— Странное предположение, мистер Декстер.
К моему облегчению, он не стал поддерживать свою новую идею.
— Может быть, и странное, — согласился он. — Я сказал только, что это возможно, я не стою за свою идею, я придал ей, может быть, больше значения, чем она стоит. Отбросьте ее как смешную. Но в таком случае что думаете вы делать? Если миссис Болл невиновна в отравлении (своей рукой или рукой служанки), то кто же виновен? Миссис Болл невиновна, Юстас невиновен. Кого еще можете вы заподозрить? Не меня ли? — крикнул он со сверкающими глазами. — Можете ли вы, может ли кто-нибудь подозревать меня? Я любил ее, я обожал ее, я перестал быть самим собой после ее смерти. Слушайте! Я доверю вам тайну. Не говорите вашему мужу, это может расстроить нашу дружбу. Когда она еще не знала Юстаса, я готов был жениться на ней, если бы она согласилась выйти за меня. Когда доктора сказали мне, что она умерла отравленная, спросите доктора Джерома, как я был поражен, — он видел. Я не спал всю ночь, ожидая возможности пробраться в ее комнату. Наконец это удалось мне, и я простился с останками ангела, которого обожал. Я плакал над ней, я поцеловал ее в первый и в последний раз. Я похитил маленький локон ее волос. Я ношу его с тех пор на груди и целую его днем и ночью. О Боже, я вижу опять эту комнату, я вижу опять это мертвое лицо. Взгляните, взгляните!
Он снял с шеи небольшой медальон, бросил его мне и залился слезами.
Мужчина на моем месте, может быть, сохранил бы самообладание. Но я женщина, и я поддалась великодушному порыву. Я встала и подошла к Декстеру. Я отдала ему медальон и безотчетно положила руку на его плечо.
— Я не способна подозревать вас, мистер Декстер, — сказала я. — Я жалею вас всем сердцем.
Он схватил мою руку и покрыл ее поцелуями. Губы его жгли меня, как огонь. Он быстро повернулся в кресле и обнял мою талию. В ужасе и негодовании, тщетно стараясь освободиться от него, я позвала на помощь.
Дверь отворилась, и на пороге показался Бенджамен. Декстер оставил меня.
Я подбежала к Бенджамену и помешала ему войти в комнату. Я с детства знала старого друга моего отца, но еще никогда не видела его таким рассерженным. Терпеливый, кроткий старик, он был бледен от ярости. Я должна была употребить всю свою силу, чтобы удержать его у двери.
— Вы не тронете калеку! — крикнула я. — Пошлите сказать его слуге, чтобы он взял его отсюда.
Я увела Бенджамена из комнаты и заперла дверь библиотеки. Экономка была в столовой. Я послала ее позвать человека, сопровождавшего Декстера. Он пришел. Бенджамен молча отпер ему дверь библиотеки. Я не могла преодолеть недостойного побуждения, я заглянула в дверь. Мизериус Декстер сидел, согнувшись в кресле. Слуга, этот грубый с виду человек, взял своего господина на руки с нежностью, удивившей меня.
— Спрячьте мое лицо, — сказал ему Декстер разбитым голосом.
Слуга распахнул сюртук, закрыл голову своего господина и, прижав его к груди, вынес из дома, как мать, защищающая своего младенца.
Я провела бессонную ночь.
Нанесенное мне оскорбление само по себе было отвратительно, но связанные с ним последствия могли принести серьезные осложнения. Могла ли я позволить себе, хотя бы ради интересов моего мужа, видеться с человеком, так дерзко оскорбившим меня? Одна мысль о свидании с ним возмущала меня.
Я встала поздно и села к письменному столу, тщетно стараясь собраться с духом и написать мистеру Плеймору.
Около полудня, когда Бенджамен ушел ненадолго из дома, экономка пришла объявить мне, что у калитки сада стоит какая-то странная посетительница, желающая видеть меня.
— Это женщина, сударыня, если я не ошиблась, — сообщила она мне таинственно, — большое, неуклюжее, глупое создание в мужской шляпе и с мужской тростью в руке. Она говорит, что принесла вам письмо и не отдаст его никому, кроме вас. Не лучше ли прогнать ее? Как вы полагаете?
Узнав по описанию, кто была странная посетительница, я удивила экономку, поручив ей ввести ее немедленно.
Ариэль вошла, по обыкновению, молча, но я заметила в ней перемену, поразившую меня. Ее бессмысленные глаза были красны, и мне показалось, что на ее толстых щеках были следы слез. Походка ее не отличалась обычной твердостью, когда она подходила ко мне. Неужели Ариэль способна плакать? Возможное ли дело, чтобы она пришла ко мне в горе или в страхе?
— Я слышала, что вы принесли мне письмо, — сказала я. — Не хотите ли сесть?
Не ответив мне, не приняв моего приглашения сесть, она молча протянула мне конверт. Я разорвала его. Письмо было от Декстера. Вот оно:
«Постарайтесь пожалеть меня, если в Вас осталось хоть сколько-нибудь жалости к несчастному человеку. Я поплатился жестоко за минутное безумие. Если бы Вы могли видеть меня, Вы согласились бы, что я наказан достаточно. Ради Бога, не покидайте меня. Я был вне себя, когда позволил себе обнаружить чувство, которое Вы возбудили во мне. Я никогда не забудусь опять, мое чувство к Вам останется тайной, которая умрет со мной. Могу ли я рассчитывать, что Вы поверите этому? Если Вы когда-нибудь согласитесь повидаться со мной, возьмите с собой кого-нибудь, кто мог бы служить Вам защитником. Я заслужил это, я покорюсь этому, я буду ждать, пока время не успокоит Вашего гнева. Я прошу Вас теперь только об одном — оставьте мне надежду. Скажите Ариэль: «Я прощаю его и когда-нибудь позволю ему повидаться со мной». Она запомнит это из любви ко мне. Если же Вы отпустите ее без этого поручения, знайте, что Вы обречете меня на безумие. Спросите ее, если не верите мне.
Мизериус Декстер».
Прочитав письмо, я взглянула на Ариэль.
Она стояла, опустив глаза в пол и протянув мне трость, которую принесла с собой.
— Возьмите палку, — были первые слова, которые она сказала мне.
— Для чего?
Она сделала усилие над своим слабым умом и медленно облекла свои мысли в слова.
— Вы сердитесь на хозяина. Сорвите злость на мне. Вот палка. Бейте меня.
— Бить вас! — воскликнула я.
— Моя спина широкая, — сказала бедная девушка. — Я не буду кричать. Я вытерплю. Не мучайте только его. Берите палку. Бейте меня.
Она сунула палку мне в руки и в ожидании ударов повернулась ко мне спиной. Страшно и трогательно было смотреть на нее. У меня выступили слезы на глазах. Я начала разубеждать ее кротко и терпеливо. Тщетная попытка. Мысль вытерпеть самой наказание, заслуженное ее господином, крепко засела в ее голове.
— Не мучайте его, — повторила она. — Бейте меня.
— Что значит — не мучить его?
Она хотела ответить, но не сумела и объяснила мне смысл своих слов жестами. Она подошла к камину, скорчилась на ковре, устремила на огонь страшный, сосредоточенный взгляд, сжала голову руками и начала медленно раскачиваться из стороны в сторону.
— Вот как он сидит! — воскликнула она. — Сидит так час за часом, никого не замечает, все плачет о вас.
Представленная ею картина напомнила мне заключение доктора о состоянии здоровья Декстера и прямое предсказание опасности, ожидающей его впереди. Если бы даже я могла устоять против ходатайства Ариэль, я должна была бы уступить овладевшему мной страху, чтобы случившееся не имело дурных последствий для Декстера.
— Перестаньте! — воскликнула я. (Ариэль все еще раскачивалась из стороны в сторону и не отводила глаз от огня.) — Встаньте, пожалуйста, я перестала сердиться на него, я прощаю его.
Она приподнялась, оперлась на руки и на коленки и в этой собачьей позе обратилась ко мне со своей обычной просьбой, когда хотела понять хорошенько то, что ей было сказано.
— Повторите ваши слова.
Я исполнила ее просьбу, но она не удовлетворилась.
— Скажите это так, как написано в письме, так, как говорил хозяин, — попросила она.
Я сверилась с письмом и сказала:
— Я прощаю его и когда-нибудь позволю ему повидаться со мной.
Она вскочила. Глаза ее, в первый раз с тех пор как она вошла в комнату, приняли осмысленное, радостное выражение.
— Вот теперь так! — воскликнула она. — Послушайте, верно ли я запомнила.
Я начала учить ее, как ребенка, и мало-помалу, слово за словом, она запомнила мое поручение.
— Теперь отдохните, — сказала я. — Хотите подкрепиться чем-нибудь?
Она не обратила никакого внимания на мои слова. Она подняла с пола свою трость и удовлетворенно пробурчала:
— Я выучила теперь твердо. Это успокоит хозяина.
С этими словами она выскользнула из комнаты, как дикий зверь из клетки. Я последовала за ней, но она уже вышла из калитки и шла таким быстрым шагом, что гнаться за ней было бы бесполезно.
Я вернулась в гостиную и задумалась над вопросом, давно смущавшим меня. Может ли человек вполне порочный внушить такую преданную любовь к себе, какую Декстер внушил этой женщине и садовнику, который обращался с ним так нежно? Бесполезный вопрос. Самый отъявленный негодяй всегда имеет друга в женщине или в собаке.
