Вулф, рассевшийся в своем необъятном кресле за столом, поздоровался со мной – причем вполне нормально, даже не пролаял. Я ответил любезностью на любезность, сел на свое место, развернул на коленях салфетку и извинился за опоздание. Фриц принес мне теплую тарелку, судок с тушеными утятами и блюдо с картофелем, запеченным с грибами и сыром. Я, не скупясь, наложил себе изрядную порцию. Вулф спросил, идет ли еще снег, и я ответил, что да. Потом, проглотив несколько кусочков, я нарушил молчание сам:
– Насколько вам известно, я вполне одобряю ваше правило никогда не говорить о делах во время трапезы, но я угодил в передрягу, которая к делам не относится. Она касается только меня лично.
Вулф хрюкнул.
– О гибели мистера Боттвайля сообщили по радио в семь часов. Ты был там.
– Да. Я был там. Я стоял рядом с ним на коленях, когда он умирал. – Я отправил в рот очередной кусок, лихорадочно соображая. Черт бы побрал это дурацкое радио! Я вовсе не собирался даже заикаться об убийстве до тех пор, пока не прояснил бы более важный, с моей точки зрения, вопрос. Когда во рту освободилось достаточно места, чтобы ворочать языком, я произнес: – Могу доложить обо всем подробно, если пожелаете, но сомневаюсь, чтобы нам удалось заполучить клиента. Единственная подозреваемая с достаточно набитой мошной, чтобы уплатить вам гонорар, – миссис Перри Портер Джером, – но она уже уведомила сержанта Стеббинса, что не намерена терпеть угроз и оскорблений. К тому же, если они разыщут Санта Клауса, вопрос о поимке убийцы может отпасть сам собой. Я же хочу рассказать о том, что случилось до того, как Боттвайль скончался. То разрешение на вступление в брак, что я вам показывал, яйца выеденного не стоит. Мисс Дики передумала. Я выкинул два доллара коту под хвост. Она заявила мне, что решила выйти за Боттвайля.
Вулф обмакнул корочку пирога в лужицу соуса на своей тарелке.
– Вот как? – произнес он.
– Да, сэр. Удар был для меня, конечно, страшный, но со временем я бы оправился. Однако десять минут спустя скончался Боттвайль. Что мне оставалось делать? Несмотря на суету и приставания полицейских, я сумел как следует обмозговать случившееся. Я пришел к выводу, что не стану унижаться и делать изменнице повторное предложение. Конечно, я мог бы раскошелиться еще на пару долларов и обзавестись новым разрешением, но не хочу, чтобы эта ветреница перед брачным алтарем известила меня, что опять передумала и хочет выскочить за какого-нибудь проходимца. Нет, пусть это и разобьет мое сердце, но я постараюсь забыть ее. Вычеркну ее из своей жизни.
Я вернулся к утенку и запустил зубы в сочное мясо. Вулф тоже усиленно жевал. Наконец, проглотив кусок, он изрек:
– Для меня это, конечно, вполне приемлемо.
– Я знаю. Так рассказать вам про смерть Боттвайля?
– После ужина.
– Хорошо. Как прошла встреча с Томпсоном?
Однако и эта тема не прельстила Вулфа. Собственно говоря, и остальные мои попытки расшевелить его оказались тщетными. Обычно он любит болтать за столом, причем на любую тему – от холодильников до республиканцев, – но, должно быть, бедняга выдохся после долгого, утомительного и полного смертельных опасностей путешествия на Лонг-Айленд и обратно. Впрочем, меня это вполне устраивало, поскольку и у меня денек выдался непростой. Когда мы расправились с утятами, картофелем, салатом, печеными грушами, сыром и кофе, Вулф благодарно хрюкнул и отодвинул кресло назад.
– Я хочу почитать одну книгу, – сказал он. – Она наверху, в твоей комнате. «Здесь и теперь» Герберта Блока. Принеси ее сюда, пожалуйста.
Хотя это означало, что мне придется преодолеть два этажа по лестнице на полный желудок, я с радостью согласился – надо же было воздать Вулфу должное за то, что он так спокойно воспринял весть о моих рухнувших надеждах. А ведь мог бы изрядно поднапрячь свои голосовые связки. Словом, я весело взлетел по лестнице, ворвался в свою комнату и подскочил к полкам, на которых стояли мои книги. Книг у меня немного, всего пара дюжин, так что я прекрасно знал, где какую искать. Тем не менее «Здесь и теперь» на месте не оказалось. Там, где она была, зияла пустота. Я огляделся по сторонам, заметил какую-то книгу на комоде и шагнул к нему. Это и впрямь оказалась «Здесь и теперь», сверху на которой лежали белые хлопчатобумажные перчатки.
У меня отвалилась челюсть.
Я рад был бы похвастаться, что сразу смекнул, где собака зарыта, едва увидел эти перчатки, но, увы, это было бы неправдой. Я взял перчатки, повертел так и сяк и даже напялил одну из них себе на руку, прежде чем окончательно осознал, что объяснение появлению здесь перчаток возможно лишь одно. Стоило мне прийти к этому выводу, как шарики в голове завертелись и мысли закружились в беспорядочном хороводе. Я тряхнул головой и уселся, чтобы подумать. Мне понадобилась примерно минута, чтобы сформулировать первое мало-мальски вразумительное умозаключение.
Вулф решил таким образом признаться мне, что под личиной Санта Клауса скрывался не кто иной, как он, с той целью, чтобы я успел как следует обмозговать полученные сведения в одиночку прежде, чем обсудить с Вулфом.
Но почему Вулф захотел, чтобы я размышлял в одиночестве? Ответ на этот вопрос я искал уже дольше, но все же додумался до единственного приемлемого решения. Вулф отказался от встречи с Томпсоном, уговорившись взамен с Боттвайлем о том, что придет к нему на вечеринку в костюме Санта Клауса, поскольку сама мысль о том, что в его доме поселится женщина – или, как альтернатива, что я перееду жить в другое место, – была для него настолько невыносима, что заставила его пуститься во все тяжкие. Ему во что бы то ни стало нужно было увидеть меня вместе с Марго и поговорить с ней, если подвернется удобный случай. Если бы он выяснил, что я блефую, я оказался бы целиком в его власти; он издевался бы надо мной, как хотел – заявлял бы, что рад принять в своем доме мою невесту, и с садистским удовольствием наблюдал бы, как я пытаюсь выкрутиться. И наоборот – если бы он понял, что я настроен серьезно, и поверил в истинность моих намерений, это дало бы ему время для раздумий. В обоих случаях он выигрывал. Но самое главное – он продемонстрировал, насколько дорожит мной. Он дал мне понять, что не хочет меня потерять ни за какие деньги. Конечно, Вулф скорее на целую неделю отказался бы от пива, чем признался в подобной слабости, но в данную минуту он был беглецом от правосудия в деле об убийстве и остро нуждался в моей помощи. Что ж, придется ему подыграть. Будем считать, что он променял Лонг-Айленд на рождественскую вечеринку только лишь потому, что обожает наряжаться Санта Клаусом и прислуживать за стойкой бара.
Какой-то отдаленный уголок моего мозга настаивал на том, что я должен попросить прибавку к жалованью с Нового года, но я отмел эту мысль как недостойную.
Я пытался обмозговать загадку и с других сторон. Перчатки Вулф нацепил, чтобы я не узнал его по рукам. Где он их взял? В котором часу приехал к Боттвайлю? Кто его видел? Знал ли Фриц, куда отправляется Вулф? Как он вернулся домой? Впрочем, я довольно скоро смекнул, что Вулф послал меня наверх не для того, чтобы я мучился вопросами, ответить на которые мог он сам, и вновь принялся ломать голову над истинной причиной его поступка. Решив наконец, что никаких тайных умыслов Вулф больше не вынашивал, я прихватил книгу и перчатки, спустился по лестнице и вошел в кабинет.
При моем появлении Вулф чуть приподнял голову и молча наблюдал, как я приближаюсь к столу.
– Вот, пожалуйста, – сказал я и протянул ему книгу. – А за подарок спасибо. Они мне в самый раз.
Для вящей убедительности я повертел перчатки, зажав каждую пальцами.
– Сейчас не время паясничать, – прорычал Вулф.
– Разумеется. – Я небрежно бросил перчатки на свой стол, развернул стул и уселся. – Итак, с чего начнем? Хотите знать, что случилось после вашего бегства?
– Подробности могут подождать. Сначала – главное. Мистер Кремер приезжал?
– Да. Еще бы!
– Он чего-нибудь добился?
– Нет. И, по всей вероятности, не добьется, пока не найдет Санта Клауса. До тех пор, пока они не разыщут Санта Клауса, к остальным особенно приставать не будут. А чем дольше продлятся поиски, тем больше они уверятся, что убийца – Санта Клаус. Три штриха к его портрету: никто не знает, кто он такой, он смылся с места преступления и он был в перчатках. На его поиск брошены все силы. Вы поступили мудро – без перчаток я бы опознал вас, – но где вы их взяли?
– В магазине на Девятой авеню. Проклятье! Кто мог предположить, что его собираются убить!
– Согласен с вами. Могу я задать один вопрос?
Вулф злобно воззрился на меня. Я решил, что это знак согласия.
– Когда вы позвонили Боттвайлю, чтобы договориться об этом маскараде?
– Вчера днем, в половине третьего. Пока ты ходил в банк.
