А кроме всего прочего, от беседы с дамочкой Роджера одолела смертная скука. Ничего занимательного в ней не оказалось; куча дешевого позерства и самолюбования — типичная эгоцентричка, как доктор Чалмерс и говорил. Каждая дальнейшая минута, потраченная на нее, будет пустой тратой времени, поскольку даже как типаж она казалась преувеличением, шаржем, которым никогда бы не воспользовался ни один писатель, дорожащий достоверностью.
Дождавшись конца фразы, Роджер неожиданно спросил, что это — не музыка ли играет?
Миссис Стреттон машинально согласилась, что да, вероятно, музыка.
— Пора спускаться, — решительно произнес Роджер и устремился к двери.
У входа в зал он отвязался от своей дамы и направился к бару — выпить было необходимо. Там, за непринужденной беседой, он обнаружил Уильямсона и Колина Николсона, который прицепил бумажное жабо к нарядному жилету и изображал в таком виде Уильяма Палмера. Роджер неплохо знал Николсона, дюжего молодого шотландца, в котором футбольный форвард перевешивал заместителя главного редактора, а заядлый рыбак — их обоих, вместе взятых.
— А, Шерингэм, что, сходил проветриться?
— Здорово, Колин, что ты там, пиво пьешь? Там для ценя кружечки не найдется?
— Еще бы! Пиво, кстати, отменное. Да тут и все — первый сорт. Вы ведь знакомы с Уильямсоном, правда? Ты видел, какой у него роскошный наряд? Ну вылитый Криппен, честное слово.
Уильямсон одарил Роджера чуть виноватой, задумчивой усмешкой.
— Вы долго гуляли по крыше, а, Шерингэм?
— Да мне показалось — вечность, — откровенно признал Роджер.
— Она говорила вам, что этой ночью ее поневоле тянет заглянуть в себя?
— Говорила.
— А говорила, что порой ей кажется, что лучше бы покончить со всем этим, если бы только знать легкий способ?
— Было дело.
— И несла ахинею насчет своей чудовищной души?
— Именно что несла ахинею.
— Она сошла с ума, — торжественно изрек Уильямсон. — А теперь очередь за вами.
— Да в чем дело, старик? Эй, слушай, Рональд, спроси этих двоих, что означает вся эта чертовщина?
Рональд Стреттон шествовал к ним. Лицо его украшала широченная ухмылка.
— Эй, Шерингэм, — радостно спросил он, — что ты сделал с моей бедной невесткой? Право, ты меня удивляешь!
— Да ты о чем?
— Она только что сказала мне, что ты заманил ее на крышу и там пытался к ней грубо приставать Полагаю, не сумела выдумать ничего лучшего, чтобы объяснить, почему вы так скоро вернулись. Она призналась мне, что ты — самый отвратительный мужчина из всех, кого она знает.
— Какого черта! — вспылил взбешенный Роджер.
* 1 *
— Рональд, пойдем станцуем "апаш"! Ну пойдем, Рональд, пожалуйста! Дэвид, Рональд не хочет танцевать со мной "апаш"!
— Неужели, дорогая? Ну ничего, не огорчайся.
— Как это не огорчаться? Я хочу станцевать "апаш"! Рональд, ну ты и свинья!
Все сделали вид, что не замечают Ину Стреттон, стоящую в центре зала.
Время приближалось к часу ночи. Местный контингент, за исключением обоих врачей, отбыл с час тому назад. Вечеринка была в разгаре.
— Ну, Рональд, если ты не желаешь станцевать со мной "апаш", тогда я залезу на стропило! Дэвид, подтолкни меня.
Через всю бальную комнату тянулся мощный дубовый брус — часть конструкции, на которую опирались балки, несущие крышу. Вообще-то это было амплуа Рональда — легко подпрыгнуть, когда ему приходила такая фантазия, и, взлетев на стропило, дразнить оттуда мужскую часть приглашенных — а ну, кому еще не слабо? На сей раз невестка его опередила.
— Что, похлопаем нашей скромнице-гимнастке? — процедил Роджер, наклонясь к Марго Стреттон.
— Нет уж. Ина в очередной раз выделывается. Не обращайте на нее внимания, мистер Шерингэм!
Майк Армстронг молчал.
— Если ее нарочно не замечать, то может показаться подозрительно.
— Понятия не имею, зачем Рональд ее позвал. Я бы — ни за что. Сколько раз я ее тут видела, столько она устраивала спектакли. Понимаю, он хотел видеть Дэвида, и пришлось приглашать и ее. Бедняга Дэвид!
— Он так терпелив!
— Я бы сказала, даже слишком. В том-то и беда. Филип Чалмерс говорит, что Ине надо было выйти за настоящего мужика, который лупил бы ее почем зря. Это единственный способ держать ее в рамках. А Дэвид для нее слишком воспитанный.
Майк Армстронг молчал.
— Вряд ли стоит спрашивать, как вы к ней относитесь, — улыбнулся Роджер.
Краешком глаза он следил, как дама, о которой шла речь, неэстетично корячилась на стропиле. Все, кто был помещении, сбившись в кучки, о чем-то оживленно болтали, старательно ее не замечая. Лишь многострадальный супруг стоял рядом, готовый поймать ее, если она вдруг оступится.
Марго Стреттон рассмеялась:
— Я не могу ее видеть. Слава богу, мы с ней не разговариваем — это так экономит время!
Майк Армстронг молчал.
— Наверное, вам пришлось нелегко — неловко все-таки отказать от дома своей невестке?
— Она не моя невестка, а Рональда. И ничего неловкого тут нет. Вообще она сама виновата. Однажды, когда мы с ней были в нормальных отношениях, она подложила мне большую свинью. Таких вещей не прощают.
Майк Армстронг нарушил молчание.
— А что она сделала? — сипло спросил он.
— О, это такая вещь, что я даже тебе не могу сказать, Майк, — весело прощебетала Марго, и Роджер подумал, что, видимо, так оно и есть.
Майк Армстронг наконец обратил угрюмый взор в сторону карабкающегося на стропило жалкого существа, посмевшего подложить свинью его Прекрасной Даме.
Последние корчи — и существо забралось-таки на стропило.
— Смотрите все! — завопило оно.
Оглянулся только Рональд — с другого конца комнаты.
— Очень оригинально, Ина, — сказал он равнодушным голосом. — Интересно, как ты теперь спустишься.
Кто-то поставил пластинку на граммофон, и танцы начались снова. Когда Марго и Майк Армстронг отчалили, Роджер побрел к Колину Николсону, тоже, как и он, не особенному любителю танцев.
— Что, Колин, может, примем вызов леди и залезем на стропило?
— Ха! — Николсон издал шотландский клич, на сей раз выражающий отвращение. — Грустное зрелище: женщина выставляет себя на посмешище. Лучше скажи, Шерингэм, что твоя криминология?
— А-а! — отозвался Роджер, и оба принялись живо обсуждать последнее дело об убийстве. В число достоинств Колина входил глубокий интерес к криминалистике, он знал до тонкостей все нашумевшие убийства последних ста лет как минимум и нередко снабжал Роджера подробностями позабытых преступлений, чем здорово выручал его в работе.
Но долго поговорить им не дали — миссис Стреттон снова принялась за свое.
— Рональд, я настаиваю, чтобы ты станцевал со мной "апаш". Мне безумно хочется. Ну Рональд, ну станцуй со мной "апаш"!
— Я не твой муж, Ина. Попроси Дэвида.
— О, Дэвид просто не в состоянии танцевать "апаш"! Ну пойдем станцуем, Рональд, а не то я просто обезумею, а тебе это не понравится!
Роджер и Николсон переглянулись.
— Это очень навязчивая дама, — беззлобно заметил Николсон.
— Что это с ней?
— Приступ демонстративности, — объяснил Николсон. — В обычном танце не выделишься. А ей постоянно хочется быть в центре внимания. Ты заметил, что с мужем она танцевать не хочет?
— Но почему?
— Он слишком мягок для нее. Он не сможет швырнуть ее как следует. А Рональд смог бы. Кроме того, Рональд не желает с ней танцевать, а ей уже этого достаточно.
— У меня бы давно терпение лопнуло. Гляди, гляди, Рональд, кажется, согласился!
Роджер не ошибся. Было похоже, что Рональд прекрасно знает, чего от него хотят, и решил выдать искомое в полной мере.
— Ладно, Ина. Так и быть, я станцую с тобой "апаш".
И схватив невестку, он раскрутил ее за руку изо всей силы и швырнул прочь. Она отлетела на другой конец комнаты, приземлилась на четвереньки и, вскочив, стрелой помчалась обратно. Минуты три Рональд швырял ее туда-сюда, в обход других танцующих, не желавших уступить паркет этой паре. На взгляд Роджера и Николсона, Ине Стреттон приходилось несладко, но, судя по неистовому крику, поднятому ею, когда Рональд перестал наконец ее увечить, странный танец, видимо, доставлял ей необычайное удовольствие.
— И это мать славного малыша, — с отвращением проговорил Николсон.
Роджер, единственный из гостей наблюдавший за происходящим с подлинным интересом, осторожно кивнул:
— Это очень характерно и, более того, символично.
— Что же это символизирует?
— То, что случилось с этой молодой женщиной, — и то, что с ней еще может случиться.
* 2 *
— Так-так, — сказал доктор Чалмерс. — Кажется, пора по домам?
— Ты вечно собираешься домой, когда я только-только развеселюсь, упрекнула его жена.
