— Я вижу, что с молоком у тебя все в порядке. Только не стоит разбрасывать пустую посуду. Или тебя больше не волнуют отпечатки пальцев?
— Ты начинаешь меня утомлять. Оставь эту ерунду для детских сказок. Где тут телефон?
— В конторе…
Я взял со стола телефонную трубку. Холидей удалось снять квартиру, и все было в порядке. Затем она стала объяснять, как до нее добраться.
— Мейвудский автобус до Монтил-стрит. «Марракеш апартаменте», один-один-четыре. Да, записал… Хорошо, прямо сейчас… Где мне сесть в автобус? Угол Второй и Центральной?.. До скорого… — я повесил трубку. — Она сказала, что ты очень беспокойный человек, это и в самом деле так, а, Мейсон?
Это ему немного поубавило спеси.
— Увидимся позже. Не забудь стереть мои отпечатки пальцев с молочной посуды. У тебя же на меня как-никак виды…
Я купил дневной выпуск одной из местных газет. Несмотря на катастрофу с дирижаблем «Эйкрон», пропавшим где-то над Атлантикой, наше дело было вынесено на первую страницу.
«Четверо жертв на тюремной ферме.
Двое охранников и двое заключенных».
Подобного, говорилось в статье, давно уже следовало ожидать от таких закоренелых преступников, как Токованда (погибший заключенный) и Коттер (сбежавший), которые работали на тюремной ферме. Близость свободы не давала им покоя. Таких матерых рецидивистов надо держать за неприступными стенами государственных тюрем…
— Монтил-стрит… — объявил водитель.
Я сложил газету и вышел из автобуса. Улица была застроена старыми двух-трехэтажными зданиями цвета ржаного хлеба. Островок рассыпающихся домов в стиле рококо в океане современных построек. Бензозаправочная станция и несколько открытых стоянок автомашин были совсем рядом. Нужный мне дом стоял на углу, как раз возле автобусной остановки. Это было обшарпанное здание с дешевыми квартирами, «Марракеш апартаменте».
Я прошел внутрь, миновал небольшой коридор с конторкой в углу и оказался в холле. Нашел дверь с номером один-один-четыре и постучал по ней костяшками пальцев. Холидей открыла, и я прошел внутрь. Раньше чем мне удалось заговорить или показать газету, она повисла у меня на шее и захлопнула дверь ногой. Целуя, я обнаружил, что на ней только тонкий халатик, небрежно наброшенный на голое тело. Она прижалась ко мне своими небольшими, крепкими грудями, и в ушах у меня зазвучала музыка, все хоралы Баха, слившиеся в одной восхитительной ноте, а перед глазами вновь возникло Эльдорадо. Я скорее понял, чем почувствовал, что она ведет меня в спальню…
Скорее всего я заснул. Но даже во сне можно ощущать некоторые вещи — мне было тепло и покойно, я был в безопасности. Потом это чувство стало исчезать, наступало пробуждение. Я открыл глаза и осмотрелся. Шторы были задернуты, сквозь щель пробивалась узенькая золотистая полоска дневного света. Очевидно, уже полдень. Холидей в постели не было. Я прислушался, пытаясь определить, где она. Ни шороха, ни звука. Я прошел в гостиную, обставленную дешевой мебелью, потом на крошечную кухню. Когда возвращался в спальню, входная дверь распахнулась, и на пороге появилась Холидей. На ней была серая шерстяная юбка, белая блузка и зеленый клетчатый жакет, в руках она держала холщовую продуктовую сумку. На лице блуждала улыбка.
— Не боишься простудиться?
Я взглянул на себя и обнаружил, что стою абсолютно голый.
— Только что проснулся и отправился разыскивать тебя.
— Ходила в магазин, звонил Джинкс, он зайдет к обеду.
Я был рад этому, у меня было к нему деловое предложение.
— Пока ты будешь стоять тут голышом, никакие мысли об обеде мне и в голову не придут. Почему бы тебе не одеться?
— Одну минутку, — согласился я.
Она отправилась на кухню, а я в спальню, где нацепил шорты, и затем присоединился к ней.
— Вот так гораздо лучше, — сказала она. — Любишь грибной суп? — она достала жестянку с консервированным супом.
— Я все люблю, — отозвался я и взял со стола батон хлеба. Он был еще теплый.
Последней она выложила газету, которой я немедленно занялся.
— Похоже, сегодня был побег из тюрьмы, — заметила Холидей.
Нам по-прежнему уделили внимание на первой странице, но теперь информации было намного больше. Токо был представлен закоренелым убийцей, входившим в первую десятку врагов общества. Теперь уже стало ясно, почему он решился на побег — представители полиции из Иллинойса уже должны были забрать его туда, где Токо предстал бы перед судом за убийство пожилого хозяина небольшого магазинчика.
Токо — убийца, Джек-потрошитель! Эта мразь входила в первую десятку отъявленных преступников! Я чуть было не рассмеялся.
Никогда в своей жизни не читал столько чепухи.
— А разве он не рассказывал тебе об этом?
— О чем?
— Что его разыскивали за убийство.
— Да он не был на это способен, — рассмеялся я.
— Он никогда не рассказывал тебе про это убийство?
— Хватит! Этот желторотый слюнтяй с цыплячьим сердцем? Слушайся он меня, его никогда бы не убили. Джек-потрошитель, о Господи, какая чушь…
— А почему ты думаешь, он решился на побег всего за десять месяцев до освобождения? Должен был предстать перед судом, вот почему. Это был его единственный шанс. Терять ему было нечего. Ты что, считаешь меня круглой идиоткой?
— Ну, хорошо. Он был убийца, закоренелый убийца.
— Не стоит ревновать, — отрезала Холидей.
— Ревновать? К нему? К этому желторотому воришке?
Она сделала шаг вперед и хлестнула меня по лицу. Я инстинктивно закрыл глаза и ударил ее коленом в промежность. Раздался глухой, протяжный стон. От сознания, куда я ударил, стало не по себе. Во рту появился солоноватый привкус крови. Я отправился в ванную и ополоснул лицо холодной водой, а когда выпрямился, увидел Холидей.
— Не будем ссориться, — сказала она.
— Я тебя прощаю. Кстати, что ты собираешься делать с его телом?
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, ты должна сделать заявление, сестра все-таки. Они знают, что ты навещала его в тюрьме. Если они не смогут связаться с тобой, то подумают, что ты замешана в этом деле.
— Подумают? Да они уже давно это знают, — она резко повернулась и вышла, а уже через минуту появилась с газетой в руке.
«Тюремный инспектор допросил Бейкона, почтальона, доставлявшего письма Токованды к своей сестре. Он признал, что предупредил ее, когда полиция перехватила письмо к ней».
— В тот же момент, когда почтальон сказал мне, что письмо в руках полиции, я поняла — Токо не жилец, если только не опередить полицейских. Через своего знакомого связалась с Мейсоном, и он все устроил. Единственная проблема была в том, чтобы успеть вытащить его оттуда до появления полиции.
— У тебя хорошие друзья: почтальон, какой-то парень в Чикаго, Мейсон. Да, ни единого врага во всем свете.
— Старый ревнивец.
— Чушь, — возразил я. — Я не ревную. Встретил тебя пару недель назад и вряд ли увижу когда-нибудь в будущем.
Ее глаза сузились, она сняла свой зеленый жакет и театральным жестом перекинула его через плечо, двумя руками стянула с себя блузку и швырнула мне в лицо, а пока я избавлялся от нее, расстегнула юбку. Бюстгальтера на ней не было. Потом она освободилась от трусиков, бросила их за кровать, сделала пару шагов ко мне и замерла, широко расставив ноги и уперев руки в бедра.
— Повтори, что ты сказал, — потребовала Холидей. — Скажи мне, что завтра ты меня уже не увидишь.
Я дал ей пощечину, она с Приглушенными рыданиями упала на кровать, и я рухнул на нее сверху, понимая, что она была абсолютно права.
— Ну послушай, — начал я, пытаясь перевернуть ее на спину. — Выслушай меня.
Она судорожно сглотнула и буквально впилась в мои губы притянув меня к себе. Последнее, что я еще запомнил — это шум воды, льющейся в ванной…
Спешащие на работу люди заполнили автобус. Я опустил свой десятицентовик в кассу и протиснулся в заднюю часть салона, держа в руках бумажный коричневый пакет с едой, и всем было ясно, что я тоже направляюсь на работу. Первые страницы газет по-прежнему занимали сообщения о нашем побеге, но передовицы уже переключились на морскую катастрофу. «Эйкрон» затонул во время шторма где-то у берегов Нью-Джерси с семьюдесятью тремя членами экипажа и пассажирами на борту, включая командующего военно-воздушными силами, контрадмирала Мофетта. Все разговоры были только об этом. На меня никто не обращал внимания, и мой коричневый пакет был, пожалуй, не нужен. Я сошел на углу с шестью или семью другими пассажирами и направился к гаражу, как будто все годы только этим и занимался.
Джинкс с Мейсоном поджидали меня в конторе.
— Хочу тебя предупредить, — начал Мейсон, — не стоит терять времени впустую.