Уинвуду пришло в голову, что, если не можешь быть рядом с человеком, которого любишь и который любит тебя, то лучше уж быть одному. Он спросил у Алана, что тот хотел бы себе заказать, и попросил принести им пиво и бокал белого вина.
Они справились друг у друга о здоровье. Оба чувствовали себя неплохо, хотя Алан отнюдь не выглядел бодрым.
— Ты, должно быть, не раз задавался вопросом, кто же положил те руки в коробку, — сказал Майкл. — Ну, то есть когда мы были детьми. Или, может быть, ты всегда считал, что знаешь это.
— Я не знал! Да и откуда? А кто мог знать?
— Думаю, в полиции уже знают, но мне пока ничего не сказали, — ответил Майкл. — Я тоже знаю и тоже им не сказал. Я знаю, чьи это были руки. Или, скорее, мне известно, чьих рук там точно нет. Ты ведь наверняка помнишь Льюиса Ньюмена? — Алан кивнул. — Так вот. Он позвонил мне и сказал, что кисть мужчины не может принадлежать человеку по имени Джеймс Рэймент. Это брат его матери.
— А ты думал, что это его кисть?
— Твердого убеждения у меня не было. — Майкл слегка вздрогнул, сморщив нос. — Вторая рука — моей матери. — Он положил свою ладонь на стол. — Нелегко об этом говорить…
— Я представляю…
— Да, она была моей матерью. Девять месяцев вынашивала меня. Тяжело думать об этом.
Рассказ Майкла, казалось, задел Алана за живое. Его бледное лицо покраснело. На мгновение он даже закрыл глаза.
— Скажи-ка мне сейчас вот что. — Он наклонился вперед. — Как ты отнесся к тому, что я ушел к Дафни?
Этот вопрос удивил Майкла. Почему товарищ так беспокоится об этом?
— Да никак… — ответил он.
Но его ответ, казалось, прошел мимо ушей Алана.
— Думаешь, мы с ней сошли с ума? Ну хорошо, признайся, ты ведь сильно удивился?
— Не знаю. Мне кажется, ты почувствовал бы себя оскорбленным, если бы я тогда сказал, что не слишком забивал себе этим голову.
Прежний Алан, наверное, рассмеялся бы. Но нынешний пристально посмотрел на него и попросил:
— Скажи, что ты думаешь сейчас.
— Ладно. Я тебе скажу. Я не видел Розмари с тех пор, как… ну, с тех пор, как она была еще подростком. Когда я встретил ее у Джорджа, она сразу напомнила мне о моей собственной жене. Вивьен умерла несколько лет назад, но Розмари напомнила мне именно о ней.
— Мне нечего к этому добавить, — вздохнул Алан. — Вот именно, нечего. Спасибо, что пришел сюда.
Оба встали. Ни у одного не возникла мысль пожать руки на прощание. Майкл перешел на противоположную сторону Белсайз-парк-авеню и направился к Суисс-коттидж, а Алан — к Карлтон-хилл. Возможно, часть пути они даже прошли вместе, но при этом хотели идти отдельно друг от друга. Не так уж часто случалось, чтобы Майкл чувствовал себя счастливым, оказавшись дома. Но именно так и произошло в тот вечер. Он вспомнил, что, за редким исключением, Алан говорил главным образом о Дафни. Он отправился наверх, улегся в постель и рассказал Вивьен о том, что произошло в этот вечер. Рассказал, как Розмари напомнила ему о ней. Не во всем, конечно, но просто это как раз тот случай, когда одна хорошая и приятная женщина напоминает о другой. Нельзя сказать, что ему нужно было постоянно напоминать себе о Вивьен. Нет. Но ему казалось, что, когда он рассказал о впечатлении, которое произвела на него Розмари, Алан вздрогнул.
Миновав Гревилл-роуд, Алан вышел к Гамильтон-террас и направился к дому Дафни. Он шел очень медленно, всеми силами стремясь потянуть время.
Если бы ее спросили, Розмари, наверное, не призналась бы, что счастлива. Как женщина может чувствовать себя счастливой, когда муж ушел к другой? Когда он оставил ее без какой-либо причины, несмотря на то что все происходившее между ними было приятно, пропитано спокойствием, заботой и любовью? Или, может быть, ничего этого не было? Она спрашивала себя довольно часто и наконец пришла к выводу, что, наверное, все-таки не было. Алан разговаривал с ней только для того, чтобы что-нибудь попросить или напомнить о предстоящей прогулке. Он при этом целовал ее, но только в щеку. И всегда ел, закрывшись газетой. В его руках могла оказаться и книга, но Розмари всегда энергично противилась этому, а Алан, хотя и негодуя, все-таки не мог ей возразить. Он часами не произносил ни слова. Однажды она упрекнула его, что ей так не нравится, что она не привыкла, когда ее совершенно не замечают. Алан ответил, что в их возрасте многое уже и так сказано. Что касается секса, или занятий любовью, как она говорила, то это прекратилось много лет назад. Но ведь с Дафни ее муженек наверняка не ограничился одними поцелуями?
Розмари поморщилась.
— Он вернется, — сказала Джудит, навестив ее как-то вечером.
— Не знаю, — ответила мать. — Возможно.
— Он вернется на днях, — сказала хозяйка кошки, живущая этажом выше.
Фрея, явившись как-то днем со своим ребенком, повторила слова матери:
— Он вернется, бабушка. Не волнуйся.
— Почему ты так уверена?
— Такие, как он, всегда возвращаются…
Неужели она подумала, что бабушка заплачет?
Запричитает, скажет, что он не вернется, никогда не вернется?
— А как же насчет разводов? Ведь разведенные мужья не возвращаются.
Фрея не нашлась, что ответить. Вместо этого она заговорила о своем ребенке.
Раньше Розмари никогда не жила одна. Сначала, что вполне естественно, она жила вместе с родителями, затем с Аланом. Если бы ее дом представлял собой отдельно стоящий особняк, то она, возможно, испытывала бы дискомфорт, даже страх, особенно по ночам. Но, сознавая, что в многоквартирном доме живет много людей, которые, по сути, окружают ее со всех сторон, Розмари не ощущала себя одинокой.
Она начала позже ложиться спать. Алан назвал их жизнь унылой, и она часто говорила себе, что, по сути, он прав, однако признать очевидное было нелегко. Ведь так прошла вся ее жизнь. Почти все ее друзья и знакомые, которых она приглашала к себе на Трэпс-хилл и в чьих домах гостила, были друзьями и знакомыми Алана. Бывшие коллеги по работе, приятели из гольф-клуба, одноклассники. А где сейчас ее бывшие школьные подруги?
Сегодня была пятница, и она отправилась в театр одна. Она могла и не идти. Могла разорвать билет и остаться дома. Внутренний голос сказал, что, если она так поступит, то больше никогда не пойдет в театр или кино. Она позвонила Фенелле и спросила, не стоит ли ей купить компьютер и не научит ли ее внучка с ним обращаться. На что Фенелла спросила, умеет ли она вообще печатать.
— Печатаю я хорошо, — уверенно заявила Розмари и добавила: — Очень хорошо.
Внучка удивилась. Положив трубку, Розмари подумала, что никто из родных никогда не слышал о ее мастерстве, а если им и говорили, они не слушали. Она отправилась по магазинам, купила кое-что на обед, надела новое пальто и уехала в Лондон. В ее распоряжении было несколько часов. Она могла позвонить Фрее или Джудит. Посидеть на скамейке в парке — но какой парк выбрать? Гайд-парк, Риджент-парк, Регент, Сент-Джеймс-парк? Полистав записную книжку, Розмари отыскала телефонный номер, возле которого стояла пометка «Посол». Это был номер старинной школьной подруги Эммы. Розмари вошла в телефонную будку, набрала номер, но безуспешно: в ответ лишь слышались прерывистые гудки. Она нашла еще два номера — с пометками «Примроуз» и «Эйкорн», обозначавшие какие-то корпорации или фирмы. Но в ответ услышала лишь прерывистые гудки.
Похолодало. Она решила, что завтра же купит себе мобильный телефон и научится с ним обращаться. Что теперь? Розмари отправилась в кинотеатр, где кассирша без лишних расспросов продала ей билет для пожилых, со скидкой. Оказалось, что она попала на какой-то японский фильм, и когда Розмари поняла это, то едва не ушла. Но фильм оказался довольно интересным. Сначала она смотрела, несколько напрягаясь, затем — уже с явным удовольствием. Выйдя из кинотеатра она, к своему немалому удивлению, увидела, что на часах уже шесть тридцать.
Неторопливая прогулка к театру показалась ей удачной идеей. Едва дойдя до Шафтсбери-авеню, Розмари поняла, что уже изрядно проголодалась. Однако искать подходящее кафе или ресторан было уже слишком поздно. Она решила поесть, когда возвратится домой. Не всего можно добиться с первой попытки.
Зрительный зал был забит до отказа, но кресло в партере послушно ожидало ее. В середине представления Розмари заснула и проснулась лишь, когда занавес опустился в последний раз.
Кэролайн Иншоу попросила Майкла о встрече — у него дома либо в ее лондонском офисе. Она добавила, что беседа должна пройти подальше от посторонних глаз и ушей, чтобы никто не мог им помешать, потому что речь идет о «крайне важном и серьезном деле». Кэролайн уже прочитала газеты, которые он ей передал, ей было известно все до мелочей, и теперь она могла понять, как надлежит действовать при общении с мистером Джоном Уин-вудом. По ее словам, нужно было «всесторонне обсудить» эту весьма щекотливую тему.
