Морриса Ханкера Эллери исключил сразу же — старый янки не отобрал бы хлебной крошки у воробья, даже умирая с голоду. Энни Финдли, разумеется, была для него неизвестной величиной, и напрашивался простейший ответ, что толстая коротышка горничная, не ночующая в доме, не смогла противостоять искушению в виде платья с блестками, фантастического парика и нарядных перчаток. Но Эллери понимал, что Энни, как и Ханкер, зарабатывала на жизнь благодаря нанимателям типа Джона Бенедикта и в маленьком городке вроде Райтсвилла едва ли могла постоянно снисходить к подобным слабостям, не будучи быстро разоблаченной. Кроме того, вороватая наемная прислуга была явлением, практически неизвестным Райтсвиллу. Нет, Энни не годилась на роль виновной.
Тогда кто? Если это был какой-то бродяга, то он мог бы найти в доме Бенедикта куда более ценную и легко сбываемую с рук добычу, нежели платье с чужого плеча, зеленый парик и пара дамских вечерних перчаток (наверняка не первой свежести). Однако три женщины больше не сообщали ни о каких пропажах. А если бы что-то исчезло у Бенедикта или Марша, он бы уже слышал об этом.
Подобные внешне тривиальные загадки всегда приводили Эллери в отчаяние.
Он двинулся вокруг дома, стараясь ступать неслышно. Фасад и боковая сторона, где должны были находиться кухня и буфетная, были темными — очевидно, Ханкер и Финдли уже убрали после обеда и ушли домой. Но на террасу проникал свет сквозь французское окно, которое Бенедикт установил в задней стене гостиной, реконструируя фермерский дом.
Эллери прошел по краю внутреннего двора, держась подальше от освещенного участка, и занял позицию на террасе под ветками сорокалетнего кизилового дерева рядом с домом, откуда он мог заглядывать в гостиную, оставаясь невидимым. Очевидно, в комнате было тепло, так как створка французского окна была приоткрытой. Эллери четко различал голоса.
Все были в гостиной: Бенедикт, его бывшие жены, Марш и девушка, которая могла быть только секретаршей Марша, мисс Смит. Она сидела на краю дивана, закинув ногу на ногу, с блокнотом на колене и карандашом наготове. На ней были белая блузка и скромная ярко-голубая юбка средней длины, а на плечи был наброшен белый кардиган, застегнутый на шее. В ней отсутствовало что-либо юное и даже женственное, если не считать стройных ног, — скорее ее можно было назвать мужеподобной, а косметика придавала и без того лошадиному лицу аккуратность цирковой лошади. Облик мисс Смит поведал Эллери кое-что о Марше. Мужчина, выбравший подобную женщину в качестве личной секретарши, наверняка посвящал все время в офисе только работе.
Две из бывших жен, казалось, состязались в роскоши вечерних туалетов, пробуждая мысль о стартовом пистолете, возвещающем начало регаты.
Светлые волосы Одри Уэстон оттеняли черный креповый жакет и черные брюки с широким красным атласным поясом выше талии, подчеркивающим грудь, и красными атласными туфлями на шпильках, увеличивающих и без того внушительный рост. На запястье красовался браслет из золотых звеньев, выглядевший достаточно тяжелым, чтобы служить якорной цепью, а в ушах — золотые серьги.
Если Одри «плыла под всеми парусами», то Марша Кемп ограничилась минимумом. Бирюзовое вечернее платье рыжеволосой дамы из Лас-Вегаса так тесно прилегало к телу, что Эллери удивлялся, как она может сидеть, не разорвав его по швам. Его интересовало, планировали ли совместно стратегию гонок первые две жены и достигли ли они консенсуса.
В противоположность им, природную смуглость Элис Тирни подчеркивали белые платье и аксессуары — она выглядела в них целомудренно-чистой и почти ослепительной. Казалось, Элис сознавала, что природные данные не позволяют ей соперничать с предшественницами, и намеренно избрала тактику простоты.
Но если изощренность Одри и Марши и сознательная безыскусность Элис были рассчитаны на пробуждение старых страстей в либидо Бенедикта, то глаза Эллери не замечали эффекта. По крайней мере внешне Джонни оставался столь же безучастным к их чарам, как евнух. Доказательством презрения к дамскому трио могла служить одежда Бенедикта. Можно было ожидать, что миллионер, такой придирчивый к облачению своих женщин, появится в смокинге, но, в отличие от Марша, Бенедикт надел обычный коричневый костюм — словно, будучи Джонни-Би, он мог позволить себе пренебрегать условностями, требуемыми от бывших жен. Это заставило Эллери увидеть старого друга в новом свете.
Подслушивая, Эллери не испытывал угрызений совести — с ним никогда этого не случалось, если было возбуждено его любопытство. Впрочем, он рекомендовал подобное не в качестве общей практики, а только — как и при установлении подслушивающих устройств — экспертам, служащим правосудию, к коим считал вправе относить и себя.
Насколько мог понять Эллери, они говорили о «новом завещании», которое Бенедикт поручил Маршу составить для него «завтра». Очевидно, он не сообщил бывшим миссис Бенедикт о рукописном документе, который подписал в присутствии Квинов в четверг вечером и который в данный момент лежал в кармане инспектора.
— Но это форменное мошенничество! — заявила Одри Уэстон.
— Мошенничество? — Рыжеволосая дама из Лас-Вегаса от души крепко выругалась. — Это просто убийство!
Элис Тирни выглядела расстроенной.
— Знаешь, Марша, твоя вульгарность удручающе неоригинальна, — сказал Эл Марш, стоя у бара и наливая себе выпивку. — Хотя признаю, она сразу дает людям понять, чего можно от тебя ожидать.
— Хочешь, чтобы я прямо сейчас прочла тебе персональную лекцию, Эл?
— Боже упаси, дорогая. — Он быстро выпил.
Эллери прижался к стволу кизилового дерева. Мошенничество? Убийство? Но потом он решил, что это гипербола.
— Пиявки! — Хладнокровия Бенедикта как не бывало. — Вы отлично знаете, что собой п-представля-ли наши браки. Сугубо деловые контракты, включающие постель. Но я п-покончил с этими глупостями!
— Спокойно, — предупредил его Марш.
— Вам же известны условия сделки! Они одинаковы в к-каждом случае — тысяча в неделю вплоть до вашего нового брака или моей смерти, а когда я умру, каждая из вас, если она не будет замужем, получает по моему завещанию…
«Интересно, которому?» — подумал Эллери.
— …кругленькую сумму в миллион долларов.
— Да, но вспомни, от чего мы отказались, — заговорила Элис Тирни негромким рассудительным голосом. — Ты заставил нас подписать добрачное соглашение, по которому мы должны были отказаться от вдовьих и всех прочих прав на твое состояние.
— Угрожая, если я помню правильно — а я помню, братец, — ядовито добавила Одри Уэстон, — что, если мы не подпишем, брак не состоится.
— Это фирменный стиль Джонни-Би, голубушка, — сказала Марша Кемп.
Эл Марш засмеялся:
— Тем не менее, девочки, вы совершили не такую плохую сделку, предоставив Джонни право пользоваться вашими впечатляющими телами в течение нескольких месяцев. — Он слишком часто подходил к бару — его улыбка была деревянной, а язык слегка заплетался.
— Но впечатлять они должны были не только видом, но и действием, верно, Эл? — Бенедикт изящно взмахнул рукой. — Д-дело в том, малышки, что я подумал как следует и пришел к выводу, что от вас я не получил ничего равноценного затраченным мною д-деньгам. Поэтому я изменил решение. Кроме того, в сюжете появился новый элемент, к которому я п-пе-рейду через минуту. Как я уже говорил, завтра Эл составит для меня новое з-завещание, и мне все равно, нравится это вам или нет.
— Погоди, доогой! — Теллула Бэнкхед появилась вновь. — Ты не можешь изменить подобное соглашение. У оскорбленной девушки есть права в стране дяди Сэма!
— Очевидно, ты плохо прочитала текст, Одри, — сказал Бенедикт. — Соглашения не ставят ваш отказ от вдовьих и других прав на мое состояние в зависимость от того, что я предпочту вам завещать. Прочти документы снова, Одри, и ты сэкономишь на гонораре нотариусу. Правильно, Эл?
— Правильно, — ответил Марш. — Соглашение никак не связано с завещанием.
— И если я передумаю насчет этих т-трех миллионов, вы ничего не сможете сделать. — Бенедикт сверкнул зубами в усмешке. — Уверяю вас, что наши планы абсолютно з-законны. А если возникнут сомнения, можете не сомневаться, что моя борзая обойдет ваших на любой беговой дорожке.
— Иными словами, ты прибегнешь к силе? — осведомилась рыжеволосая леди.
— Если буду вынужден.
— Но, Джонни, ведь ты дал мне слово… — заговорила бывшая медсестра.
— Чепуха.
Марша зажгла сигарету.
— Ладно, Джонни, каковы новые условия?
— Вы по-прежнему б-будете получать тысячу в неделю, пока не выйдете замуж и пока я не умру, но на миллион после моей смерти можете не рассчитывать.
— Почему? — Марша словно выплюнула вопрос.
