— Оказалось, что мы уезжали из Ларборо в один и тот же день. Она возвращалась домой, потому что кончились каникулы (она и так их растянула, чтобы разъезжать со мной), а мне было пора лететь в Копенгаген по делу. Тут она заявила, что домой не собирается, и попросила взять ее с собой. Я сказал, так не пойдет. Я, конечно, уже не считал, что она невинное дитя, какой мне показалась в гостиной «Мидленда» — к этому времени я ее узнал получше, — но все-таки думал, что она неопытна. Ведь ей всего шестнадцать.
— Она сказала вам, что ей шестнадцать?
— Ей исполнилось шестнадцать в Ларборо, — сказал Чэдвик, криво усмехнувшись. — Это стоило мне губной помады в золотом футляре.
Роберт взглянул на миссис Винн и увидел, что она закрыла лицо руками. У сидевшего рядом с ней Лесли Винна был ошарашенный вид.
— Вы понятия не имели, что ей всего пятнадцать?
— Да. Я только на днях узнал об этом.
— Значит, когда она предложила поехать с вами, вы считали ее неопытной шестнадцатилетней девушкой?
— Да.
— Почему же вы изменили свое мнение о ней?
— Она… убедила меня в том, что это не так.
— Что не так?
— Что она неопытна.
— И после этого вы взяли ее с собой за границу, не испытывая никаких угрызений совести?
— Очень даже испытывал, но я уже знал, как с ней здорово, и не мог ее не взять, даже если бы и хотел.
— Значит, вы взяли ее с собой за границу?
— Да.
— Как жену?
— Да, как жену.
— И вы не испытывали угрызений совести по поводу переживаний ее родных?
— Нет. Она сказала, что у нее две недели до конца каникул, и дома будут считать, что она осталась в Ларборо у тетки. Тетке она сказала, что едет домой, а дома сказала, что остается у тетки. А поскольку они не переписываются, вряд ли бы дома узнали, что ее нет в Ларборо.
— Вы помните число, когда вы уехали из Ларборо?
— Да, она села ко мне в машину двадцать восьмого марта днем на остановке автобуса в Мейнсхилле. Там, где она обычно садилась на автобус, когда ехала домой.
После этой информации Кевин умышленно сделал паузу, чтобы до всех дошла ее значимость. В зале стало так тихо, что Роберт подумал, что даже если бы тут никого не было, тише быть уже не могло.
— Итак, вы взяли ее с собой в Копенгаген. Где вы там остановились?
— В отеле «Красные башмаки».
— Надолго?
— На две недели.
В зале пронесся удивленный шепот.
— А потом?
— Пятнадцатого апреля мы вместе вернулись в Англию. Она сказала, что должна быть дома шестнадцатого. А когда мы летели назад, сказала, что на самом деле должна была быть дома одиннадцатого, и что ее уже четыре дня ищут.
— Она умышленно ввела вас в заблуждение?
— Да.
— Она сказала, зачем она это сделала?
— Да. Чтобы ей нельзя было вернуться, Она сказала, что напишет домой, что нашла работу и все в порядке, и что не надо ее искать и о ней беспокоиться.
— Ей не было жаль родителей, которые ее так любят?
— Нет. Она сказала, что дома ей так скучно, что можно удавиться.
Сам того не желая, Роберт взглянул на миссис Винн и поспешно отвел глаза. Какая мука была у нее на лице!
— Как вы отнеслись к этой ситуации?
— Поначалу разозлился. Из-за нее я попал в переплет.
— Вы беспокоились о девушке?
— Да нет.
— Почему?
— К этому времени я уже знал, что она в огне не горит и в воде не тонет.
— Что конкретно вы имеете в виду?
— Я имею в виду, что в любом положении, которое она создаст, пострадает кто угодно, только не Бетти Кейн.
При упоминании ее имени в зале вдруг вспомнили, что девушка, о которой идет речь, та самая Бетти Кейн. «Их» Бетти Кейн. Та, что похожа на святую Бернадетту. И по залу прошел шумок.
— Итак?
— Мы долго это мусолили…
— Что? — спросил судья.
— Мы долго это обсуждали, ваша честь.
— Продолжайте, — сказал судья, — и, пожалуйста, придерживайтесь стандартного языка.
— После долгих разговоров я решил, что будет лучше всего, если я ее отвезу к себе на дачу на берегу Темзы у Бурн Энда. Мы там живем в выходные летом и во время отпуска, а в остальное время там почти не бываем.
— Когда вы говорите «мы», вы подразумеваете вату жену и себя?
— Да. Она с готовностью согласилась, и я ее туда отвез.
— Вы остались с ней на ночь?
— Да.
— А на следующую ночь?
— Следующую ночь я провел дома.
— В Илинге.
— Да.
— А потом?
— Потом целую неделю подряд я ночевал на даче.
— А ваша жена не удивилась, что вы не ночуете дома?
— Не очень.
— Ну и чем это все закончилось?
— Как-то вечером я туда приехал, а ее уже нет.
— Что вы подумали?
— Ну, в последние дни ей стало скучно: заниматься хозяйством ей надоело через три дня, да и делать там было, в общем-то, нечего — поэтому, когда я увидел, что она уехала, я решил, что надоел ей и она нашла себе кого-то или что-то получше.
— Потом вы узнали, куда она ушла и почему?
— Да.
— Вы слышали сегодня, как Бетти Кейн давала показания?
— Слышал.
— Что ее насильно держали в доме неподалеку от Милфорда?
— Да.
— Это та самая девушка, которая ездила с вами в Копенгаген, жила с вами две недели в отеле, а потом на даче у Бурн Энда?
— Да, это она.
— Вы уверены?
— Да.
— Спасибо.
Кевин сел, а Бернард Чэдвик ждал вопросов от Майлза Эллисона. По залу пронесся вздох. Интересно, может ли лицо Бетти Кейн выражать еще какие-то чувства, кроме страха и торжества, подумал Роберт. Дважды он видел, как оно вспыхнуло торжеством, и один раз — когда старая миссис Шарп подошла к ней в тот первый день в гостиной — он видел на нем страх. Глядя на нее сейчас, можно было подумать, что она слушает биржевую сводку о цене на жиры. Он решил, что эффект внутреннего спокойствия объясняется строением ее лица. Этими широкопосаженными глазами, ясным лбом и невыразительным маленьким ртом с по-детски пухлыми губами. Именно это строение все эти годы скрывало настоящую Бетти Кейн даже от самых близких ее людей. Это был прекрасный камуфляж. Фасад, за которым она была такой, какой ей хотелось. Вот и сейчас на ней все та же невинная и безмятежная маска, как и в тот день, когда он увидел ее в школьной форме в гостиной во Франчесе. Кто бы мог подумать, что под этой маской бушуют страсти?
— Мистер Чэдвик, — сказал Майлз Эллисон, — вы не находите, что это весьма запоздалый рассказ?
— Запоздалый?
— Да. Вот уже три недели дело не сходит со страниц газет и широко обсуждается публикой. Вы, наверно, знали, что двух женщин, которые здесь присутствуют, обвиняют в преступлении, которого, если верить вашим словам, они не совершали. Если Бетти Кейн, как вы утверждаете, все это время была с вами, а не в доме этих женщин, как утверждает она, почему же вы сразу не пошли в полицию и не рассказали обо всем?
— Потому что я ничего не знал.
— О чем?
— О деле против этих женщин. И об истории, которую рассказала Бетти Кейн.
— Как вы могли этого не знать?
— Потому что я опять был за границей по делам фирмы. Я узнал о деле только пару дней назад.
— Понятно. Вы слышали показания девушки и показания врача относительно состояния, в котором она появилась дома. Вы можете это как-нибудь объяснить?
— Нет.
— Это не вы ее избили?
— Нет.
— Вы говорите, что как-то вечером приехали, а ее нет.
— Да.
— Она собрала вещи и уехала?
— Да, во всяком случае, мне так показалось.
— То есть все ее вещи и чемодан, в котором они были, исчезли вместе с ней?
— Да.
— Однако домой она явилась без багажа, и на ней были только платье и туфли.
— Я узнал об этом намного позднее.
— Вы хотите сказать, что, когда вы приехали на дачу, там было все убрано, там никого не было и никаких следов поспешного отъезда?
— Да. Так все и было.
Когда вызвали свидетельницу Мэри Фрэнсис Чэдвик, еще не успев появиться в зале суда, она произвела сенсацию. Было ясно, что это «жена», и даже самый оптимистичный из зрителей не мог ожидать такого угощения, когда они толпились у входа в суд.
Фрэнсис Чэдвик была высокая миловидная женщина, натуральная блондинка, с отличной фигурой и со вкусом одетая, как манекенщица, начинающая чуть полнеть, но, судя по благодушному выражению лица, ничуть не переживающая на этот счет.
Она сказала, что действительно является женой предыдущего свидетеля и живет с ним в Илинге. Детей у них нет. Она по-прежнему время от времени работает манекенщицей — не потому, что ей это необходимо, а так, для карманных расходов, и вообще ей это нравится. Да, она помнит, как муж ездил в Ларборо, а потом в Копенгаген. Он вернулся из Копенгагена на день позднее, чем обещал, и ту ночь был с ней. На следующей неделе она начала подозревать, что у мужа появился интерес на стороне. Ее подозрения подтвердились, когда подруга сказала ей, что у мужа на даче гостья.
