– Вперед! – скомандовал я. – Гони во всю прыть!
Берта ощупью искала выключатель. Я ударил ее по руке, схватился за кнопку выключателя и выдернул ее совсем. Мы двигались наугад. Берта нервничала, машина дергалась, ради предосторожности я положил руку на руль, слегка поворачивая его. Наконец Альта тоже подъехала к перекрестку. Как раз зажегся красный свет. У нас появился шанс догнать Альту и пристроиться позади нее. Берта перевела дух. Я пересел на место водителя.
Вспыхнул зеленый свет. Альта рванулась вперед так резко, словно ей угрожали пистолетом. Следом прогромыхали мы. Кто-то закричал, требуя включить фары, но я продолжал ехать вслепую, надеясь влиться в поток транспорта. Вскоре нам это удалось. Я включил фары и стал маневрировать, стараясь держаться слева от цели и позади нее.
Берта все еще извинялась, голос ее дрожал.
– Мне бы послушаться тебя, дорогой. Ты ведь всегда бываешь прав. О, почему ты не заставил меня слушаться!
Я был поглощен своим делом водителя и ничего не ответил.
Но Берта продолжала гнуть свою линию:
– Дональд, ты вряд ли когда-нибудь поймешь меня. Много лет мне приходилось биться за существование. Считала каждый никель. Бывали времена, когда я позволяла себе тратить лишь пятнадцать центов в день на еду. Знаешь ли, Дональд, что для меня тяжелее, невыносимее всего? Тратить деньги. Когда я начала немного зарабатывать и кое-что откладывать, я снимала с банковского счета сто долларов в месяц и прикидывала, что на них куплю. Но к концу месяца у меня все равно оставалось семьдесят или восемьдесят долларов. Я просто не могла заставить себя их потратить! Если годами живешь трудно, тяжело, в нужде и деньги слишком много значат для тебя, что-то происходит с твоей психикой. И этого нельзя преодолеть.
– Я преодолел, – возразил я.
– Я знаю, дорогой, но ты молод и умен. У Берты нет ни того, ни другого. Ее дело – оставаться на своем месте и «подавать мячи», и, я тебе скажу, успех всегда дается мне нелегко. В тебе есть то, чего во мне никогда не было, Дональд. Ты гибкий. Надавишь на тебя, ты согнешься, но потом распрямишься снова. Положи какой-нибудь груз на меня, я его сброшу. Но если не сумею справиться с ним, я не согнусь – я сломаюсь.
– Ладно, – сказал я. – Забудь.
– Куда она направляется, дорогой?
– Не знаю.
– Что она намерена делать?
– Не знаю и этого. Нас прогнали с позором, лишили ста долларов в день. Нам нечего делать. У нас теперь, по крайней мере, развязаны руки.
– Дональд, ты меня раньше никогда не подводил. Ты всегда придумывал какой-нибудь фокус, который нас выручал.
– Помолчи, – огрызнулся я. – Я пытаюсь делать это сейчас.
Это было нелегкое занятие – следовать за Альтой в потоке транспорта. Все, что требовалось ей, – это плавно нажимать на педаль газа, и машина легко преодолевала открытое пространство, которое тотчас замыкалось за ней. Мне же приходилось, не отрывая ноги от педали, сохранять дистанцию, не упуская Альту из виду, и при этом постоянно маневрировать.
Альта заехала на стоянку. Я не осмелился сделать то же самое. Единственное пригодное для парковки место находилось перед пожарным гидрантом.
– Припаркуемся здесь, – сказал я Берте. – Если нас зацапают, – не удержался я от колкости, – предъявишь счет Эшбьюри: пусть оплатит расходы на такси. А теперь ступай вниз к Седьмой улице, я пойду к Восьмой. Когда Альта покинет стоянку, она неминуемо повернет либо туда, либо сюда. Если она пойдет по направлению ко мне, не пытайся ее преследовать. Если направится в твою сторону – я не пойду за ней. Тот, кто останется без дела, возвращается к машине и ждет.
– Хорошо, дорогой. – Берта была кротка, как овечка.
Вылезать из машины – для Берты всегда тяжелый труд. Она и тут извивалась и корчилась, выталкиваясь из машины. Я не стал помогать ей. Открыл дверцу, вылез сам и быстро пошел по улице.
Берта не отошла от машины и двадцати ярдов, как появилась Альта и направилась в мою сторону. Я нырнул в первый же дверной проем и затаился там. Альта, по-видимому, предполагала, что за ней могут следить. Она часто оглядывалась, но, завернув за угол, решила, очевидно, что путь свободен. Я осторожно пошел следом. Посреди квартала находился дешевый отель, она юркнула туда. Я выждал, пока она пройдет через вестибюль, затем тоже вошел в отель и приблизился к табачному киоску. Я наблюдал за табло над лифтом, когда высвечивало этажи. Лифт остановился на четвертом.
Девушка за прилавком была блондинкой с жесткими вьющимися волосами. По цвету и фактуре они напомнили мне случайно виденный у одного коммивояжера кусок пеньковой веревки – ею пользовался палач в Сан-Квентине[2]. Светлобровая, с большими зелеными глазами, она старалась сохранять невинный облик девственницы начала века. Губки бантиком, бровки подняты, длинные ресницы скромно опущены – ни дать ни взять котенок, отважившийся вылезти из тесной кладовки в гостиную.
– Послушай, сестренка, – обратился я к ней. – Я торговый агент. У меня с собой список товаров, которые я могу предложить «Этли эмьюзмент корпорейшн». Но прежде мне нужно получить одну информацию. Здесь, в этом отеле, проживает игрок, который должен мне эту информацию предоставить, но я не знаю его по имени.
Отозвалась она голосом резким и хриплым, как у политика после выборов:
– Мне-то что до этого?
Я вытащил из кармана десять долларов – из денег на экстренные расходы.
– Это девушке, которая знает ответы на все вопросы, – объявил я.
Она скромно опустила глаза. Рука с алыми ногтями скользнула по прилавку к банкноту. Я прикрыл его ладонью.
– Но ответ должен быть правильным.
Она наклонилась ко мне.
– Том Хайленд, вот кто вам нужен.
– В каком номере он живет?
– Двадцатый, на седьмом этаже, – не очень уверенно сказала она.
– Повтори еще разок.
Она надулась, задрав нос и подбородок.
– Ну, что ж, в таком случае… – протянул я, свертывая банкнот и пряча его в карман. Она взглянула на лифт и вновь склонилась ко мне, прошептав:
– Джед Рингоулд, четвертый этаж, номер девятнадцать. Только, ради бога, никому ни слова о том, что я вам сказала. И не вламывайтесь к нему без стука. Его красотка только что поднялась наверх.
Я отдал ей десятку.
Портье пристально смотрел на меня, поэтому я еще немного покружил вокруг киоска.
– Что с ним такое? – поинтересовался я.
– Ревность, – ответила она с гримаской.
Я постучал по прилавку рукой в перчатке.
– О’кей, – сказал я, – дайте мне парочку пачек вот этих.
Взяв сигареты, я приблизился к конторке портье:
– Покер вконец измотал меня. Хочу улизнуть на пару часиков и поспать, а затем вернуться к игре. У вас есть что-нибудь подходящее, скажем, на четвертом этаже?
– Семьдесят первый номер.
– Где он находится?
– Угловой.
– Не подойдет.
– Двадцатый?
– Братец, я немного суеверен в отношении чисел, – сказал я. – Четвертый этаж, двадцатый номер – звучит неплохо, только это четное число. Не свободны ли семнадцатый, девятнадцатый или двадцать первый?
– Могу предложить двадцать первый.
– Сколько?
– Три доллара.
– С ванной?
– Конечно.
Я вынул и положил на конторку три доллара. Он нажал кнопку звонка и позвал:
– Бой!
Из лифта вышел мальчик. Портье вручил ему ключ и обратился ко мне:
– Вам следует зарегистрироваться, мистер… э?..
– Смит, – представился я. – Джон Смит. Запишите. Я иду спать.
Мальчик, заметив, что я без багажа, посмотрел на меня искоса. Я протянул ему двадцать пять центов:
– Возьми, паренек, и улыбнись.
Он обнажил зубы, нажал на кнопку лифта и поднял меня на четвертый этаж.
– Работаешь всю ночь? – поинтересовался я.
– Нет. До одиннадцати.
– А как же лифт?
– Переходит на автоматику.
– Послушай, сынок, – вновь обратился я к нему, – я не хочу, чтобы меня беспокоили. Я долго просидел за картами и очень устал.
– Повесьте табличку на дверь, и никто вас не побеспокоит.
– Есть в отеле игроки? – осведомился я.
– Нет, но если вы хотите хорошенькую…
– Нет, – сказал я.
Вероятно, он решил, что я еще передумаю, и потому несколько помедлил, вытаскивая картонку с надписью: «Прошу не беспокоить». Затем опустил тяжелые шторы и включил свет в ванной.
Избавившись наконец от него, я повесил картонку на наружную ручку двери, запер дверь и закрыл ее на задвижку, везде выключил свет. Потом подошел к внутренней двери, ведущей в девятнадцатый номер, и, встав на колени, принялся за работу. На руках у меня были легкие перчатки.
Самое подходящее место, для того чтобы просверлить отверстие в двери комнаты отеля, – это обычно верхний угол нижней филенки. Дверь здесь тоньше, и маленькая дырочка не привлекает к себе внимания. Нож, имеющий в комплекте серповидное лезвие, может в случае нужды использоваться как сверло.
Вооруженный таким ножом, я сверлил дверь, чувствуя себя грязным соглядатаем. Но человек вынужден чем-то зарабатывать себе на хлеб, тем более когда он зависит от Берты Кул. Угрызения совести не помешали мне быстро просверлить дырочку и прильнуть к ней глазами.
