Джордж пожал плечами:
— Вчера я встретил в деревне хозяина. Он сказал, что вы вместе с ним едете завтра в Лондон и неизвестно когда вернетесь.
— Чепуха! — рассмеялась Аликс. — Должно быть, вы что-нибудь не так поняли.
И все-таки ей захотелось узнать, что же Джеральд сказал в действительности. Ехать в Лондон? Ей никогда в голову не приходило еще раз побывать в Лондоне.
— Ненавижу Лондон, — вдруг вырвалось у нее.
— А-а, — спокойно протянул Джордж, — наверное, я и вправду что-нибудь не так понял, а все же… Он ведь ясно сказал. Ну, я рад, что вы остаетесь. Я против того, чтоб разъезжать, а в Лондон меня и не тянет. Делать мне там нечего. Слишком уж там много сейчас автомобилей. А как только человек покупает машину, он уже не может оставаться на одном месте. Вот и мистер Эймз, бывший хозяин этого дома, прекрасный был, спокойный такой джентльмен, пока не купил машину. Не прошло и месяца, как он объявил о продаже дома. Он ведь потратил на него кругленькую сумму и кран в каждой спальне, и электричество провел, и все такое. «Вы никогда не увидите своих денег», говорю ему. А он мне отвечает: «Зато я получу за дом две тысячи чистенькими». Так оно и вышло.
— Он получил три тысячи, — улыбаясь, поправила старика Аликс.
— Две тысячи, — повторил Джордж. — все еще тогда только и говорили что об этой сумме.
— Да нет же, он получил три тысячи, — настаивала Аликс.
— Женщины ничего не понимают в цифрах, — стоял на своем Джордж. — Ведь не будете же вы утверждать, что мистер Эймз имел наглость требовать с вас три тысячи?
— Он не со мной разговаривал, а с мужем.
Джордж снова склонился над клумбой.
— Цена была две тысячи, — упрямо повторял он.
Аликс не стала с ним спорить. Она пошла к одной из дальних клумб и стала собирать цветы. Возвращаясь домой с душистым букетом, она вдруг заметила какой-то маленький предмет темно-зеленого цвета, выглядывавший из-под листьев. Она подняла его — это оказалась записная книжка ее мужа. Она открыла ее и с интересом стала читать записи.
Почти с самого начала их семейной жизни она заметила, что Джеральд, эмоциональный и импульсивный по натуре, отличался необыкновенной аккуратностью и методичностью. Для него было очень важно, чтобы они ели строго в одно и то же время, и он всегда аккуратно распределял все свое время на каждый следующий день.
Просматривая книжку, она наткнулась на запись, показавшуюся ей забавной. Запись была датирована 14 мая и гласила; «Женитьба на Аликс. Церковь Св. Петра, 2.30».
«Глупенький», — улыбнулась Аликс, переворачивая страницу. И вдруг «среда, 18 июня». Да это же сегодня! Аккуратным, четким почерком Джеральда было написано: «9 ч. вечера». И больше ничего. «Что это он собирается делать в 9 ч. вечера?» — удивилась Аликс. И улыбнулась, подумав, что если бы у Джорджа была какая-нибудь любовная история, то уж эта записная книжка рассказала бы ей все. В ней непременно было бы имя той, другой женщины. Она лениво перелистала последние страницы, где были какие-то даты, непонятные деловые записи и только одно женское имя — ее собственное. И все же, положив книжку в карман и продолжая свой путь к дому, она почувствовала, что ее охватывает смутное беспокойство. Она так ясно вспомнила слова Дика, как будто бы сейчас он стоял рядом с ней и говорил: «Этот человек тебе совершенно чужой. Ты о нем ничего не знаешь!»
И правда. Что она знала о нем? А ведь Джеральду сорок лет, у него, конечно, были женщины до нее…
Она не хотела об этом думать. У нее сейчас, более неотложные дела.
Нужно ли мужу рассказывать, что звонил Дик Виндифорд? Очень возможно, что Джеральд мог встретиться с ним а деревне. Тогда, придя домой, он непременно упомянул бы об этом, и дело уладилось бы само собой. Или… Аликс поняла, что не имеет ни малейшего желания рассказывать мужу об этом. Ведь если она скажет ему, он обязательно пригласит Дика прийти к ним. Тогда ей пришлось бы объяснять, что Дик сам собирался их навестить, но она под благовидным предлогом отказала ему. И тогда Джеральд спросит, зачем она это сделала, что она скажет? О своем странном сне? Но он только посмеется или хуже подумает, что она придавала этому визиту какое-то значение, хотя на самом деле он ничего особенного для нее не представлял.
В конце концов, мучаясь от стыда, она решила ничего не говорить.
Это была ее первая тайна от мужа, и ей стало не по себе.
Незадолго до ужина, услышав, что Джеральд возвращается, она поспешила на кухню и притворилась, что очень занята приготовлением еды, чтобы скрыть свое смущение.
Сразу же было ясно, что Джеральд не видел Дика Виндифорда. Аликс почувствовала облегчение и в то же время растерянность — она ничего не скрывала от мужа (раньше). Только после неприхотливого ужина, когда они оба сидели в отделанной дубом столовой, через распахнутые окна которой проникал душистый ночной воздух, Аликс вспомнила о записной книжке.
— А вот чем ты поливал сегодня цветы, — сказала она и бросила книжку ему на колени.
— Наверное, уронил где-нибудь в саду.
— Да. И теперь я знаю все твои секреты.
— Невиновен, — покачал головой Джеральд.
— А что за любовное свидание ты назначил на девять часов сегодня вечером?
— Ах, это… — В первый момент он казался ошеломленным, но через секунду весело улыбнулся, как будто вспомнил что-то смешное. — Это любовное свидание с очень красивой девушкой, Аликс. У нее каштановые волосы и голубые глаза, и она очень похожа на тебя.
— Не понимаю, — сказала Аликс с наигранной серьезностью. — Ты уклоняешься от ответа.
— Нет. Собственно говоря, я написал это, чтоб не забыть проявить сегодня несколько негативов. Я хочу, чтоб ты мне помогла.
Джеральд Мартин был заядлым фотографом. У него был фотоаппарат, правда, немного старомодный, но с отличными линзами, и он проявлял пластинки в подвале, который приспособил под фотолабораторию.
— И это нужно сделать точно в девять часов, — подразнила мужа Аликс.
— Дорогая моя девочка, — в его голосе чувствовалось раздражение, — все всегда следует точно планировать. Тогда и работу свою сделаешь как надо.
Некоторое время Аликс сидела молча, наблюдая за мужем. Запрокинув голову на спинку стула, он курил: резкие линии его чисто выбритого лица четко вырисовывались на темном фоне.
Внезапно непонятный страх охватил ее, и она, не удержавшись, воскликнула:
— О, Джеральд, как бы я хотела знать о тебе больше!
Он удивленно воззрился на нее.
— Но, Аликс, дорогая, ты же все знаешь обо мне. Я рассказывал тебе о своем детстве в Нортумберленде, о своей жизни в Южной Африке и о том, как десять лет жил в Канаде, где мне повезло и я разбогател.
— Это все дела! — усмехнулась Аликс.
— А-а, знаю, о чем тебе хотелось бы знать! — внезапно рассмеялся Джеральд. — Все вы, женщины, одинаковы. Ничто не интересует вас так, как личные дела.
Почувствовав, что у нее пересыхает в горле, Аликс невнятно пробормотала:
— Но, были же у тебя другие женщины. Я хочу сказать… если бы я знала…
Она замолчала. Джеральд нахмурился; когда он заговорил, в голосе его не было и тени добродушия.
— Ты веришь, Аликс, в эту… «комнату Синей Бороды»? В моей жизни были женщины; да, я этого не отрицаю. Да ты бы мне и не поверила, если б я вздумал отрицать. Но я могу поклясться, что ни одна из них не значила для меня так много, как ты.
Искренность, прозвучавшая в его голосе, успокоила Аликс.
— Удовлетворена? — улыбаясь, спросил он. Во взгляде его сквозило любопытство. — Что заставило тебя говорить об этих вещах именно сегодня?
Аликс встала и начала беспокойно ходить по комнате.
— Сама не знаю. Я весь день нервничала.
— Странно, — вполголоса, как бы про себя, пробормотал Джеральд. — Очень странно, — повторил он.
— Почему странно?
— Девочка моя дорогая, не смотри на меня так. Я только сказал, что это странно, потому что обычно ты такая спокойная и ласковая.
Аликс через силу улыбнулась.
— Сегодня все, как нарочно, меня раздражает, — призналась она. — Старый Джордж еще вбил себе в голову, что мы собираемся ехать в Лондон. Он сказал, что узнал об этом от тебя.
— Где ты его видела? — резко прозвучал голос Джеральда.
— Он пришел поработать сегодня за пятницу.
— Проклятый старый дурень, — рассердился Джеральд.
С удивлением Аликс увидела, как исказилось лицо Джеральда. Она никогда не видела его таким злым. Заметив ее изумление, Джеральд попытался овладеть собой.
— Но он действительно выживший из ума старый дурень, — повторил он.
— Что такого ты мог ему сказать, что он так подумал?
— Я? Я ничего не сказал. По крайней мере… а-а, да, вспомнил. Я как-то вскользь пошутил, что мы едем в Лондон, а он принял это всерьез. А может, просто не расслышал. Ты, конечно, объяснила ему?
— Ну да. Но он принадлежит к такому сорту стариков, которые, если уж вобьют себе что-нибудь в голову, так уж их ни за что не разубедить.
