– Ну что вы, я не стану портить сюрприз, – ответила Ирен. Мы с подругой прекрасно понимали, сколь двусмысленно звучат ее слова.
Однако визит королевы-матери, похоже, расстроил Адлер. Некоторое время после того как матушка Вилли ушла, моя подруга молча сидела, рассеянно перебирая одежду, правой рукой продолжая наигрывать мелодию на несуществующем пианино.
– Что ты исполняешь? – наконец спросила я.
– «Сказки венского леса», – как-то странно посмотрела на меня она, – моя любимая мелодия. Засела в голове. Никак не выкинуть.
Мы разбирали вещи до ужина, который попросили подать в гостиную к Ирен. Мы обе прекрасно понимали, что в присутствии Ормштейнов кусок не полезет нам в горло. Теперь и до меня стало доходить, почему Ирен хочет как можно быстрее сбежать из замка. Буквально все здесь напоминало ей о времени, которое теперь стало безвозвратным прошлым.
После ужина к нам заглянул Вилли. Время было поздним – свечи почти прогорели, а слуги уже подкинули на ночь дров в камины. Король выглядел смиренным, но при этом довольным собой.
– Ну как не восхищаться твоей энергией, Ирен! Ты словно генерал! Смотри: чемоданы, коробки для шляп и прочая мишура выстроились перед тобой, как солдаты на параде.
– Разве ты забыл, что я их госпожа и повелительница?
– Я просто в восторге, что ты так быстро согласилась с моим планом. Честно говоря, я опасался, что ты на меня будешь немного сердита.
– Сердита? Да неужели? – сладко улыбнулась Ирен. – И с чего ты этого опасался?
– Ну как же… порой женщины, решив, что кто-то уязвил их самолюбие, превращаются в настоящих фурий. Я так рад, что ты и в этом являешься исключением из правил. Как же ты очаровательно, по-женски практична, Ирен! Похоже, я часто буду сбегать на юг.
– Сбегать? Как ты правильно подобрал слово! В таком случае я тоже буду считать мой нынешний отъезд из Праги побегом.
Я не осмелилась оторвать взгляд от кружевных платочков, которые укладывала в один из чемоданов. Колкости Ирен не доходили до короля, отгородившегося от всего мира неприступной стеной непомерного тщеславия.
Он подошел к моей подруге и, взяв ее за руки, заставил встать, словно она была одним из его подданных, склонившихся перед ним в глубоком поклоне. Я в ужасе замерла над платочками, почувствовав, что подруга едва сдерживает праведный гнев и вот-вот взорвется, не в силах снести покровительственного отношения короля.
Беспокоилась я напрасно. Ирен была превосходной актрисой и не выказала и тени подлинных чувств, бушевавших в ее душе. Не прозвучало ни единой фальшивой нотки в ее голосе, а король так и не заметил, что моя подруга перестала называть его по имени.
– Я принес тебе подарок, Ирен.
– Подарок? Какая щедрость, ваше величество!
– Не благодари меня. Я и раньше пытался дарить тебе драгоценности, но ты отказывалась их принимать, заявляя, что лучше будешь выходить на сцену в стекляшках, чем дашь зрителям основание заподозрить, что получила роль благодаря банковским счетам поклонников. Теперь тебе незачем беспокоиться о мнении публики.
Не в силах сдержаться, я подняла взгляд, увидев, как на пальце государя сверкнуло его любимое изумрудное кольцо в форме змеи. Вытянув вперед левую руку, он протянул Ирен коробочку. Поскольку я сидела, я не могла разглядеть, что там внутри. Как же это узнать, не выдав при этом свое любопытство? Мгновение спустя выяснилось, что я напрасно ломала голову.
– Рубины! – Ирен взяла из коробочки брошь в форме звезды и повернулась, чтобы показать мне. – Ваше величество, какое расточительство и сумасбродство! Но я…
– Я знаю о том, что ты страшно не любишь принимать подарки. Для меня это непостижимо. Бери, Ирен, я настаиваю, – его голос звучал обеспокоенно, даже виновато, – сейчас у тебя нет причин отказываться от броши.
– Сейчас… И то верно, таких причин нет. – От голоса моей подруги дохнуло холодом. – Что ж, брошь очень милая, да и цвет подходящий. – Скакнув к зеркалу, она прижала украшение к горлу своей бледно-желтой блузки. Россыпь рубинов переливалась, как кровавая рана. – У меня просто слов нет, чтобы выразить свою признательность за такой роскошный подарок.
– Молчи, Ирен, не нужно. – Увидев, что Адлер приняла подарок, король вздохнул с облегчением, будто она тем самым заключила с ним некий договор. – Поверь мне, я завалю тебя такими безделушками, главное, оставайся такой же, как сейчас. Ты не пожалеешь.
– Я не собираюсь меняться, – с улыбкой ответила она, – ни за что и никогда!
– Сможешь отправиться в дорогу завтра?
– Надеюсь… – Ирен беспомощно окинула взглядом беспорядок в комнате.
– Будет тебе, не беспокойся, – король потрепал ее по руке, – я не собираюсь тебя торопить. Если нужно, можешь уехать и послезавтра. Я хочу, чтобы ты, мой добрый друг, была хорошо одета, когда я приеду тебя навестить.
Щелкнув каблуками, он поклонился на прощанье и ушел. Вскоре пришли служанки. Мы велели им укладывать чемоданы, которым было суждено отправиться в Париж. Я удалилась к себе и, дождавшись, когда прислуга наконец отправится спать, встала и вытащила из-под кровати два предварительно припрятанных там саквояжа. Туда уместилась б́ольшая часть вещей, которые я прихватила с собой во время спешного отъезда из Англии.
После этого я села у окна и стала слушать тиканье стоявших на каминной полке часов из позолоченной бронзы. Лунный свет окрасил черепицу крыш в цвет холодной стали. Картина, представшая передо мной, была лишена красок и оттенками серого напоминала фотографию Ирен и короля. В моей комнате царила тьма, которую рассеивал лишь догорающий в камине огонь. Когда часы начали бить полночь, я принялась считать количество ударов, сбилась и насчитала тринадцать.
Через четверть часа, точно в назначенное время, дверная ручка в моей комнате стала поворачиваться. Увидев на пороге фигуру, озаренную падавшим из коридора светом, я сжала кулаки. Человека был в брюках.
Глава двадцать четвертая
Лисы и гончие
Пыхтящий паровоз тащил наш поезд через самые очаровательные долины Германии, взбираясь на живописнейшие из холмов. Я часто представляла, как он изрыгает клубы дыма, будто бы вспахивая зеленый ландшафт огромным стальным лемехом.
С каждым перестуком колес о рельсы, с каждым облачком дыма мы уезжали все дальше от Богемии, ее короля и наших печальных воспоминаний. Тяжело вздохнув, я кинула взгляд на свою спутницу, которая в данный момент с рассеянным видом поглаживала янтарную ручку трости, сделанную в форме дракона.
– Я чуть не умерла со страху, когда ты вошла в мою комнату, – призналась я. – Впрочем, должна сказать, что твоя идея с переодеванием не лишена гениальности.
Моя спутница едва заметно улыбнулась и огладила усы. Даже при ярком солнечном свете я не видела ни малейших следов клея, на котором они держались.
– В моем нынешнем облике есть и минусы. Имеются определенные сложности с посещением вокзальных уборных, – призналась Ирен. – Однако преимущества подобного путешествия инкогнито явно перевешивают все недостатки.
В силу своей стеснительности я не стала выспрашивать у подруги подробности. Я была уверена, что Ирен выдержит и справится, а вот как именно – мне знать не обязательно. Как всегда, никто не мог и подумать, что я путешествую в обществе женщины. Облачившись мужчиной, Ирен кардинальным образом менялась. Походка, осанка, манера держаться становились совершенно другими. У меня вскипала от возмущения кровь при мысли о том, что самовлюбленный тиран собирался заточить обладающую столь выдающимся даром актрису в богом забытый дворец в какой-то глуши.
Впрочем, я тут же спешила себя успокоить, тешась мыслью о том, что Вилли теперь уже далеко. Все прошло гладко. Мы тайком выбрались из замка и спустились вниз по крутому склону холма, у подножия которого нас уже ждал экипаж. Ирен наняла его заранее, чтобы он доставил в Дрезден брата и сестру – «Рудольфа и Ядвигу Хоффман». Моя подруга намеренно отказалась воспользоваться Пражским вокзалом, решив, что преследователи в первую очередь кинутся нас искать именно туда. Поскольку Адлер благодаря многочисленным ариям, которые она исполняла на немецком, более чем сносно говорила на этом языке, ее ни в чем не заподозрили. В Дрездене она велела кучеру остановиться в нескольких кварталах от вокзала: возница наверняка подумал, что мы приехали в гости к родственникам.
Чтобы все выглядело как можно более правдоподобно, три из четырех саквояжей она взвалила на себя, дозволив мне нести лишь один. Мужское обличие словно прибавило ей сил. Когда мы забрались в поезд, состоявший из новеньких английских вагонов, которые пригнали сюда через Германию и Бельгию, Ирен продралась с вещами в руках через забитый проход к нашему купе, закинула саквояжи на верхние багажные полки и, увидев мой изумленный взгляд, весело рассмеялась: