Ознакомительная версия.
— Видите, вот ее следы, — продолжал он через некоторое время, указывая на разные места.
Кое-кто из присутствующих тоже встал на колени, чтобы получше рассмотреть. Несколько человек даже увидели что-то, но большинство в сомнении покачивали головами и говорили, что на досках пола едва ли можно разглядеть чьи-либо следы, а уж особенно детские. Стильман между тем вышел из хижины и, держа фонарь над самой землей, повернул влево.
— Теперь я знаю направление, — сказал он, — возьмите кто-нибудь фонарь.
Затем он быстро пошел вперед, сопровождаемый чуть ли не всеми обитателями поселка. Так прошли с милю. Дойдя до равнины, густо заросшей кустарником, Стильман остановился.
— Погодите! — сказал он. — Здесь надо осмотреться, а то еще собьемся со следа.
Он опять поставил фонарь на землю и, осмотрев ее на расстоянии двадцати ярдов, сказал:
— Все в порядке, идем дальше!
С четверть мили шел он по кустарнику, забирая все вправо, затем опять осмотрел землю и повернул влево. После нескольких таких поворотов Арчи остановился и сказал:
— Вот здесь она сидела, бедняжка, — устала, должно быть. Подержите-ка фонарь! Видите место, где она сидела?
Но на твердой, отполированной поверхности слюдистого сланца никто ничего увидеть не мог. Несчастная мать упала на колени и как безумная стала целовать то место, все время причитая.
— Где же она все-таки? — спросил кто-то. — Очевидно, что здесь ее нет.
Арчи опять взял фонарь и стал осматривать землю, но и он спустя некоторое время встал в тупик.
— Не понимаю, — сказал он. — Она была здесь — это точно, но она отсюда никуда не уходила — это так же точно. А между тем ее здесь нет! Не понимаю!
Тогда мать пропавшей девочки вновь заголосила:
— Ах, Матерь Божья! Ах, святые угодники! Ее, видно, крылатое чудовище унесло! Я никогда больше не увижу мою девочку!
— Не переживайте, — успокоил ее Арчи, — мы ее найдем! Не унывайте, сударыня!
— Да благословит тебя Бог за эти слова, Арчи Стильман! — И мать, схватив руку юноши, с жаром ее поцеловала.
В этот момент Петерсон, новичок, насмешливо зашептал на ухо Фергюсону:
— До чего же ловкое представление ты разыграл — отыскать это место! Хотя стоило ли тащиться в такую даль? Любое другое место подошло бы с тем же успехом, нет?
Фергюсона возмутили эти намеки, и он запальчиво возразил:
— Выходит, по-твоему, ребенка здесь вовсе не было? А я говорю — был, и если ты нарываешься на неприятности, то…
— Ладно! — воскликнул вдруг Арчи Стильман. — Идите сюда, взгляните! Он же все время был у нас перед самым носом, а мы его не заметили!
Толпа ринулась к месту, где якобы отдыхал ребенок, и много пар глаз тщетно пытались разглядеть что-либо там, куда указывал палец Арчи. Последовала пауза, завершившаяся всеобщим вздохом разочарования. Затем Пат Райли и Хэм Сэндвич в один голос воскликнули:
— О чем ты, Арчи? Тут же ничего нет!
— Ничего? А это, по-вашему, что? — И Арчи быстро обвел пальцем какой-то контур. — Ну, теперь узнаете? Это же след индейца Билли! Ребенок у него.
— Благодарение Господу! — вскрикнула мать.
— Возьмите фонарь, — распорядился Арчи. — Я знаю, куда идти. За мной!
Он пустился бегом, то исчезая в зарослях полыни, то вновь появляясь, и, пробежав ярдов триста, скрылся за песчаным холмом. Остальные тронулись вслед за ним и вскоре нагнали его. Он стоял и ждал их. В десяти шагах виднелась какая-то лачужка — серая бесформенная груда из тряпья и старых попон; сквозь ее щели мерцал едва заметный свет.
— Идите вперед, миссис Хоган, — сказал юноша, — вы по праву должны войти первой.
Все кинулись наперегонки с миссис Хоган к скромному жилищу индейца Билли и одновременно с ней увидели все, что происходило внутри: индеец Билли сидел на земле, возле него спал ребенок. Мать, ворвавшись в лачугу, сжала дитя в порывистом объятии, заключив в него и Арчи Стильмана, и, залившись благодарными слезами, сдавленным, прерывающимся голосом обрушила на юношу целый поток славословий и нежных эпитетов из той неисчерпаемой сокровищницы, какую являет собой ирландское сердце.
— Я — она — находить близко, — рассказывал индеец Билли, — она там спать, очень много устала, лицо мокрое. Думать, плакала. Я приносить домой, кормить, она очень много голодная, потом снова спать.
Обезумевшая от счастья мать в безграничной благодарности, презрев все ранги, облобызала и индейца Билли, назвав его «ангелом Господним в ином обличье». Индеец Билли действительно был «в ином обличье», о чем красноречиво свидетельствовало его одеяние.
В половине второго ночи все участники шумной процессии вернулись в поселок, распевая «Когда Джонни идет домой» и размахивая фонарями. Затем все собрались в трактире, так что начало утра превратилось в конец веселой ночи.
На следующее утро по всему поселку молнией разнеслось неожиданное известие: в таверне остановился в высшей степени приличный джентльмен, указав в книге для проезжающих известное всей Америке имя: Шерлок Холмс. Новость эта передавалась из хижины в хижину, с участка на участок. Все бросали работу и спешили к тому месту, на котором теперь сосредоточился общий интерес. Какой-то рудокоп, проходя мимо участка Пата Райли, находившегося рядом с участком Флинта Бакнера, крикнул тому об удивительной новости. Услышав имя Холмса, Фетлок Джонс вздрогнул и пробормотал про себя:
— Дядя Шерлок!.. Вот принес черт не вовремя.
Подумав немного, он, однако, успокоился.
— Разве я не знаю, что он удачно открывает только те преступления, которые сам же заранее задумал да нанял или подговорил кого-нибудь исполнить… А тут, сэр, дело будет сделано чисто! Не подкопаетесь! Нет, сэр, все уже готово, и следов никаких не будет. Или открыться ему? Да нет, это было бы слишком рискованно. И без его помощи Флинт Бакнер переселится сегодня в лучший мир. Будьте уверены! Вот только не захотел бы дядя Шерлок поговорить со мной сегодня о домашних делах, — продолжал Фетлок, подумав немножко. — А мне нужно быть к восьми часам дома. Как бы мне от него отделаться?
На этот раз Фетлоку пришлось поломать голову довольно долго, но в конце концов он сказал себе:
— Мы пойдем с ним гулять, и я брошу его на одну минутку под каким-нибудь предлогом. Самый лучший способ сбить сыщика со следа состоит в том, чтобы заставить его самого участвовать в подготовке дела. Я так и поступлю — возьму его с собой.
Тем временем площадь перед таверной вся заполнилась обывателями, желавшими хоть одним глазком взглянуть на знаменитость. Но знаменитость не показывалась. Еще никому, кроме Фергюсона, кузнеца Джека Паркера да Хэма Сэндвича, увидеть ее не удалось. Эти энтузиасты пробрались через кладовую трактира на маленький дворик, куда выходили окна комнаты, занимаемой Шерлоком, и смотрели на легенду в щели занавесок. Сначала последние были опущены, но потом Шерлок поднял их, к величайшей радости и даже благоговейному страху своих почитателей, очутившихся, таким образом, чуть ли не лицом к лицу с необыкновенным человеком, обретшим благодаря своим подвигам всемирную славу. Вот он сидит! Уже не миф, не тень, не легенда, а живое существо во плоти и крови! Кажется, протяни руку, и можно до него дотронуться!
— Посмотрите на его голову! — шепнул Фергюсон. — Боже милостивый! Вот голова!
— Еще бы! — ответил кузнец. — А нос-то, нос! А глаза! Интеллекта-то в них сколько, не правда ли? Ума палата!
— Но как бледен! — вставил Хэм Сэндвич. — Это от мыслей, вот отчего! Наш брат и не знает, что такое мысль!
— Откуда ж нам знать, — проворчал Фергюсон, — у нас, кроме ерунды, и в голове-то ничего не бывает.
— Вы правы, Фергюсон. А брови-то, брови как сдвинуты! Это значит, он теперь погрузился футов на сто в самую сердцевину какого-нибудь дела. Уж он даром не задумается, разумеется! А вы мотайте себе на ус. Уж, наверно, тут дело идет о каком-нибудь трупе! Не был бы он так важен и торжественен! Не иначе! Кому же и думать о трупах, как не человеку, который сам четыре раза умирал. Это, сэр, даже историки описали! Три раза умирал естественной смертью и один раз случайной. Говорят, от него могилой пахнет и он… Тсс! Смотрите, смотрите! Вон он обхватил свой лоб рукой, большой палец на одном виске, а указательный на другом. Значит, уж и думать-то невмоготу! Вы как полагаете? Мысль-то ведь тоже в пот вогнать может!
— Еще бы!.. А теперь смотрит на небо и крутит усы…
— Глядите-ка — встал и точно моток разматывает! Вишь — правой-то рукой вокруг левой…
— Морщится, это он никак не может добраться до улики…
— Держи карман — не может! Вот уж он улыбается. Словно тигр какой-нибудь… Это он, братцы, должно быть, открыл, в чем дело! Точно открыл!
— Да-а… не хотел бы я быть на месте того, за кем он теперь охотится!
Ознакомительная версия.
