В дверь постучали.
— Войдите! — сказал Уэстон.
Это был капитан Маршалл.
Он хотел узнать, можно ли приступать к подготовке похорон.
— Разумеется, — ответил Уэстон. — Судебное следствие состоится послезавтра.
Инспектор Колгейт подошел к ним, держа в руках три письма, доверенных ему Маршаллом.
— Разрешите мне вернуть вам это.
Капитан Маршалл взял письма и поблагодарил Колгейта с многозначительной улыбкой.
— Я полагаю, что вы проверили скорость моего печатания на машинке и надеюсь, что получили нужные вам сведения.
— Да, и я могу выдать вам справку о том, что вы совершенно здоровы, — пошутил полковник. — Нам понадобился почти час, чтобы перепечатать ваши письма. К тому же, горничная слышала стук вашей машинки до без пяти одиннадцать. И наконец, еще один свидетель видел вас за работой в двадцать минут двенадцатого.
— Что ж! — ответил Маршалл. — Все это действительно приятно слышать.
— Да-да. Мисс Дарнли открыла дверь в ваш номер в двадцать минут двенадцатого. Вы были настолько поглощены своей работой, что даже не слышали, как она вошла.
На лице Маршалла не дрогнул ни один мускул.
— Это мисс Дарнли вам сказала? — спокойным голосом спросил он. — Она ошибается. Я ее прекрасно видел, хоть она этого и не заметила. Я видел ее отражение в зеркале.
— И тем не менее, — заметил Пуаро, — вы не перестали печатать?
— Нет. Я хотел побыстрее все закончить.
Он осведомился, есть ли к нему еще вопросы и, услышав отрицательный ответ Уэстона, слегка наклонил голову в вежливом поклоне и вышел.
Уэстон огорченно вздохнул.
— Ну вот! Уходит наш подозреваемый номер один! Он невиновен!
Чуть позже к ним зашел доктор Несдон. Он выглядел крайне возбужденным.
— С тем, что вы мне прислали, можно отправить на тот свет порядочное количество людей!
— Что же это?
— Что? Это хлоргидрат диацетилморфия. То, что обыкновенно называют героином.
Инспектор Колгейт обрадованно присвистнул.
— На этот раз мы на верном пути! Поверьте мне, эта история с наркотиками — ключ ко всему делу!
Из таверны «Пурпурный бык», в зале которой только что закончилось судебное заседание, вышла небольшая толпа людей.
Розамунда Дарнли подошла к капитану Маршаллу.
— Ну что, Кен? — сказала она. — Все довольно хорошо кончилось…
Он не ответил, возможно, потому, что чувствовал на себе взгляды деревенских жителей, которые смотрели на него во все глаза и с великим трудом удерживали себя от того, чтобы показать на него пальцем и громко заявить «Это он! Это муж убитой!» Они говорили так тихо, что их голоса не доносились до него, но все-таки он их слышал. Это был современный вариант позорного столба.
С прессой у него тоже возникли проблемы: молодые люди, ведущие себя самоуверенно и дерзко, оказались способными пробить стены молчания, за которыми он пытался укрыться. Он ответил на их вопросы односложными репликами в духе «Мне нечего вам сказать», убежденный таким образом, что его слов никто не исказит, и, тем не менее, обнаружил в утренних газетах длинные высказывания, которые он якобы сделал и где не было ничего похожего на правду. «На вопрос, считает ли он, что таинственная смерть его жены может иметь другое объяснение, чем то, согласно которому на остров специально с целью убийства проник преступник, капитан Маршалл заявил, что…»
Фотографы щелкали своими аппаратами без устали. Один из щелчков затвора заставил его повернуть голову. Молодой блондин, довольный сделанным снимком, поблагодарил его улыбкой. Мисс Дарнли шепнула:
— Подпись под фотографией: «После следствия капитан Маршалл вышел из „Пурпурного быка“ в сопровождении своей знакомой.»
Маршалл нахмурил брови.
— Зачем сердиться, Кен? — сказала она. — Надо с этим смириться. Я имею в виду не только смерть Арлены, но и все, что из нее следует: устремленные на вас взгляды, шепот у вас за спиной, нелепые интервью в газетах и так далее. Чтобы пройти через это, нужно относиться ко всему с юмором. Не поддавайтесь унынию из-за этих глупостей и отвечайте на все иронической улыбкой!
— Такое поведение в вашем стиле, не правда ли?
— Да. Я знаю, что оно не в вашем. Вы надеетесь защититься напускной холодностью. Не реагировать, оставаться невозмутимым и быть выше молвы… Это все отлично, но к вашей ситуации не подходит! Вознестись над толпой вы сейчас не можете. Вы находитесь в центре сцены, у всех на виду, в свете прожекторов. Как полосатый тигр на белом фоне! Вы муж убитой!
— Розамунда, я прошу вас!
— Но, мой дорогой Кен, я ведь желаю вам только добра!
Они сделали несколько шагов молча, потом он сказал с глубокой искренностью:
— Я знаю это и беспредельно вам за все благодарен.
Они вышли из деревни. Любопытствующие еще смотрели на них, но уже издалека. Розамунда вернулась к тому, о чем она только что говорила.
— В общем, все не так уж плохо. А как вы думаете?
Он ответил не сразу:
— У меня нет на этот счет никакого мнения.
— А что говорит полиция?
— Она ведет себя очень сдержанно.
Они помолчали, потом она сказала:
— Этот маленький человечек, Пуаро… Он активно принимает во всем участие?
— Он как будто выбрал местожительство карман начальника полиции и не отходит от него ни на шаг.
— Я знаю. Но чем-нибудь он занимается?
— Откуда же мне знать?
Она задумалась.
— Он уже стар, — сказала она после паузы. — И, наверное, начинает выживать из ума…
— Возможно.
Они подошли к дамбе. Остров перед ними, казалось, спал в лучах солнца.
— Странно, — начала Розамунда, — как иногда вещи выглядят нереальными. Мне сейчас кажется, что все это только приснилось, а на самом деле ничего не было…
— Я понимаю вас, — ответил он. — Природа безразлична. Что изменилось, если стало одним муравьем меньше?
— Да. И именно так на это надо смотреть.
Он бросил на нее быстрый взгляд и очень тихо проговорил:
— Не волнуйтесь, Розамунда. Ведь для этого нет никаких причин… Никаких!
Навстречу им по дамбе бежала Линда.
Добежав до них, она остановилась, тяжело переводя дух. Розамунде показалось, что она нервничает. Даже слишком. Ее губы были сухими, а темные круги под глазами портили ее детское лицо.
— Ну что? — спросила она.
— Дело отложили на две недели, — ответил Маршалл.
— Это значит, что они ничего не решили?
— Нет. Им нужны новые данные.
— Но… что они думают?
Маршалл непроизвольно улыбнулся.
— Моя бедная малышка, — сказал он. — Откуда мне знать? И кого ты подразумеваешь под словом «они»? Королевского прокурора, присяжных заседателей, полицию, журналистов или лезеркомбских рыбаков?
— Полицию.
— Полицию! Ты же понимаешь, что она не станет кричать на всех перекрестках, о чем она думает!
Они подошли к отелю, и он вошел в него, не добавив больше ни слова. Розамунда пошла за ним следом, но Линда окликнула ее.
Молодая женщина повернулась. Она увидела такое несчастное маленькое личико и прочла в глазах Линды столько отчаяния, что направилась обратно и подошла к девочке. Она взяла Линду под руку и потянула ее за собой в сторону от отеля на маленькую тропинку, ведущую на другой конец острова.
— Самое главное, Линда, — сказала она с почти материнской нежностью, — это больше ни о чем не думать! То, что случилось, ужасно, я знаю, что ты перенесла тяжелый шок, и догадываюсь, о чем ты хочешь мне сказать. Но зачем все время думать о таких страшных вещах? Почему ты только об этом и думаешь, раз уж, если говорить правду, ты не любила Арлену?
— Да, это так, — дрожащим голосом воскликнула Линда. — Я не любила ее!
— Вот именно! Горевать о ком-то, кого ты любила, это понятно! Тогда сам себе не прикажешь: «Я больше не хочу переживать!» Но в других случаях, как бы ужасно все ни казалось, достаточно по-настоящему захотеть, чтобы больше об этом не думать!
— Вы не понимаете меня, — сказала Линда.
— Я как раз, наоборот, отлично тебя понимаю.
Линда покачала головой.
— Нет, вы меня не понимаете… Даже совсем не понимаете! И Кристина тоже! Вы обе очень добры ко мне, но вы меня не понимаете! Вы считаете, что я просто забиваю себе голову бог знает чем, что все это игра воображения… Но это не так… Если бы вы знали то, что знаю я!
Молодая женщина вздрогнула и резко остановилась. Она высвободила свою руку из-под руки Линды и, напрягаясь, чтобы сохранить спокойствие, спросила:
— Что же ты знаешь?
Линда отвела глаза.
— Ничего, — прошептала она, опустив голову.
Розамунда сжала ее локти в своих руках и, глядя ей прямо в глаза, медленно произнесла:
— Будь осторожна, Линда! Я тебя умоляю, будь осторожна!
