— Очевидно, она просто пошла побродить, приятель, — зевнув, промолвил дежурный лейтенант в полицейском участке на Западной Сорок седьмой улице. — Идите домой и ложитесь спать.
Но Бринкерхоф продолжал взволнованно жестикулировать.
— Она никогда так не поступала, — настаивал он со своим ужасающим немецким акцентом. — Я звонил в театр, но там никто не отвечает. Пожалуйста, капитан, найдите ее!
— Ох уж эти немцы! — вздохнул лейтенант, обращаясь к стоящему поблизости детективу. — Ладно, Болди, посмотри, что там можно сделать. Если она торчит в каком-нибудь притоне, дай этому верзиле разок в челюсть.
Болди и побледневший от тревоги гигант отправились на поиски и обнаружили театр «Метрополь» запертым, как и говорил Бринкерхоф. Было почти шесть утра, начало светать, и Болди затащил Хуго в ночной ресторанчик выпить кофе. Они ждали у театра до семи, пока не явился швейцар, старый Перк, и не открыл им двери. Пройдя за кулисы в гардеробную «Атланта и компании», они нашли Майру висящей на одной из водопроводных труб с грязной старой веревкой, крепкой, как стальной трос, обвитой вокруг ее хорошенькой шейки.
Атлант сидел неподвижно, стиснув голову руками, и смотрел на висевшее тело жены, походя в своем молчаливом горе на древнескандинавского бога.
* * *
Когда мистер Эллери Квин пробрался сквозь оживленно болтающую толпу репортеров и детективов за кулисы и убедил сержанта Вели, находящегося за закрытой дверью гардеробной, что он в самом деле тот, за кого себя выдает, то обнаружил своего отца, инспектора Квина, в душной комнатке перед группой взволнованных артистов и служащих театра. Было только девять утра, и Эллери негодовал сквозь зубы на нечуткость убийцы, вынудившего его подняться так рано. Но ни огромный сержант, ни маленький инспектор не обратили ни малейшего внимания на его жалобы, которые сразу же прекратились, как только Эллери бросил взгляд на то, что все еще свисало с трубы.
Исполинская фигура Бринкерхофа громоздилась на стуле перед туалетным столиком его жены. Глаза его покраснели.
— Я все рассказал вам, — бормотал он. — Мы репетировали новый трюк. Потом я пошел на встречу с мистером Брегменом.
Толстый импресарио кивнул.
— Это все. Я не знаю, кто… почему…
Басом sotto voce[6] сержант Вели перечислил разрозненные факты. Эллери еще раз посмотрел на мертвую женщину. Мышцы ее бедер и ног напряглись в трупном окоченении под трико телесного цвета. Зеленые глаза были широко открыты. Тело чуть заметно покачивалось в жуткой пляске смерти.
Эллери окинул взглядом присутствующих. Болди, участковый детектив, даже покраснел от неожиданной популярности у репортеров. Высокий, худой мужчина, похожий на Гэри Купера[7] и скручивавший сигарету рядом с Брегменом, «поющий ковбой» Текс Кросби, прислонившись к грязной стене, с суровой неприязнью взирал на Великого Горди. У Горди были напомаженные черные усы, ястребиный нос, черные глаза и длинные, оливкового цвета пальцы. Под усталыми глазами комика Сэма темнели круги — он выглядел так, будто нуждался в выпивке. А вот Джо Келли, администратор, явно в ней не нуждался — от него пахло как от пивоваренного завода, и он бормотал себе под нос какую-то пьяную ругань.
— Сколько времени вы были женаты, Бринкерхоф? — спросил инспектор.
— Два года. Мы поженились в Индианаполисе, герр инспектор.
— До того ваша жена когда-нибудь была замужем?
— Nein.
— А вы раньше были женаты?
— Nein.
— У нее или у вас были какие-нибудь враги?
— Gott, nein![8]
— Вы с ней были счастливы?
— Как два голубка, — пробормотал Бринкерхоф.
Эллери приблизился к трупу и посмотрел вверх. Запястья и лодыжки с напряженными венами были стянуты испачканными губной помадой полотенцами. Ступни болтались на расстоянии ярда от пола. У одной из стен стояла старая стремянка — взобравшись на нее, можно было легко перебросить через водопроводную трубу веревку и подвесить на ней тело.
— Стремянку нашли у этой стены? — шепотом спросил Эллери у сержанта, остановившегося рядом и с интересом разглядывавшего труп.
— Да. Она обычно стоит у распределительного щита.
— Тогда это не самоубийство, — заявил Эллери. — По крайней мере, уже кое-что.
— У нее хорошенькая фигурка, — с одобрением произнес сержант.
— Ты просто упырь, Вели! Хорошенькая не фигурка, а проблема.
Грязная веревка словно заворожила Эллери. Она была дважды туго обмотана вокруг шеи убитой, скрывая кожу, как железное ожерелье женщин Убанги.[9] Под правым ухом виднелся крупный узел; еще один узел прикреплял веревку к трубе сверху.
— Откуда взялась эта веревка? — внезапно осведомился Эллери.
— Из старого сундука за кулисами. Он уже много лет стоит в бутафорской. Какой-то артист оставил его там. Хотите взглянуть?
— Верю вам на слово, сержант. Значит, в бутафорской?..
Отойдя к окну, Эллери снова посмотрел на присутствующих.
Бринкерхоф продолжал бормотать, как счастливы они были с Майрой и что он сделает с этим verfdammter Teufel,[10] который свернул ее хорошенькую шейку. Его кулачища судорожно сжимались и разжимались.
— Она была как цветок, — сдавленно вымолвил он.
— Чушь! — фыркнул администратор Джо Келли, пошатываясь, как боксер, получивший сильный удар. — Она была обычной шлюшкой, инспектор. Уж я-то знаю! — И он скверно усмехнулся.
— Шлюшкой? — с трудом переспросил Бринкерхоф, поднимаясь со стула. — Что это значит?
Комик Сэм быстро заморгал отечными веками.
— Ты спятил, Келли, — быстро сказал он. — Что ты болтаешь? Он просто пьян, шеф.
— Я пьян? — сердито возопил Келли. — Тогда спросите у него! — И он ткнул пальцем в сторону высокого ковбоя.
— Что вы имеете в виду, Келли? — осведомился инспектор. — Что у миссис Бринкерхоф была интрижка с Кросби?
Бринкерхоф зарычал, как рассвирепевшая горилла, и рванулся вперед, протягивая длинные руки к горлу ковбоя. Сержант Вели ухватил гиганта за запястье и заломил его руку за спину; подскочивший Болди вцепился ему в другую руку. Бринкерхоф отчаянно вырывался, не сводя глаз с худого мужчины, который хотя и побледнел, но не сдвинулся с места.
— Убери его, — приказал сержанту инспектор. — Пусть побудет за дверью с парой ребят, пока не успокоится.
Тяжело дышавшего акробата с трудом выволокли из комнаты.
— А теперь, Кросби, выкладывайте.
— Выкладывать нечего, — спокойно ответил ковбой, прищурив глаза. — Я техасец, и меня не так легко испугать, мистер Коп. Бринкерхоф — просто тупоголовый немец. А что касается этого пьяницы, — Кросби бросил злобный взгляд на Келли, — то лучше бы он держал язык за зубами.
— Он лжет! — завизжал Келли. — Не верьте ему, шеф! Эта маленькая потаскушка даром времени не теряла. Всю дорогу от Чикаго до Бостона она дурачила своего тупицу мужа!
— Вы сказали достаточно, — холодно произнес Великий Горди. — Неужели вы не видите, инспектор, что этот человек пьян и сам не знает, что говорит? Майра была просто… ну, компанейской. Она могла пару раз выпить тайком с Кросби или со мной — Бринкерхофу это не нравилось, поэтому она никогда не пила при нем, — но тем дело и заканчивалось.
— Вот как? — буркнул инспектор. — Так кто же из вас лжет? Если вам что-нибудь известно, Келли, говорите!
— Я знаю то, что знаю, — ухмыльнулся администратор. — А вот Великий Горди мог бы вам порассказать об этой малышке. Он ведь отбил ее у Кросби всего недели две назад.
— Тихо, вы, оба! — рявкнул старый джентльмен, когда техасец и усатый брюнет одновременно вскочили. — Откуда вы об этом знаете, Келли?
Мертвая женщина продолжала покачиваться в беззвучном танце.
— Я слышал, как Текс орал на Горди, что тот увел у него бабу, — отозвался Келли. — А только вчера я видел, как Горди тискал ее за кулисами. Прямо классическая борьба, а, Горди?
Никто не произнес ни слова. Пальцы высокого ковбоя побелели, а фокусник тяжело дышал. Затем дверь открылась, и вошли двое — ассистент главного медицинского эксперта доктор Праути и крупный неуклюжий мужчина с обветренным лицом.
Все расслабились.
— Наконец-то, док, — проворчал инспектор. — Только не прикасайтесь к ней, пока Брэдфорд не обследует узел на трубе. Возьмите стремянку, Брэдфорд.
Второй пришедший установил стремянку, взобрался наверх, к болтающемуся телу, и осмотрел узлы за ухом женщины и на трубе. Доктор Праути придерживал труп за ноги.
Вздохнув, Эллери начал бродить по комнате. Никто не обращал на него внимания — все следили за двумя экспертами.
Эллери что-то беспокоило, но он никак не мог понять, что именно. Возможно, сама аура напряжения, исходившая от безмолвной женщины в трико.
