесь на ночлег, офицер?
– Боюсь, мне придется попросить вас покинуть зал, сэр.
Морс собирался сказать ему, кто он. Но одновременно разбудили и других его собратьев по несчастью, и он задался вопросом, почему с ним должны обращаться иначе, чем с другими согражданами.
– Все в порядке, офицер.
Ха! «Все в порядке»: это то, что сказала бы Вэлери. Но он отбросил мысль в сторону и пошел устало с Паддингтона. Возможно, ему больше повезет на вокзале Мэрилебон. Ему должно повезти, хоть где-то.
Дональд Филлипсон был очень обеспокоен. Сержант был очень правильный, конечно, и очень вежливый: «обычный осмотр», всего-навсего. Но полицейские подошли слишком близко. Нож, который может отсутствовать в школьной столовой – это вполне понятно: но в его собственной кухне! И не было большой неожиданностью, что его самого должны были заподозрить в убийстве: но Шейлу! Он не мог поговорить с Шейлой, и он не мог позволить ей говорить с ним: сначала Вэлери Тэйлор, а потом убийство Бэйнса, лежали между ними, как нейтральная полоса, разделявшая и изолировавшая, которую ни один из них не смел перейти. Сколько Шейла знает? Если бы она узнала, что Бэйнс шантажировал его? Если бы она узнала или наполовину догадалась о позорной причине? Бэйнс сам, возможно, намекнул ей на правду. Бэйнс! Бог да сгноит его душу! Но что бы Шейла ни сделала или собиралась сделать в ту ночь, когда был убит Бэйнс, совершенно неважно, и он ничего не хотел знать об этом. С какой стороны ни посмотри, это он, Дональд Филлипсон, он был виновен в убийстве Бэйнса.
Стены небольшого расследования, казалось, постепенно смыкались вокруг него. Совокупное давление за последние три года теперь стало слишком сильным, и липкая паутина лжи и обмана опутала его душу. Если он хотел сохранить свое психическое здоровье, он должен был сделать что-то; что-то, что принесло бы мирную передышку его замученной до предела совести; что-то, что искупило бы все глупости и грехи. Он снова думал о Шейле и детях, и понимал, что ему больше не удасться сохранять лицо. И мысли вертелись в нескончаемом танце в его голове, и всегда он приходил к одному и тому же выводу. С какой стороны ни посмотри, именно он, и только он, был виновен в убийстве Бэйнса.
Утренние занятия в школе закончились, и миссис Уэбб убирала свой стол, когда он вышел из кабинета.
– Я не смогу прийти сегодня во второй половине дня, миссис Уэбб.
– Да, я это знаю. Как и всегда по вторникам.
– Э, да. Вторник, вторая половина дня, конечно. Я, э-э... Просто забыл на минуту.
Это было похоже на звонок телефона в телевизионной игре: он знал, что не было никакой необходимости отвечать на него самому. Он все еще чувствовал себя усталым и снова уткнулся головой в подушки. На Мэрилебоне ему повезло не больше, чем на Паддингтоне, он, вернулся в Оксфорд только в 8.05 утра, и добрался на такси до дома. Так или иначе, это фиаско обошлось ему дорого.
