Ознакомительная версия.
Она накинула халат и пошла открывать. Это было для нее естественней, чем просто крикнуть: «Войдите!»
В коридоре стоял Джордж. Она сразу поняла, что он еще не ложился, так как на нем был вечерний костюм. Он был весь красный и тяжело дышал.
– Айрис, спустись ко мне в кабинет. Мне нужно с тобой поговорить. Я должен с кем-то поговорить.
Недоумевая, Айрис, еще полусонная, последовала за ним.
Войдя в кабинет, он плотно затворил дверь и указал ей место за столом – напротив себя.
Затем он пододвинул к ней портсигар, взял сигарету сам и зажег ее дрожащей рукой.
Айрис была не на шутку встревожена его видом.
– Что-нибудь случилось?
Он заговорил, с трудом переводя дыхание, как после быстрого бега:
– Я больше не могу один, не могу держать это в себе. Скажи, что ты думаешь об этом. Неужели это правда? Неужели такое возможно?
– Но о чем ты говоришь, Джордж?
– Ты должна была хоть что-то заметить, что-то увидеть. Не может быть, чтобы она ничего не сказала. Была ведь какая-то причина.
Она смотрела на него с недоумением. Он провел рукой по лбу.
– Я вижу, ты не понимаешь, о чем речь. Не смотри на меня так испуганно, детка. Ты должна мне помочь. Постарайся вспомнить все, что можешь. Я, наверно, говорю очень бессвязно. Но сейчас тебе все станет ясно, как только ты прочтешь письма.
Он отпер один из боковых ящиков стола и достал два листка бумаги.
Бледно-голубые листочки – мелкие, аккуратные печатные буквы.
– Прочти, – сказал он, протягивая ей один листок. Айрис пробежала его глазами. Две ясные четкие фразы, не допускающие разнотолков:
«Если вы думаете, что ваша жена кончила жизнь самоубийством, вы ошибаетесь. Она была убита».
Айрис взяла в руки второй листок.
«Ваша Розмэри не покончила с собой. Она была убита».
Айрис сидела в оцепенении, не сводя глаз с листков. До нее снова донесся голос Джорджа:
– Я получил их примерно три месяца назад. Вначале мне показалось, что это шутка, жестокая, гнусная шутка. А потом я стал думать, стал спрашивать себя, почему же Розмэри покончила с собой.
– Депрессия после гриппа, – машинально повторила Айрис давно затверженную фразу.
– Знаю-знаю, но ты только вдумайся! И сразу поймешь, что это какая-то чушь! Ведь сотни людей болеют гриппом, а потом чувствуют упадок сил – ну и что?
– Но, может быть, она была несчастлива, – с трудом выдавила из себя Айрис.
– Вполне возможно. – Джордж отнесся к ее словам спокойно. – И все-таки не представляю, чтобы Розмэри наложила на себя руки только оттого, что она несчастлива. Она могла грозиться покончить с собой, но решилась бы вряд ли…
– И тем не менее решилась. Как иначе все это можно объяснить? У нее даже яд нашли в сумочке.
– Я знаю. Вроде бы все указывало на самоубийство. Но с тех пор, как я получил вот это, – он пальцем постучал по письмам, – я начал снова все сопоставлять. Чем больше я об этом думал, тем больше убеждался в том, что тут что-то неладно. Поэтому я тебя и спрашивал, не было ли у Розмэри врагов, не говорила ли она тебе, что кого-то боится. Если ее убили, должна же быть какая-то причина.
– Джордж, ты сошел с ума!
– Иногда мне и самому так кажется. Но временами я чувствую, что я на верном пути. Нет, я должен узнать, должен докопаться до истины. Ты должна мне помочь, Айрис. Ты тоже должна подумать и вспомнить. Именно вспомнить. Мысленно вернуться к тому вечеру. Еще и еще раз. Ты ведь понимаешь, что если она была убита, то сделать это мог только один из сидевших за столом. Это тебе понятно?
Да, это ей было понятно. Хватит гнать от себя непрошеные мысли. Она должна снова все вспомнить: музыка, барабанная дробь, притушенные огни, очередной номер эстрадной программы, снова яркий свет и… Розмэри, рухнувшая на стол, с посиневшим, конвульсивно дергающимся лицом.
Айрис вздрогнула. Ей стало страшно, впервые по-настоящему страшно.
Она должна думать, должна вернуться в прошлое, вспоминать.
Розмэри… Розмарин[11] – это для памятливости[12]. Надо заставить себя вспомнить. Все, до самых последних мелочей.
В минуту короткого затишья посреди делового дня Рут Лессинг вспоминала жену своего шефа – Розмэри Бартон.
Она никогда не любила Розмэри. Но до того ноябрьского утра, когда она впервые встретилась с Виктором Дрейком, она сама не сознавала, насколько сильна ее неприязнь.
Разговор с Виктором дал толчок всем событиям, привел в движение все скрытые механизмы. Все, что она думала и чувствовала, лежало где-то на самом дне ее сознания – она сама не подозревала, что таилось в ней.
Рут всей душой была предана Джорджу Бартону. С того самого дня, когда она, самоуверенная двадцатитрехлетняя девушка, пришла наниматься к нему на службу. Она сразу же почувствовала, что он нуждается в опеке. И незаметно начала его опекать – старалась избавить от лишней траты времени и денег, а заодно от лишних неприятностей. Она подбирала ему друзей и направляла его интересы, удерживала от опрометчивых решений в делах и поощряла, когда считала, что стоит рисковать. При этом она вела себя с необыкновенным тактом, и на протяжении их многолетнего сотрудничества Джорджу ни разу не пришло в голову усомниться в том, что он имеет дело с послушной, исполнительной секретаршей, всецело покорной его воле. Ему очень нравилась ее внешность – гладкая прическа, элегантный покрой костюма, свежие крахмальные блузки и маленькие жемчужины в мочках красивых ушей, нравилось бледное, слегка припудренное лицо и светлая губная помада.
Рут, по его мнению, была образцом во всех отношениях.
Ему по душе была ее суховатая манера держаться, исключавшая какое бы то ни было проявление эмоций или фамильярности. Постепенно он привык говорить с ней о своих личных делах. Она слушала сочувственно и всегда давала какой-нибудь дельный совет.
Однако, собираясь жениться, он не спросил ее совета. Она отнеслась к браку шефа неодобрительно, но ничем этого не показала и приняла деятельное участие в приготовлениях к свадьбе, избавив миссис Марль от многих хлопот.
Первое время после свадьбы ее отношения с шефом стали чуть более официальными. Она целиком ушла в дела фирмы, которые Джордж охотно ей перепоручал.
Вскоре и Розмэри увидела, какое бесценное сокровище мисс Лессинг с ее деловой сноровкой и умением прийти на помощь в нужную минуту. Кроме того, она была неизменно любезна, приветлива и корректна.
Джордж, Розмэри и Айрис называли ее по имени, и она часто приходила к ленчу на Элвастон-сквер. Ей исполнилось уже двадцать девять лет, а выглядела она так же, как в двадцать три.
И хотя в разговорах они никогда не переступали границы деловых отношений, Рут великолепно чувствовала малейшие колебания в настроении Джорджа. Она знала, когда именно его восторженное состояние в первое время после женитьбы сменилось радостным спокойствием и когда спокойствие уступило место какому-то новому чувству, которому непросто было найти определение. Благодаря предусмотрительности Рут небрежность, которую в это время Джордж нередко допускал в мелочах, никак не отражалась на делах. И как бы ни был рассеян Джордж, Рут, казалось, никогда этого не замечала, за что он был ей бесконечно признателен.
Как-то ноябрьским утром он заговорил с ней о Викторе Дрейке.
– Я хочу попросить вас об одной услуге, Рут. Весьма неприятного свойства.
Рут взглянула на него вопросительно. Разумеется, он мог быть заранее уверен, что все будет выполнено.
– В каждой семье есть своя паршивая овца, – сказал он.
Рут понимающе кивнула.
– На сей раз это кузен моей жены. Прожженный тип. Он едва не разорил свою мать. Вынудил это глупое создание продать несколько жалких акций, которые у нее были. Свою карьеру он начал с того, что подделал чек, когда учился в Оксфорде[13]. Тогда это замяли, но с тех пор его носит по свету, и везде одно и то же.
Рут слушала без особого интереса. Ей был знаком этот тип людей. Они берутся выращивать апельсины, заводят птицефермы, нанимаются на какую-нибудь работу в Австралию или на мясокомбинат в Новой Зеландии. И толку все равно нет. Нигде они не удерживаются подолгу и каждый раз спускают деньги, которыми их ссужают заботливые родственники. Такие люди ее никогда не интересовали, она предпочитала более удачливых.
– Теперь он объявился в Лондоне, и я узнал, что он докучает моей жене. Она не видела его со школьных времен. Однако этот предприимчивый негодяй пишет ей и просит денег. Я не собираюсь больше это терпеть. Сегодня я назначил ему свидание в двенадцать часов – в отеле, где он остановился. И я хотел попросить вас пойти туда вместо меня. У меня нет ни малейшей охоты входить в какие бы то ни было отношения с этим типом. Я никогда его не видел и видеть не желаю, и не хочу, чтобы с ним встречалась Розмэри. Мне кажется, все можно прекрасно уладить на деловой основе через третье лицо.
Ознакомительная версия.
