Такой расклад нравился мне гораздо больше. Теперь мы стояли перед альтернативой: либо согласиться на взятку в пятьдесят тысяч долларов, либо отправиться за решетку.
– Простите, – нахмурившись, возразил Вульф, – но если не ошибаюсь, вы сказали, что слышали весь наш разговор?
– Да, это так.
– В таком случае, мадам, вы упустили самую суть. Я здесь сижу исключительно по одной-единственной причине: я уверен, что мистер Красицкий непричастен к убийству мисс Лауэр. Спрашивается, могу ли я, черт подери, вытащить его из тюрьмы и одновременно защитить от внимания прессы вашу семью? Нет, мадам, прошу меня простить, но это совершенно исключено. Вы совершенно правы: я пришел сюда, чтобы шантажировать вас, но цель моего шантажа – не деньги. Свою цену я уже назвал: я хочу, чтобы вы разрешили мне остаться здесь с мистером Гудвином и провести частное расследование. Если вы мне ответите отказом, я вернусь к себе домой и превращу вашу жизнь в ад, который я только что вам описал. Я прибыл к вам ненадолго и не собираюсь пробыть здесь ни минуты сверх необходимого времени. Я не требую от вас ничего невероятного, мне просто нужны правдивые ответы на вопросы, причем, как я уже сказал, в пределах разумного.
– Ах ты, поганый неподкупный шантажист! – со злобой в голосе проговорила Сибилла.
– Говорите, вы к нам ненадолго? – оживился Дональд. – Завтра к полудню управитесь?
– Нет, – твердо сказал Вульф, – я не могу вам сказать, когда точно завершу свое расследование. Однако можете быть уверены, мне хочется побыстрее уехать отсюда столь же сильно, как и вам выставить меня за дверь.
– Если нужно, я могу заплатить вам больше, – не сдавалась миссис Питкирн. – Гораздо больше. Будьте уверены, я в состоянии удвоить озвученную ранее сумму. – Она оказалась упряма, как и все женщины, и совершенно определенно была настроена заплатить нам немалые деньги.
– Нет, мадам. Сегодня вечером я сказал мистеру Гудвину, что сейчас у меня лишь одна-единственная цель – поставить точку в этом деле. Я отказался от ужина дома. Я шел сюда в кромешной тьме, через буран, воду, лес и ухабы. Я ворвался в ваш дом силой, заставил вас говорить под дулом пистолета мистера Гудвина. Теперь же я намереваюсь остаться здесь, пока не закончу расследование и не выясню правду. Альтернатива вам известна.
Миссис Питкирн поочередно посмотрела на мужа, сына и дочь. А затем тихо произнесла:
– Ну что ж. Я хотя бы попыталась.
Джозеф, продолжавший все это время стоять, наконец сел и, вперив взгляд в лицо Вульфа, резко сказал:
– Ладно, валяйте. Спрашивайте что хотели.
– Прекрасно, – облегченно вздохнул Вульф. – Пригласите сюда, пожалуйста, мистера и миссис Имбри. Мне нужны все.
Как только стало очевидно, что нас пригласят остаться на ночлег, у меня появился новый повод для беспокойства. Изначально план у нас был следующий: принудив обитателей поместья к сотрудничеству, Вульф попросит всех пройти на кухню и показать ему, где миссис Имбри хранила коробочку с морфином. Однако из-за неожиданного появления миссис Питкирн эта простая задача превращалась в достаточно серьезную проблему. Согласитесь, не слишком гуманно тащить на кухню женщину с перебитым позвоночником ради того только, чтобы она ткнула пальцем в полку, тогда как с этим может прекрасно справиться любой из трех здоровых домочадцев.
Вернее, даже не из трех, а из пяти – ведь теперь к нам присоединились мистер и миссис Имбри. Впервые я видел Веру Имбри без формы, на ней было некое подобие халата. Муж ее облачился в костюм дворецкого, который понравился мне куда меньше заляпанной маслом спецовки. Супруги выглядели одновременно сонными и напуганными, они явно не испытывали никакого восторга по поводу того, что их подняли с постели и заставили спуститься вниз. Как только они присоединились к нам, Вульф объявил, что желает посмотреть, где именно миссис Имбри хранила исчезнувшую коробочку с лекарством, и предложил всем проследовать на кухню. Судя по тону его, он рассчитывал по выражению лиц присутствующих вычислить злоумышленника, укравшего морфин с целью усыпить Дини Лауэр.
Увидев реакцию присутствующих, я понял, что пока еще плохо разбираюсь в людях. Я переживал совершенно напрасно. Хотя один человек из этой компании, бесспорно, был убийцей, все беспрекословно и даже с облегчением подчинились Вульфу: видимо, никто не ожидал, что он начнет с такой ерунды. Даже миссис Питкирн не стала протестовать и послушно отправилась вместе с остальными.
В тот самый момент, когда все двинулись на кухню, Вульф босиком подошел ко мне и сказал:
– Арчи, ты не повесишь мои носки сушиться? Обогреватель вон там. Можешь их выжать в оранжерее.
Итак, Вульф решил меня оставить здесь. Как только из гостиной вышел последний человек, я бросился в оранжерею, предусмотрительно не прикрыв дверь, и одним движением выжал носки над грядкой. Наклонившись к нише, я приподнял занавеску и прошептал:
– Ну как ты там, Сол? Не уснул?
– Ты что, рехнулся? – прошипел он.
– Ладно уж, вылезай. Миссис Питкирн решила присоединиться к нам. Дверь за собой можешь не закрывать.
Я вернулся в гостиную, проследовал к двери, за которой исчезла вся компания, и, повернувшись спиной к доносившимся издалека голосам, проследил за тем, как Сол вошел в комнату из оранжереи, стремительно метнулся к двери на другом конце гостиной и скрылся за ней. Затем я подошел к журнальной стойке и повесил на нее носки поближе к решетке обогревателя, после чего быстрым шагом направился на кухню.
Отыскав кухню, я обнаружил, что все стоят, столпившись, у открытого буфета. После того как мы мельком переглянулись, Вульф быстренько закруглился с осмотром места кражи и предложил вернуться в гостиную. По дороге Сибилла стала настаивать на том, чтобы мать немедленно отправилась к себе наверх. Безуспешно. Миссис Питкирн категорически отказалась это сделать, чему я несказанно обрадовался. Во-первых, у Сола были полностью развязаны руки, а во-вторых, теперь у него появилось столь необходимое дополнительное время. Сейчас Вульф при желании мог хоть до самого утра мариновать здешних обитателей в гостиной.
– Итак, – промолвил Вульф, снова усевшись в полюбившееся ему кресло и завернув ноги в коврик, – дело обстоит следующим образом. Если полиция не удовлетворится показаниями мистера Красицкого, – а так, скорее всего, и будет, – она обратится к вам с дальнейшими расспросами. Вполне допускаю, что подобный поворот никого не обрадует, но избежать этого не удастся. Так или иначе, сначала с вами побеседую я. Мои вопросы могут вам не понравиться, однако прошу отвечать на них максимально честно. Полиция считает, что большая часть свидетельских показаний – сплошные ложь и увертки, и с этим трудно не согласиться. Однако каждому хорошему сыщику присуща наблюдательность. Если бы все говорили только правду, даже дурак смог бы раскрыть самое головоломное преступление. Итак, приступим. Мистер Имбри, вам когда-нибудь доводилось держать в своих объятьях мисс Лауэр?
– Да, – без малейших колебаний ответил Имбри. Мне показалось, что голос его звучал излишне громко.
– Вот как? И где же и при каких же обстоятельствах это произошло?
– Ну, дело было здесь, в этом самом доме. Мне показалось, что мисс Лауэр хочется, чтобы я ее обнял. При этом она знала, что жена нас видит. А я-то нет! Ну, я и рассудил: если женщине так хочется, то дай, думаю, обниму. Чего ж не обнять?
– Это ложь! – с возмущением произнесла Вера Имбри.
Ну, вот и первый результат – жена назвала мужа лжецом. Мистер Нейл повернулся к супруге и строгим голосом произнес:
– Пойми, Вера, сейчас у нас нет выбора – надо рассказывать все как было. Когда полицейские уехали, я решил: все, допросам конец. Но ошибся. Поверь, я знаю этого сыщика, он крепкий орешек. Речь идет об убийстве, так что не стоит вешать ему лапшу на уши. Откуда мне знать, может, нас с Дини еще кто-нибудь видел, кроме тебя? Сейчас я совру, скажу, мол, никогда даже и близко к ней не подходил, а потом кто-нибудь заявит, что видел, как мы обнимались. Зачем мне это?
– В этом все и дело, – с сарказмом в голосе произнесла Сибилла. – В конце концов мы все во всем сознаемся. Давай, Нейл, раз уж начал, исповедуйся дальше.
Спустя три минуты Нейл начал изворачиваться и врать. Он утверждал, что жена, застукав его с Дини Лауэр, не приняла случившееся близко к сердцу и сочла инцидент за невинную шутку.
Так продолжалось больше двух часов. Кинув в очередной раз взгляд на циферблат, я обнаружил, что уже без пяти три. Не могу сказать, что я помирал со скуки. Мне было очень интересно наблюдать за Вульфом, который обращался с очередным вопросом то к одному, то к другому из присутствующих, словно бы виртуозно кидая мяч. Слушать ответы собравшихся и следить за их реакцией было не менее увлекательно. Однако, несмотря на то что происходящее представлялось мне весьма интересным, у меня сложилось впечатление, что мы так ни на йоту и не приблизились к разгадке. Порой, особенно когда Вульф заводил речь о растениеводстве, мне и вовсе казалось, что мы напрасно тратим время. Только представьте, он убил добрых сорок минут, выясняя, что каждый из домочадцев думает о тех или иных цветах и других растениях, а потом затеял с Джозефом спор о бегониях. Я понимал, что задумал Вульф. Поскольку показания обитателей усадьбы не стоили и ломаного гроша, я заподозрил, что он специально тянет время ради Сола, надеясь, что Пензеру, вопреки всему, удастся невозможное.
