И расчет Рультабия оказался верным. На входе в лечебницу он столкнулся с Бриньолем. Тогда, не теряя времени на разговоры, он схватил его за горло и пригрозил ему револьвером. Бриньоль был трусом. Он сейчас же признался Рультабию, что Дарзак жив. Через четверть часа Рультабий знал все. Однако револьвера оказалось недостаточно, так как Бриньоль, боявшийся смерти, любил жизнь и все, что делало эту жизнь приятной, — в частности, деньги. Рультабию стоило небольшого труда убедить его, что он погиб, если не выдаст Ларсана и, наоборот, много выиграет, если поможет семье Дарзака выйти без скандала из создавшегося положения. Они быстро пришли к соглашению и вместе вернулись в лечебницу, где их принял директор, выслушавший их объяснения не без некоторого изумления, сменившегося затем испугом, а потом и чрезвычайной любезностью, которая выразилась в немедленном освобождении Робера Дарзака. Последний, благодаря счастливой случайности, о которой я уже говорил, не сильно страдал от раны, едва не ставшей для него смертельной. Рультабий, безумно обрадованный, забрал его с собой и сейчас же отвез в Ментону. Я опускаю их взаимные излияния. Бриньолю было назначено свидание в Париже. По дороге Рультабий узнал из уст Дарзака, что последний несколько дней назад натолкнулся в своей тюрьме на заметку в местной газете, извещавшую о пребывании в форте Геркулес молодых Дарзаков, чья свадьба была недавно отпразднована в Париже. Этого оказалось достаточно, чтобы настоящий Дарзак понял, откуда шли все его несчастья, и угадал, у кого могло хватить наглости занять его место рядом с обожаемой им женщиной, потрясенный разум которой делал возможным самое безумное предприятие. Это открытие наделило его невероятной силой. Украв пальто директора, чтобы скрыть под ним костюм умалишенного, а также кошелек с двумястами франками, он перелез, рискуя сломать шею, через стену, которая при других обстоятельствах показалась бы ему непреодолимой. Таким образом, он пробрался в Ментону, откуда бросился в форт Геркулес; здесь он увидел, собственными глазами увидел Дарзака! Увидел самого себя!.. План его был очень прост: проникнуть в форт Геркулес, как в свое жилище, пройти в комнату Матильды и появиться в ее присутствии перед другим Дарзаком, чтобы разоблачить его!.. Он расспросил окрестных рыбаков и узнал, где помещаются супруги!.. В Квадратной башне… Супруги!.. Все, что Дарзак выстрадал до сих пор, было ничто по сравнению с этим. Супруги — это слово приводило его в исступление!.. Страдания его продолжались до той минуты, когда он, выйдя из шкафа, вновь увидел даму в черном!.. Тогда он все понял… Она никогда бы не посмела так смотреть на него, никогда не вырвался бы из ее груди этот крик радости, если бы она хоть на минуту, телом или душой, была женой другого!.. Они были разлучены… но никогда не переставали существовать друга для друга!
Прежде чем привести свой план в исполнение, Дарзак купил себе в Ментоне револьвер, отделался от директорского пальто, которое могло его погубить, если бы его стали искать, и приобрел платье, напоминавшее покроем и цветом костюм другого Дарзака. Затем поднялся по Гараванскому бульвару на вершину холма, откуда мог видеть все происходившее в замке. Около пяти часов он решился пойти, зная, что Дарзак находится в башне Карла Смелого и, следовательно, не встретится с ним в эту минуту в Квадратной башне, которая оставалась конечной его целью. Проходя мимо нас, он испытывал сильнейшее желание крикнуть, кто он, но удержался, желая быть узнанным исключительно дамой в черном! Одна только эта надежда поддерживала его. Из-за этого только и стоило еще жить, и, когда час спустя, в его полном распоряжении оказалась жизнь Ларсана, который сидел за своими письмами в этой самой комнате, спиной к нему, мысль о мщении даже не пришла ему в голову. После стольких доказательств в его сердце все еще не было места для ненависти к Ларсану так полно оно было любовью к даме в черном! Несчастный и милый Дарзак!..
Остальное уже известно. Чего я не знал — это как настоящий Дарзак во второй раз проник в форт Геркулес и спрятался в шкафу. Как оказалось, Рультабий, узнав, благодаря бегству старого Боба, что из замка есть выход через колодец, воспользовался им, чтобы провести Дарзака в форт! Рультабий хотел быть хозяином положения, когда он разоблачит и поразит Ларсана. В ту ночь было уже слишком поздно действовать, но он рассчитывал покончить с Ларсаном уже в следующую. Нужно было как-нибудь спрятать Дарзака в замке. С помощью Бернье Рультабий отыскал для него заброшенный и безопасный уголок в Новом замке. Тут я не мог удержаться, чтобы не прервать рассказ Рультабия восклицанием, заставившим его расхохотаться.
– Так вот в чем дело! — вскрикнул я.
– Ну конечно же, — проговорил он. — Конечно!..
– Так вот почему я открыл в тот вечер «Австралию»! Значит, в тот вечер передо мной был настоящий Дарзак!.. А я-то не мог ничего понять!.. Потому что я ведь нашел-таки «Австралию»!.. А борода! Она великолепно держалась! Великолепно! О! Теперь я все понимаю!
– Вам понадобилось для этого немало времени, — заметил Рультабий. — Вы очень стесняли нас в ту ночь, мой друг. Когда вы появились во дворе Карла Смелого, Дарзак как раз провожал меня к колодцу. Я едва успел захлопнуть за собой крышку, в то время как Дарзак убегал к Новому замку… Но, когда вы легли после испытания крепости бороды Дарзака, мы снова с ним увиделись, не понимая, как нам поступить. Если бы вы случайно заговорили об этом приключении на следующее утро с другим Дарзаком, все было бы потеряно. И тем не менее я не хотел уступать Дарзаку, который предлагал пойти немедленно к вам и рассказать всю правду. Я боялся, что вы не сумеете скрывать ее в течение следующего дня. У вас немного несдержанный характер, Сенклер, и всякое зло вызывает в вас обоснованное негодование, которое, однако, могло в этот раз сильно нам навредить. И потом, Ларсан так хитер!.. Вот я и решил нанести свой удар, не предупреждая вас. Я должен был вернуться в замок лишь на следующее утро, а между тем необходимо было устроить так, чтобы вы не встретились с Дарзаком. Поэтому-то я и послал вас в такую рань собирать для меня моллюсков!
– О! Я понимаю!..
– Вы должны все понять, Сенклер. Я надеюсь, что вы не сердитесь на меня за эту просьбу, которая позволила вам провести чудные полчаса в обществе госпожи Эдит…
– Кстати, о госпоже Эдит: для чего вам понадобилось выводить меня из себя? — спросил я.
– Чтобы иметь повод поссориться с вами и помешать вам заговаривать со мной и Дарзаком! Повторяю вам, что я не хотел, чтобы после своего ночного приключения вы разговаривали с ним!.. Я думал, что вы продолжаете понимать меня, Сенклер.
– Я продолжаю, мой друг…
– Поздравляю вас…
– Однако, — вскрикнул я, — есть еще одна вещь, мне непонятная!.. Смерть Бернье!.. Что было причиной его смерти?..
– Трость! — мрачно ответил Рультабий. — Эта проклятая трость!
– Я думал, что смерть последовала от «самого древнего топора»…
– И от того, и от другого: и от трости, и от топора… Но смерть была предрешена тростью, топор же явился исполнителем…
Я смотрел на Рультабия, спрашивая себя, не лишился ли он рассудка.
– Вы, между прочим, так и не поняли, Сенклер, почему на следующий день, как мне все уже стало ясно, я ронял трость Артура Ранса в присутствии Дарзака. Я надеялся, что он поднимет ее. Вы помните, Сенклер, трость Ларсана с рукояткой в виде вороньего клюва и тот жест, которым он вертел эту трость в Гландье!.. У него была совершенно своеобразная манера держать трость… мне хотелось видеть… видеть в руках у этого Дарзака трость с рукояткой в виде вороньего клюва!.. Мой расчет был безошибочен!.. Но мне хотелось видеть собственными глазами… и эта навязчивая мысль преследовала меня весь следующий день, даже после посещения мною сумасшедшего дома!.. Даже после того, как я обнял настоящего Дарзака, мне все-таки хотелось видеть лже-Дарзака воспроизводящим движение Ларсана!.. Ах! Увидеть, как он замахивается тростью, забыв на секунду свое притворство, выпрямив свой стан, свои искусственно согнутые плечи… Ударьте же! Ударьте же по гербу семейства Мортола!.. Размахнитесь хорошенько, мой дорогой, мой милый Дарзак!.. И он размахнулся!.. И выпрямился во весь свой рост! И я увидел!.. Другой тоже увидел и умер от этого… Несчастный Бернье был так поражен, что покачнулся и упал столь неудачно на «самый древний топор», что заплатил за это жизнью!.. Очевидно, он подобрал топор, выпавший из кармана старого Боба, и нес его в кабинет профессора, в Круглую башню… Он умер, увидев внезапно жест Ларсана!.. Увидев самого Ларсана во весь его рост, с его широким размахом!.. Во всяком сражении, Сенклер, бывают невинные жертвы…
Мы помолчали. Затем я не смог удержаться и сказал Рультабию, что я обижен на него за недостаток доверия ко мне. Я не мог простить ему то, что он держал меня, как и всех, в заблуждении относительно старого Боба.
