— Значит, вы тот самый подающий надежды автор, которого так расхваливал нам Джон, — сказала Расти. Голос у нее был четкий и ясный, как ее глаза. — Он даже заставил меня прочитать вашу книгу.
— Такому гамбиту я так и не научился противостоять, — отозвался Эллери. — Возникает естественный вопрос: понравилась ли она вам?
— Мне она показалась ужасно умной.
— Похоже, я замечаю червоточину в плоде.
— Ну, может быть, слишком умной. — Расти продемонстрировала свои простодушные ямочки. — Можно сказать, не по годам.
— Следи за этой девушкой, Эллери, — с обожанием произнес Джон. — Она умеет пускать кровь.
— Я уже кровоточу, — простонал Эллери.
— Быть молодым — не преступление, мистер Квин, — заметила Расти. — Преступление — показывать это.
— Я практически гемофилик, — сказал Эллери. — А эта достопочтенная леди — мать мисс Браун?
Миссис Браун выглядела как Расти в кривом зеркале парка аттракционов — с хитрыми зелеными глазами, плохими зубами и некогда рыжими, а ныне розовато-серыми волосами. От нее, как от Медузы[13], исходила почти ощутимая аура напряженности. Эллери сразу же определил в ней женщину, помешанную на чем-то до фанатизма. Она оказалась ревностной поклонницей астрологии и оккультизма, а также медиумом-любителем. Звали ее Оливетт.
— Ваш знак — Близнецы, не так ли, мистер Квин? — тут же осведомилась миссис Браун.
— Вы правы.
— Разумеется. Близнецы управляют интеллектом, а Джон говорит, что вы до ужаса интеллектуальны.
— Мама хотя и медиум, но не брезгует предварительной информацией, — сухо сказала Расти. — Дорогой, можно мне еще пунша?
— А эта молодая леди, мистер Квин, — представил Артур Крейг, — моя племянница Эллен, приехавшая из Уэлсли на каникулы. — Его лапа погладила маленькую изящную ручку. — Эллен, Джон и «Эй-Би-Си пресс» — три моих стимула к существованию. Я отметил их все моими выходными данными.
— Это издание поистине роскошно, мистер Крейг, — заметил Эллери. — Вы вырастили и эту очаровательную особу?
— Отец Эллен умер вскоре после ее рождения — он был моим единственным братом. Естественно, Эллен и ее мать переехали ко мне. У Марши было слабое здоровье, и она не могла одна воспитывать ребенка. Потом Марша тоже умерла, а я заменил Эллен отца и мать.
— Единственная в мире бородатая мать. — Эллен Крейг потянула дядю за бороду. — И уникальная во всех прочих отношениях. Вы намерены смотреть на меня свысока, мистер Квин, из-за того, что я все еще не получила диплом?
— Моя восторженная характеристика обусловлена фактами, мисс Крейг. Когда Уэлсли с сожалением расстанется с вами?
— В июне.
— Я буду там, — галантно заявил мистер Квин.
Эллен засмеялась. У нее был очень приятный смех — женственный, музыкальный и искренний. Это была высокая светловолосая девушка с тонким угловатым личиком. Эллери быстро понял, что в мисс Крейг таится немало сокровищ, и почувствовал охоту к раскопкам.
Поэтому, когда Расти и Джон отошли высматривать других ожидаемых гостей, а Крейг добродушно позволил миссис Браун увести себя для чтения гороскопа, Эллери осведомился:
— Вы не возражаете остаться в моем обществе, мисс Крейг?
— Открою вам секрет, мистер Квин. Я безнадежно влюблена в вас с тех пор, как прочла вашу книгу.
— Слава богу, что вы не считаете меня не по годам умным. — Эллери с тревогой добавил: — Вам уже исполнился двадцать один год?
Эллен рассмеялась.
— В апреле будет двадцать два.
— Тогда давайте отыщем уютное местечко у камина или еще где-нибудь, — с энтузиазмом предложил мистер Квин, — и продолжим эту увлекательную беседу.
* * *
Большой зеленый «Мармон-8» с трудом ехал по главной улице Олдервуда сквозь усиливающийся снегопад. На шинах не было цепей, а девушка за рулем вела машину крайне небрежно, заставляя своего спутника дергаться на краю сиденья.
— Ради бога, Валентина, следи за дорогой!
— Сочиняй свою симфоническую поэму, Мариус, — отозвалась девушка. — Я довезу тебя целым и невредимым.
— Самое лучшее, что ты можешь сделать, — это остановиться у гаража и надеть цепи.
— Расслабься, мы почти приехали.
Валентина Уоррен была капризной и страстной девицей, имеющей за плечами груз в виде больших театральных ролей в летнем репертуаре и маленьких — на Бродвее. Тайком она копировала внешность и манеру Джоан Крофорд и фильм «Неукротимая»[14] смотрела пять раз. Перебраться в Голливуд было для нее крестовым походом, а стать знаменитой кинозвездой — Святым Граалем[15].
Для поездки Валентина надела наимоднейшее (согласно журналу «Вог») зимнее спортивное облачение — лыжный костюм, состоящий из обшитых галуном норвежских брюк, ярко-зеленой фуфайки из шелковистого сукна и берета такого же цвета. Поверх она надела тяжелое зеленое пальто-пелерину с меховыми манжетами и воротником. Валентина предпочитала зеленый цвет, так как в сочетании с ее золотистыми волосами и белым, как мел, лицом он придавал ей облик героини греческой трагедии (какой она ее себе представляла). Чтобы рассердить Валентину, было достаточно назвать ее «забавной», поскольку серьезность была для нее идентична славе.
Если эпическая мрачность не была присуща мисс Уоррен, она до краев наполняла Мариуса Карло — молодого человека испано-итальянского происхождения с примесью ирландской крови, с душой столь же темной и шероховатой, как его кожа. Романтичный и впечатлительный, страдающий от своих физических недостатков, он был склонен к самоуничижению и говорил о себе с сарказмом.
Карло был весьма одаренным композитором, хотя и не обладавшим яркой индивидуальностью: в его музыке ощущалось воздействие Стравинского и Хиндемита. Недавно он попал под влияние австрийского модерниста Арнольда Шёнберга и начал сочинять лаконичную атональную музыку в его стиле, которую никто не желал слушать, кроме восторженной клики поэтов, художников и музыкантов из Гринвич-Виллидж, прилепившейся к нему, как плесень. На хлеб насущный Карло зарабатывал игрой на альте в симфоническом оркестре Вальтера Дамроша, чью игру вся страна слушала по Эн-би-си каждую субботу в девять вечера. Это был его крест, и, получив приглашение провести рождественские каникулы в Олдервуде, он ухватился за эту возможность и сообщил в канцелярию оркестра Дамроша, что заболел двухсторонней пневмонией.
— Пусть играют своего чертова Чайковского без меня, — заявил Карло друзьям, добавив с надеждой: — Может быть, меня уволят.
Карло родился с плоскостопием обеих ног и до сих пор был вынужден носить в обуви тяжелые супинаторы, затруднявшие походку, особенно при спешке.
— Мариус Краб — это я, — с горечью признавал он.
Валентина благополучно преодолела обледенелую главную улицу и повернула «мармон» к северной окраине города.
— Не знаешь, Мариус, что там готовится? — внезапно спросила она.
— Где именно?
— В доме, куда мы едем? Что там будет за сборище?
— Откуда мне знать? Дни, когда я пользовался доверием Джона, канули в песках времени.
— Не строй из себя Эдипа[16]. Ты знаешь, что я имею в виду. Джон что-то готовит, но что?
— Спроси у него. — Мариус уставился на заснеженную дорогу. — Надеюсь, пойло там сносное.
— Он делал какие-то таинственные намеки, — задумчиво промолвила Валентина. — На что-то важное, что должно произойти после Нового года. Интересно, что это?
Молодой человек показал зубы в подобии усмешки.
— Может, тебе лучше не знать.
— О чем ты?
— Помедленнее, черт возьми!
— Ладно. Мариус, что тебе известно?
— Ты видела Расти в последние недели?
Актриса казалась удивленной.
— Последний раз мы виделись перед Днем благодарения.
— Плутовка вся сверкает, особенно безымянный палец левой руки.
— Они помолвлены?! — воскликнула Валентина.
— По их словам, это символ дружбы. Безделушка в четыре карата.
— Думаешь, что когда мы туда доберемся...
— С Джоном возможно все, даже брак. — Мариус пожал плечами. — Кисмет[17]. Чему быть, того не миновать.
— Перестань. Я этому не верю.
— Вот как?
Валентина сверкнула на своего спутника фиолетовыми глазами, потом вновь перевела взгляд на дорогу.
— Этого можно избежать, — тихо произнесла она. — Знаешь, Мариус, ты мог бы помочь мне. Мы могли бы помочь друг другу.
Карло сердито посмотрел на нее и неожиданно рассмеялся:
— Вот стерва! Ты обо всем догадалась. Я и не думал, что это заметно.
— Ты согласен, Мариус?
Несколько секунд Карло молчал, затем пробормотал:
— Почему бы и нет? — И он поглубже закутался в пальто и шарф.
* * *
— Метель продолжается, — сообщил Эллери, когда он и Эллен остановились в прихожей, стряхивая снег с ботинок.
